У неё был любовник, студент, он тоже учился в университете, только на курс ниже. Он был вял, педантичен, двигался в постели замедленно, так, что мысли её улетали далеко-далеко. Потом она неожиданно осознавала себя под ним, розовощёким и податливым на ощупь как резиновый пупс, со светлыми короткими редкими волосками на узком подбородке и выбритой эспаньолкой. Надо всем эти были губы, мягкие и тёплые, бедно-розовой раковиной. Особым искусством было увернуться от их пиявочного поцелуя, вовремя перевернуться на живот и слушать как они чмокают там на спине, тыкаясь в мини горбики позвононков под тонкой кожей, в скрепки рёбер, спускаясь всё ниже и ниже к мягким булкам.
- О, Саймон, подожди, подожди! Пожалуйста!-
пока холодные пальцы.. Эти его холодные как ледышки пальцы, даже в самую жару ледяные, как будто он только что вытащил их из холодильника. Вскочить и броситься в ванную комнату. Судорожно запереться на защелку, стуча зубами залезть в ванну и заняться любовью с самой собой. Слыша, как Саймон ритмично барабанит ладонью по тонкой двери. Переждать немного и вылезти, юркнуть в постель. Вытянуться так, чтобы что-то хрустнуло внутри, расслабиться и позволить ему делать с собой всё, что он захочет.
После Саймона был профессор. Лет пятидесяти, в мягких вельветовых штанах с бархатным отливом, висящих на бёдрах и спускающихся вниз свободно, по прежней моде. В тонком кашемировом джемпере с высоким воротом и в пиджаке с клетчатыми фиолетовыми заплатками на рукавах. В рыжих ботинках на толстой подошве. Таким она увидела его в первый раз в мае. В июне она уже была его любовницей. Встречались они тайно, в паре кварталов от университета. Она стояла около маленького кондитерского магазинчика с пыльной витриной, жмурилась на солнце.
Он подхватывал её на машине, низком лиловом седане полуспортивного вида. Потом они неслись вдоль набережной с ощущением, что пересчитывают задницей все неровности шоссе. Со свистом разворачивались перед маленьким домиком на тихой улочке. И шли по скрипучей лестнице наверх, на последний этаж. Профессор снимал эту квартиру для встреч с ней, так в ней никто не жил. Пока она валялась на жаккардовом диване, он заваривал в стеклянном чайнике душистый чай с травами и мелкими сухими цветочными головками. Готовил что-нибудь из пасты, щедро посыпая всё пряностями, мелко нарезанной зеленью. Пассировал помидоры в оливковом масле и вертелся перед ней в своих мягких, спускающихся складками на рыжие ботинки, вельветовых штанах. Звал к столу, откупоривал бутылку вина.
И говорил, говорил, не переставая. Даже в постели. Потом они валялись на большущих квадратных пуховых подушках, облокотившись на них спинами. Солнце садилось, оставляя рыжие отблески на стене. Не хотелось двигаться, шевелиться. Замереть и остаться здесь до утра. Но приходилось вставать и тащиться в общежитие. Сегодня ещё учить пятьдесят слов. Проклятье- пятьдесят слов! Целых пятьдесят слов!