Б Ы Л Ь - Ф А Н Т А З И Я
1.
В прошлом веке, где-то в середине,
Вряд ли кто-то вспомнит точно год,
Найден был мужик на белой льдине.
Плыл на ней, не ведая хлопот.
Никого не звал к себе на помощь,
Был он весел, пел и танцевал,
Называл кого-то тихо «сволочь»,
В океан с ухмылкою плевал.
Уходить со льдины отказался,
Упирался, матом громко крыл,
А ещё как чайка он смеялся,
Цепко лёд держал, что было сил.
Удалось связать, на борт доставить,
Крепким чаем с водкой напоить.
А потом уж хитростью заставить
Поскорее правды свет пролить.
Он сидел, привязанный к шезлонгу,
Под парами водки раздобрев.
Будто вторя призрачному гонгу,
Стал вещать тягуче, нараспев.
2.
Он отец Евлампий из Самары.
У него когда-то был приход.
Были в нём евреи и татары,
И любой другой честной народ.
Брал к себе в приход кого угодно,
Но смотрел, чтоб тот немного пил,
Одевался чтоб изящно, модно
И чтоб в цирк детей своих водил.
Чтоб в семье имелись две машины,
Чтоб два раза в год летал на юг.
И, конечно, чтоб имел причины
Сделать шире данной паствы круг.
Может, хочет стать он президентом,
Может, пол сменить давно мечтал,
Стать интим-салонов ВИП-клиентом.
В общем, как родных к себе их брал.
Взнос вступленья в церковь был скромнейший,
Жалкий миллион японских йен.
В этот день Евлампий в дар по гейше
Щедро раздавал мужчинам всем.
Приходские бабы не роптали.
Это ж вера! – нужно потерпеть.
Сами гейш они изображали,
Приходилось кланяться и петь.
И пока вся паства веселилась, –
Снова душ людских богат улов, –
В голове Евлампия теснилась
Мысль – достигнуть новых берегов!
Может, там, за дальними морями,
Где-то на краю большой Земли,
Сможет повидаться с дикарями,
Убедить, чтоб веру обрели.
3.
Не один уж год мечтал и грезил.
И однажды ночью, наконец,
Вымылся, побрился, патлы срезал,
На вокзал сбежал святой отец.
В товарняк залез. Пустым вагоном
По железке в Мурманск укатил.
Там, в порту, в слезах, с земным поклоном
Капитанов жалобно просил
Взять на борт его простым матросом.
Может он команду развлекать.
Например, похрюкать громко носом,
Спеть пупком, ушами станцевать.
Но не брал никто его с собою
Носом судна волны бороздить.
И Евлампий, преданный судьбою,
С грузчиками начал брагу пить.
Месяц пили в доке за тюками.
Беспробуден был хмельной угар.
Голым пел частушки с матюгами.
Кладовщик увидел тот кошмар.
И отца Евлампия турнули.
Выволокли утром, и на пляж.
Комом всю одежду, но вернули.
Мигом протрезвел скиталец наш.
И пошёл вдоль Баренцева моря,
Громко вместе с чайками смеясь.
«Что найду я, счастье или горе –
Всё равно!», – так думал он, крестясь.
4.
Через день на мысе Лысой Чайки
Повстречался путнику медведь.
А Евлампий, скажем без утайки,
Начал с голодухи чуть звереть.
Напугал он зверя грозным рыком,
Смрадный дух с натугой испустил.
В руки камень взяв, с безумным криком
Заскакал, как дикий гамадрил.
Мишка убежал по тонким льдинам.
Не встречал ещё таких людей
С видом обезьяньим, рыком львиным,
На губах с ошмётками слюней.
Есть хотелось просто до безумства.
Вдруг про рыбу вспомнил наш герой.
Приведя в порядок свои чувства,
Устремил на море взгляд он свой.
Лунку отыскать всего лишь нужно,
Сунуть руку, пальцем поманить.
Соберутся вмиг все рыбы дружно
Рыбье любопытство утолить.
И тогда зевать уже не стоит,
Нужно смело рыбину поймать.
Пусть отца собой она накормит,
Христианина, – надо понимать!
И ступил на лёд отец Евлампий,
И пошёл от берега в простор.
Не Азов, конечно, здесь, не Каспий.
Ветер колкий, цепкий, как багор.
Но живот уже слегка крутило.
Нужно лунку в льдинах отыскать!
Брёл Евлампий тихо и уныло,
Понемногу начал уставать.
За торосом сел в раздумьях тяжких.
В сон сознанье начало сползать.
Здесь в снегах, в перинах белых, мягких
Так тянуло просто лечь поспать.
5.
В этот миг, на грани сна и яви,
Прямо пред Евлампием, да-да!
Вдруг предстал архангел в свете славы.
Всё при нём – и меч, и борода.
«Хай, Лампаша! – начал речь архангел. –
Я архангел Майкл, ты в курсах.
Ты, дружок, такого набаландил,
Мы там в шоке все на небесах.
Ладно, свою паству оболванил,
Мастерски запудрив всем мозги,
Ладно, в доках месяц хулиганил,
Всех споил от баб до мелюзги.
Но вот мессианские потуги,
Обращать в христианство дикарей…
Мало тебе Пскова и Калуги?
Всех просторов Родины своей?»
Гордо вскинул голову Евлампий,
Выдержал архангеловский взгляд,
Встал на четвереньки, как на лапы,
И нахально начал: «Слушай, брат!
Не темни! Ему ведь там известно,
Почему я в батюшки пошёл,
Почему мне служба интересна,
Сколько благ я с верою обрёл…»
«Знаю, знаю…». «Нет, не знаешь, дядя!
Ты сотри усмешку-то с лица.
Или без суда решил, не глядя,
Превратить святого в подлеца?
Людям я всегда дарил надежду.
Женщины, мужчины – все равны.
Коль не хочешь сбрасывать одежды,
То хотя бы приспусти штаны.
Или вот со взносами устройство, –
Только добровольно, только сам.
Что же вызывает беспокойство?
Чем я насолил так небесам?».
И молчанье долго разливалось
По бескрайним северным снегам.
Время в море вмёрзло, показалось,
И пристала вечность к берегам.
6.
И архангел вдруг рассёк мгновенье
Своим словом, будто бы мечом.
«Вот тебе Евлампий наставленье,
Чтобы знал ты в жизни что по чём.
Хочешь плыть? – Плыви! На всё есть воля!
И мечтай о новых берегах.
Будут бить, то помни – эта доля
Выбрана тобой не впопыхах.
Ты смешон, Лампаша – это круто!
Будем за тобою наблюдать.
Я признаюсь, – будущее мутно.
Так что постарайся удивлять.
Посмеёмся мы в небесной ставке.
Мессианский пыл нам покажи.
А в начале шоу, для затравки,
О своих нам планах расскажи».
И Евлампий воодушевлённый,
Что он принят в круг своих почти,
И ни капли даже не смущённый
Выдал все заветные мечты.
Что, мол, хочет быть крутым пророком,
Быть крестителем, мессией и святым.
Но пока не знает где и сколько
Душ поймать приёмчиком простым:
Как всегда сулить благое царство,
Вечный кайф и жизнь на небесах.
Мужиков там ждёт пивное братство,
Ну, а баб – цветочки в волосах.
Содрогнулись небеса от смеха,
И архангел с ними хохотал.
В облаках вдруг сделалась прореха,
Пуховик на снег как дар упал.
«Надевай, тебе от нас подарок!
Долог путь и планов громадьё.
Ты заметил, – климат здесь не жарок.
Береги здоровьишко своё.
Ты сейчас уснёшь, ну как младенец.
Мы тебя на льдину поместим.
Вот уж в чём, а в чуде Он умелец!
Часто с Ним на пару мы чудим…
Мы тебя в Атлантику закинем,
К выходу из северных широт.
Ты, как на плоту, на этой льдине
По теченью двинешься в поход.
Главное, чтоб вера не остыла,
Сколько б ни проплавал ты морей,
Не гляди вокруг себя уныло,
Верь – отыщешь племя дикарей!».
Крестным осенил его знаменьем.
Не успел Евлампий рта раскрыть,
Как случилось в мыслях помутненье,
Растворив мальчишескую прыть.
Лёг в пуховике на снег колючий,
На сугроб головку примостив.
А архангел, он же дух летучий,
Даже толком крылья не раскрыв,
Вверх взметнулся с льдиной, как с младенцем,
На которой батюшка возлёг.
Спал Евлампий тихо, с миром в сердце.
Да и был полёт не так далёк.
Льдина приводнилась в океане.
Для посадки дали полный штиль.
И поплыл чаинкою в стакане
В океане лёд на много миль.
7.
Минул час и вот отец проснулся,
Стал моргать и в стороны глядеть,
Вспомнил Михаила, улыбнулся,
Начал с матерком частушки петь.
Видно было, прёт из сердца радость,
А душа так рвётся на простор.
Ведь ему теперь осталась малость –
Расширять морской свой кругозор.
Плыть себе и плыть, пока не встретит
Берег, а на нём его народ.
Если ни во что народ не верит,
В их сердцах свершит переворот.
Соберёт овечек кротких в стадо,
Души переловит в сеть любви,
А кого-то, если очень надо,
В глаз благословит, и «се ля ви»!
Чтоб не сдох Евлампий с голодухи,
Манна ему падала с небес.
И вино в кувшинах прямо в руки
Отпускал небесный Райсобес.
Как-то раз Евлампий так набрался
И такой завёл базар-вокзал:
Пред китом с белухою кривлялся,
Альбатроса сволочью назвал.
В общем, распалился не на шутку.
В чём-то был излишним эпатаж.
Небо поразмыслило минутку
И прикрыло данный патронаж.
И как будто видим стал на льдине
В тот же миг турист-мессионер.
Забурлило сразу же в пучине,
Мир вокруг не весел стал и сер.
Мимо проплывал огромный лайнер,
Пенным за собой крутя хвостом.
На носу курил бухой дизайнер,
Он и крикнул: «Тело за бортом!».
8.
Вот и вся история скитаний
В океане, в поиске мечты,
Вперемешку с капелькой страданий
И бурлящим морем суеты.
И команда лайнера смягчилась,
Услыхав Евлампия рассказ.
Что-то в их сердцах тогда случилось,
У иных пошла слеза из глаз.
От шезлонга тут же отвязали,
Дали шоколада с коньяком.
Молча он глядел в морские дали,
Шаря взглядом, словно маяком.
На призыв остаться, стать матросом,
Он лишь отрицательно мычал.
Если кто-то лез с другим вопросом,
Крыть молитвой с матом начинал.
Попытались отвести в каюту, –
Ветрена в Атлантике зима.
Боцман предлагал ему валюту…
Медсестра сказала: «Я сама!».
Шёпотом чего-то там на ушко
Батюшке смеясь произнесла.
Хитро поглядел, погладил брюшко
И ответил ей: «Нашла осла!».
Медсестра на миг остолбенела,
Словно бы бюстгальтер меньше стал.
Ей Евлампий гаркнул: «Что хотела?».
И вдруг от души захохотал.
Ласково приобнял он девицу,
Щекотнул ей шею бородой
И спросил: «Не хочешь освятиться,
Чтобы стать мне верною сестрой?».
Взгляд сестры смутился на мгновенье,
Алый цвет разлился по щекам,
И она озвучила решенье:
«Я согласна! Вот моя рука!».
Но команда стала возмущаться, –
Потеряли медика в момент!
Тут же капитан успел вмешаться,
Чтобы не случился инцидент.
«Всё нормально, братцы, это чувства!
И любовь ни мне, ни вам судить.
Это ж ни морковка, ни капуста,
Чтобы проглотив, переварить.
Вот ключи вам от моей каюты, –
Капитан им связку протянул, –
Пусть летят счастливые минуты!».
Тут же, не стыдясь, при всех всплакнул.
Разбрелась в печали вся команда.
Капитан на мостике рыдал.
Понимали, – надо, значит, надо!
И никто уж больше не роптал.
До утра в каюте капитана
Раздавались стоны, громкий визг,
Страшный скрип пружинного дивана,
Будто бы резвился василиск.
Прекратилось буйство лишь с восходом,
Весь сгорел любовной страсти пыл.
Тихо лайнер плыл по тёмным водам,
Спал и набирался новых сил.
9.
Все проснулись к времени обеда.
От бессонной ночи огневой
Отходили молча, без беседы,
Просто упиваясь тишиной.
Боцман вскоре первым заподозрил:
«Что-то долго голуби молчат!».
Капитан тогда себе позволил
Постучаться, как к царю стучат,
В дверь своей каюты – робко-робко.
И спросил: «Хотите шпрот? Вина?
Там в каюте есть специально кнопка…».
Но в ответ звучала тишина.
Капитан решил тогда проверить, –
Может, от любви случилась смерть?
Распахнул незапертые двери
И зашёл всё лично осмотреть.
Никого! Каюта опустела.
Беспорядок, сущий балаган.
Обстановка – будто всё горело,
А по центру сломанный диван.
Капитан с восторгом выдал фразу:
«Вот же черти! Был здесь адский секс!».
И к команде кинулся он сразу,
И такой с волненьем выдал текст:
«Не сдержать любовь, как птицу в клетке.
Унеслись на волю голубки!».
«Ты сегодня что – не пил таблетки? –
Кок спросил. – Ну, те, что от тоски?».
«Мне теперь таблетки не помогут,
Я теперь другой стал человек,
Я теперь любви хочу так много,
Сколько на Земле есть пресных рек!».
К шлюпкам капитан тогда метнулся.
«Отпустите, я хочу уплыть!».
Тут же на команду он наткнулся.
Те смогли унять шальную прыть.
Бережно связали капитана,
Дали тех таблеток ровно пять.
И в каюте, рядышком с диваном,
Уложили мирно отдыхать.
Боцман после этого признался,
Что заметил в шлюпках недосчёт.
Он когда по палубе слонялся,
Вышел покурить на левый борт.
И заметил, шлюпки не хватает.
От неё остался лишь брезент.
Он теперь, конечно, понимает –
Это от любовничков привет.
Ранним утром тихо улизнули.
И никто не слышал суеты.
Полное безумство, что рискнули
Плыть на шлюпке к берегу мечты…
10.
Ну, уплыли. Что ж теперь? Уплыли.
Шлюпку жалко? К чёрту! Есть ещё.
В память о сестре вина налили,
Выпили и сдобрили борщом.
Полетел по лайнеру дух хмеля.
Из медблока спирту принесли.
Тридцать литров сделали коктейля,
В спирт добавив джем из кураги.
Лайнер загудел, как рой пчелиный,
Продолжая плыть в далёкий порт.
Пенный хвост за ним тянулся длинный
И сиял на солнце белый борт.
К ночи под завязку все набрались,
Был напоен даже попугай.
И над ним до коликов смеялись,
Когда пел: «Америка гудбай!».
Трезвый капитан в своей каюте,
Одинокий, в полной темноте,
Вдруг дошёл умом до самой сути.
Раньше были мысли, но не те!
Вот кого всегда он помнить будет,
И во славу будет гимны петь,
И подхватят эти гимны люди,
Чтоб благословение иметь.
«Наш Евлампий, наш святой мессия! –
Капитан усердно повторял. –
О тебе узнает вся Россия, –
Север, Сахалин, Кавказ, Урал!»
Он запел: «Евлампий, аллилуйя!».
Ветер разносил надрывный плач.
Судно океан кидал, балуя,
Будто скорлупой играл силач.
В небе разгорались звёзды ярко.
С медсестрой Евлампий в шлюпке плыл.
Не желал другого он подарка.
К мессианству полностью остыл.
11.
Чем всё завершилось – неизвестно.
Кто куда доплыл – вообще вопрос.
Если всё же это интересно,
Есть желанье глубже сунуть нос,
Разыскать вам нужно капитана.
Люди говорят, он старцем стал.
Бродит по просторам Магадана,
Посетить планирует Ямал.
Рыщет по стране, народ пугает:
Мол, грядёт Евлампий! Будет суд!
Вот кого он лично оправдает,
Непременно будет сыт, обут.
Небо молчаливо наблюдает
Пьесу под названием «Бедлам».
И архангел Майкл вспоминает:
«Было веселее небесам.
Ты куда, Евлампий, подевался?
До каких земель сумел доплыть?
Как же над тобой тогда смеялся,
Что мечом хотелось землю рыть…».
Посмотрел на Землю с верхотуры,
Ликом посмурнел и заскучал.
Небо затянулось, стало хмурым,
И по крышам дождик застучал.
27.02.2015