Открытые двери

Анаста Толстова-Старк
"Чтоб в голову попала умная мысль, держи крышу сдвинутой. " -народная интернет-мудрость



Вчера, пока дома никого не было, – дети были в школе, муж – на работе, и даже собака заснула, пристроившись на чьей-то кровати – меня посетили. Несмотря на официально начавшуюся календарную осень, о чем мне торжественно сообщил мой старший сын за завтраком – он пошел в третий класс и знал о мире абсолютно все -  день был душный и сырой. Весь дом пропах каким-то сладковатым духом, который, как видно, решил поселиться у нас на лестнице – и сколько я ни открывала в эти дни двери, стараясь его каким-то образом выгнать, создавая сквозняки и отплясывая летучей мышью на ступеньках - дух по-прежнему висел тошнотворным невидимым облаком над лестничным пролетом, изредка усаживаясь на коробку с туалетной бумагой, которую я уже полгода спешу убрать в чулан. Вечером мой младший сын, завернутый в полотенце, с неоправданной скоростью бежал вверх по лестнице, подбирая свою зеленую тогу и сверкая голыми пятками. Я спрашивала его, что случилось. Он смешно округлял ореховые глаза и поднимал неизвестно от кого ему доставшиеся брови домиком. «Боится»
 - Ты боишься? Кого?
 - Не хочу. Боится.
Я вела его в спальню, вздыхая. Было достоверно известно, что под кроватью живет чудовище. Я каждый раз проверяла его наличие – под кроватью обнаруживались мелкие комочки пыли, был Лего-человечек без головы, какие-то магнитные буквы, но чудовищем и не пахло. Пахло влажным паркетом и молочным запахом, которым пропитываются простыни, когда на них спит ребенок. Я выныривала из-под кровати и говорила сыну, что чудовища нет. Он мне не верил – хоть и не спорил, но сомнение блестело у него в глазах, как отражение от пламени свечи. Я приносила ему в постель собаку – она, тяжело вздыхая, сворачивалась калачиком в изножье его кровати, блокируя все попытки сдвинуть одеяло. Сын сразу успокаивался – рыжухе он доверял больше, чем мне. Я гасила свет, целовала обоих в макушку, прикрывала дверь – вот и еще один день прошел – и шла желать доброй ночи старшему, который спал внизу – за компанию с папой, сбежавшим из супружеской спальни. Дух на лестнице проходил сквозь меня – и мне тут же начинало хотеться выйти во двор, вдохнуть ночной прохлады, как-то сбить с себя этот липкий сладковатый налет.
В тот день я открыла все окна и двери – стоячий, тяжелый, сырой воздух не желал передвигаться и не реагировал на мои заманчивые распахивания. Я варила тыквенный суп – запах специй, сладкий и пряный – добавлял еще одну ноту ко всем скопившимся в кухонном воздухе запахам. Я наливала себе холодный воды – хотя бы она не пахнет – и сбегала из кухни за компьютер. Там я немедленно залипала в своей писанине, теряя ощущение времени. Так было и сегодня – суп сварился, собака обошла три раза по дому, явно скучая, лениво покатала по ковру ядовито-розовую погрызуху, уже наполовину съеденную и ушла спать на мою кровать. Я стучала по клавиатуре, досадуя на себя и на время – оторваться не было никакой возможности – а меж тем приближалось время обеда. На клавиатуру село какое-то насекомое. Я рассеянно отогнала его – еще залезет между клавишами. Насекомое, обидевшись, резво побежало к стене, на прощанье выпустив облако стойкого запаха. Опять лесной клоп. Осенью от них не было никакого спасенья – они заползали в дом и упихивались во все щели и дырки, засыпали там вечным сном, и потом до следующей весны я продолжала находить везде эти серые, похожие формой на тыквенные семечки, трупики -  в детских комодах, в коробке с кашами, даже в собственном нижнем белье. Сейчас пару дней как клопы вновь активизировались и лезли в дом с небывалой настырностью. Я сметала их щеткой в блестящую жестяную банку из под кофе. От банки они впадали в ступор – дно блестело металлическим зеркалом – и сами сваливались туда, стоило поднести банку к белой неровной поверхности стены или потолка. Я выносила их на балкон. Они не желали вытряхиваться из банки и возмущенно жужжа, расправляли крылышки, суетясь и цепляясь лапками за бортик. Я стучала по стенкам банки, и они нехотя улетали, как маленькие истребители, тут же делая круг и вновь садясь на косяк двери. Я не знала, как с ними бороться. Дверь все равно открывалась, моя собака драла когтями москитную сетку – свободолюбивая и нетерпеливая, она не желала ждать пока я дойду до двери и выпущу ее во двор. Если можно было сделать дыру – песка ее делала. Рама от москитной сетки уныло валялась на балконе уже второй месяц. Муж нарочно медлил, то покупая неправильную резинку для уплотнения сетки по краям, то говоря, что сетка, приобретенная еще в прошлом году, недостаточно крепка, и ее хватит на один день. Я устала и перестала настаивать. Однажды я поставила сетку сама – потратив на это полдня на невыносимом солнцепеке – и была страшно горда собой – до тех пор, пока собака не боднула сетку своей рыжей башкой - та вылетела, а муж, посмотрев на мою работу и тщательно изучив рамку злополучной сетки, сообщил, что я все сделала неправильно. Я обиделась и предоставила ему делать с рамой все, что заблагорассудится. В итоге она так и валялась на балконе. Лето кончалось – клопы лезли – а муж, чтобы не расстраиваться, вообще перестал выходить на балкон.
Еще один клоп спикировал с потолка и сел на мою ручку с совой. Да сколько их там? Я подняла голову и обомлела – весь потолок кишмя кишел клопами.   Там были сотни. Они подлетали, жужжали, пихались, наползали друг на друга, деловито ходили по узким треугольным окнам под потолком, напоминающим глаза грустного слона. Они залезали и вылезали из щелочки между потолком и деревянной декоративной балкой, что шла вдоль потолка, определяя конек крыши. Мне стало жутко, и почему-то вдруг вспомнился фильм Хичкока «Птицы». В доме царило сосредоточенное жужжание – клопы изучали свое новое обиталище, отыскивая уютную норку для зимовки. Я взглянула на открытую балконную дверь – и увидела, как клопы, наматывая круги, изящными пируэтами влетают в дом и садятся на матовую стеклянную люстру, висящую над столом. Надо было что-то делать…Я бросила грустный взгляд на компьютер – там манила черным текстом недописанная страница, и по углам недовольно горбились замершие на середине действия герои, -  но по клавиатуре уже ходило три клопа, а один заполз на брелок с Муми-мамой с отбитыми ушами, что болтался на попе моего сотового телефона, и с явным удовольствие обнял обескураженную мать семейства  своими щетинистыми коричневыми лапками. Это было уж слишком. Я рванула в чулан за пылесосом и начала великую битву с клопами. Минут за двадцать – как раз к приходу мужа на обед с работы, я успела поймать почти всех клопов,разодрать себе ногу колесом пылесоса и раздавить большой синий детский восковой мелок , похожий по форме на те полосатые конусы, что ставятся на дороге, когда там ведут ремонтные работы – я поставила на него свой уборочный агрегат, когда пыталась дотянуться до новообразованной свободной колонии клопов на окне под потолком.Впоследствии выяснилось, что помимо всех этих достижений, я раздраконила пылесосную ось, на которой держались колеса.Завершающим аккордом я потянула себе шею и спину, танцуя с дополнительной насадкой удлиняющей шланг в тщетной надежде достать непрошенных гостей устроившихся на балке. Клопы, завидя мои пассы, быстро уползли в щель, а я заработала себе бессонную ночь с болью в шее. Зато будет время дописать главу. Я вытряхнула клопов из пылесоса на балкон, тщательно закрыв за собой дверь, закрыв на кухне окно, удостоверившись в отсутствии дырок на москитных сетках в спальнях. Клопы были, наконец, снаружи. Я почувствовала себя победителем и вернулась к своему тексту. Как только я начала набирать новый параграф, на лестнице забухали шаги мужа – надо было обедать…Вот, черт!
Через час после обеда я управилась с делами на кухне и включила кондиционер – было дико душно.  Муж грохнул дверью внизу, выводя велосипед - он возвращался на работу, прикорнув после обеда и предыдущей бессонной ночи проведённой за тестированием прибора в трансконтинентальном онлайн-режиме. Я опять засела за брошенный текст. С опаской взглянула на потолок. Клопы беспечно ходили по потолку, жужжа и раскланиваясь, почти в том же количестве, что и до моего с ними сражения, как хатифнатты в нежно любимой детской книжке.
Я больше не смотрела на потолок. Битва была проиграна. На лестничной площадке ехидно усмехнулся разлегшийся на жёлтом коврике дух. Я выключила кондиционер и открыла балконную дверь. Мимо меня серым самолетом пролетел маленький клоп – спеша на веранду в сторону облетающей шелковицы под окном.
Я не хотела запирать двери. Не хотела закрывать окна.  Муж пилил меня за то, что я напускаю в дом пыль и запахи. Но даже запах горелой резины, неожиданно появляющийся в ночи с улицы и врывающийся во сны навязчивой до удушья нотой, не мог меня отучить от этой дурной привычки. Я привыкла и к нему, пряча нос в одеяло. Я привыкла к органным гудкам паровозов на станции – они гнали свои составы под покровом ночи и объявляли об этом всем неописуемыми руладами тройного гудка, разносящегося, казалось, по всему городу – от шоссе до кампуса.
Но был еще запах ночной травы, запах кедровой стружки, что засыпала мои некачественные клумбы под окном, заросшие всяческой незапланированной растительностью. Был запах осенних кленовых листьев, кисловато-терпкий, как молодое вино, аромат жареного лука, который мне давно нельзя есть, долетающий по утрам из ресторана на станции. Иногда в дом просачивался дымок сигареты, что курил наш сосед. Он выходил вытащить почту из ящика, громогласно откашливался, сражаясь с эмфиземой и закуривал. Моя собака недовольно бурчала во сне – она боялась соседа, его кашля и сигарет.
Ночью, когда осенний ранний вечер перетекал в чернильную ночь, я, сражаясь с бессонницей, пыталась читать, борясь с искушением включить приложение текстового редактора и начать дописывать мою сиротливую главу. Штора колыхалась от ветерка, который привела за собой неожиданно холодная ночь. На краю занавески ярким зеленым пятном сидел маленький кузнечик, неизвестно откуда взявшийся. Он напоминал о дразнящих запахах свежесрезанной травы, о розах, что так и не выросли на гордо мной посаженном кусте под окном. О детском смехе, разлетающемся брызгами по прозрачной поверхности свеженаполненного садового бассейна. О таинственном стрекотании цикад, то на минуту замолкающих, то вновь начинающих свой бесконечный гимн августовской ночи. Обо всем том, что ты можешь пропустить, если закроешь сейчас окно…