- Папка... - как же больно. Почему же так больно... - Глаза не раскрывались.
Она увидела себя, стоящую на высоченно уложенном в тракторной тележке сене. Им не хотелось ещё раз возвращаться, и они втроём, две девчонки и их отец - папка, как называли его дочери - совершили невозможное: макушка стога возвышалась почти на шесть метров над землёй.
- Ну сползай, Жемчужина, по верёвке, я тебя подхвачу, - папка вогнал пару вил, одни над другими, в сено так высоко, как мог дотянуться чуть слева и справа от верёвки, - вот тебе ступеньки, чтоб не страшно было.
И она без страха скользнула вниз, чтобы упасть в сильные руки, подхватившие её и бережно поставившие на землю.
Снизу макушка надёжно увязанного сена казалась недосягаемой. Младшая сестра выпрыгнула из кабины трактора, тронула старшую за руку:
- Ну, мы и дали! Так высоко никто не складывает, да ровно-то как! Ты уже мастер. Вот уедешь, как мы без тебя?
А потом они потихоньку, чтобы не растрясти стог, ехали домой, перешучиваясь и радуясь тому, что сенокос для них закончен, а до школы ещё месяц, и можно будет нагуляться всласть, и дружно пели "А я маленькая детка" и "Контрабандисты", и им подвывал лобастый пёс, которого они брали с собой - в битком набитой кабине МТЗ царило именно то веселелье, которое завершает хорошо и вовремя сделанную работу...
- ...Папка, помоги... - она силилась разомкнуть ресницы. - да где же ты, папка?! - и... задула шестнадцать свечек разом, все до одной. Друзья хлопали в ладоши, младшая тихонько повизгивала от восторга, гремела музыка, и даже шампанское пенилось в разносортных бокалах - папка сам поставил его на стол и ушёл на улицу, и жарил там шашлыки и люля-кебаб, подавая шампуры в гостиную через окно.
Он ничего не сказал даже тогда, когда они выключили люстру и в комнате воцарился полумрак. Папка умел не мешать тогда, когда мешать нельзя.
- ...Папка, темно... - она чувствовала жар, который охватывал её, но боль отступала куда-то, стало легко, и она услышала знакомый молодой голос:
- Пар костей не ломит, Жемчужинка! А "ррррр" говорить будем? - он купал её, колыхался жаркий пар, огромные руки бережно намыливали маленькое тельце, окатывали водой, а она, забыв про всё, играла с ним в "повторяшки"
- Кррррраб! - говорил он, легонько покалачивая её распаренным душистым веником
- Кллллллаб! - отвечала она.
- Миррр!
- Миллл!
- Мурррр!
- Баррррсик! - пророкатала она, и папка подхватил её, прижал к себе и засмеялся:
- Урррра! Мы выросли! В снегу купаться пойдём?
- Пойдём!
И он шагнул за порог, усадив её на сгиб руки, а она, обхватив ручонками его шею, плотно прижималась к нему.
- Звёзды - папка показал на небо. - Звёзды, когда солнышка нету. Когда темно.
- Темнооо - протянула она. - Солнышка нету...
***
Пожилая женщина-военврач, стоя на коленях, склонилась над изуродованным телом совсем молоденькой девушки, почти ребёнка. Она знала, что такое болевой шок, но не было у неё с собой ни понтапона, ни промедола. Скорую она вызвала, и уже плыл издалека над Яузой надрывный вой сирены, но время уходило.
Губы девушки шевельнулись:
- Папка... - как же больно. Почему же так больно...Папка, помоги... да где же ты, папка?! - и вдруг ломкий от боли шёпот сменился интонациями совсем маленького ребёнка:
- Темнооо, - С побелевших до синевы губ слетел детский лепет, - темноо, солнышка нету... - и они застыли в странной, обиженной полуулыбке.
Военврач с ненавистью метнула взгляд на огромный внедорожник с "блатными" номерами, уткнувшийся смятой облицовкой радиатора в решётку парапета набережной и его водителя, который спокойно разговаривал по мобильнику...
.
12-24 июля - 21 сентября 2016 г.