И вот они снова сидят за столом. За тем самым столом, где во вторую их встречу они ели приготовленное им суфле и не без которого проходили все последующие их встречи у нее дома. Только в этот раз не раздавался громкий смех, не велась оживленная беседа, нет. Здесь и сегодня они сидели в гробовой тишине. Она молчала, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться и пыталась подавить в себе два желания, абсурдно граничивших друг с другом – броситься к нему на шею и долго-долго обнимать его и сомкнуть свои пальцы на все той же шее и придушить его к дьяволу. А он молчал, поскольку не мог найти слов. Всю ночь, проведенную в баре отеля, изливая душу бармену, ждавшему окончания смены, дабы выпроводить наскучившего клиента и всю дорогу от отеля к ней домой с утра он прокручивал у себя в голове всё, что скажет ей, когда придет. Но, увидев ее, он разом забыл всё, что намеревался сказать.
Зато он успел рассмотреть какой хаос царил в ее маленькой квартирке, этот «алтарь» из его вещей на полу. Не мог он не заметить ее замученные глаза, от слез, по всей видимости. Он был довольно внимательным и также углядел пожелтевшие пальцы на правой руке. Такое бывает, когда очень много куришь. Она, конечно, всегда много курила, но то «много» было ничем по сравнению с теперешним положением дел. Он бросил взгляд на ее одеяние, а одета она была ни во что другое, как в его футболку с дурацким рисунком. Она терпеть ее не могла, вечно твердила ему: «Тебе что, 15 лет? Футболка с супергероями, тоже мне, бэтмэн нашелся», а в конце концов забрала ее себе под предлогом, что ей не в чем спать. Однако за все то время, что он ночевал у нее, она ни разу в ней не спала, просто прикарманила себе, лишь бы он ее не надевал (хитро, не так ли?). Заметив его взгляд, она нервно смяла край футболки и закусила губу.
Они сидели в этой давящей тишине уже около часа и с каждой последующей минутой она давила на них, словно пресс для утилизации автомобилей. Он так и чувствовал себя – ненужной старой машиной, которую выбросили на свалку и вот-вот раздавят. Но у него, в отличие от машин на свалке, еще был шанс спасти себя, нужно было лишь выдавить хоть что-то из себя. Он отчаянно перебирал в голове фразы, которые можно сказать.
«Может предложить сварить ей кофе?», - подумал он, - «Конечно, предложи, если хочешь, чтобы этот кофе оказался на твоем лице спустя пару минут».
Она сидела напротив и чувствовала себя крайне не комфортно: она словно перенеслась в свои 7 лет, когда мама оставила ее в очереди на кассу в магазине, а сама куда-то ушла и ее все не видно, а очередь приближается. Она осознавала весь ужас своего положения, ведь она застал ее врасплох и видок у нее, да и у ее жилища был так себе. Погруженная в мысли о неубранной квартире, опухших глазах, полной пепельнице и прочей чепухе она так и сидела, теребя в руках зажигалку и кусая нижнюю губу.
«Черт, скоро ведь до крови закусает свои красивенькие губки…Может начать с банального «извини»?», - промелькнула мысль у него в голове, в ответ на которую сразу родилась другая, более разумная, - «Идиот, о чем ты только думаешь? Она не захотела слушать твои извинения, когда ты всего-навсего разбил ее любимую кружку! Ты помнишь, она не разговаривала с тобой целых два дня из-за какой-то кружки!»
Он вспомнил эту их первую ссору, масштаб которой сразу и не понял, как и большинство мужчин. После ему пришлось притащить ей десять разных кружек, чтобы она выбрала себе новую любимую. Ей приглянулась чашка, на которой красовалась мультяшная толстая коала с бамбуком, но остальные девять она тоже оставила себе. Правда три из них она потом разбила во время какой-то ссоры, суть которой никто из них уже не помнил. Но что он помнил точно, так это ее в гневе. О, какая она милая и забавная, когда пытается казаться злой и устрашающей, если бы она только видела себя со стороны, смеялась бы до колик в животе! Он невольно улыбнулся, но ее недоуменный взгляд вернул его в реальность.
«Нашел время улыбаться, кретин» - раздалось в голове у них обоих.
Понимая, что тянуть дальше некуда, он резким движением встал, подошел к ней и поцеловал ее. За эти несколько месяцев вместе он узнал ее практически от и до, на что обычно люди тратят годы. Хорошо это или плохо он не знал, но сейчас это уж точно сыграло ему на руку и он уж точно знал, что поцеловать ее – беспроигрышный вариант, особенно когда не можешь найти подходящих слов.
Через пару минут он все еще целовал ее, но уже на кровати. Все слова оправдания, сожаления, что струсил и оставил ее одну, обещания, что больше такого не повторится, все это он вложил в секс. Каждый поцелуй, оставленный на ее теле так и кричал «Прости меня».
Они смогли оторваться друг от друга спустя час, а может и два. Выбившись из сил, они лежали и было слышно лишь их учащенное дыхание. Ее волосы спутались и он нежно убрал их и поцеловал в висок.
Он лежал и гадал, всё ли сделал так, не выставит ли она его за дверь теперь, что теперь ему нужно сказать, но его мысли прервала она, заодно ответив на все его вопросы:
- И чего разлегся? Тащи сюда сигареты и пепельницу!
Он заулыбался, как мальчишка, которому подарили новехонький велосипед и встал за сигаретами. Обычно, она не позволяла курить в постели и всегда ругалась, когда заставала его за этим занятием, выйдя из душа. Но не сегодня.
Вместе с сигаретами и пепельницей он взял на себя смелость прихватить в постель ее CD-плеер, диск Эрика Клептона и наушники. Она восторженно захлопала в ладоши и стала напевать одну из песен. Пела она, признаться, отвратительно, словно целое семейство медведей прошлось по ее ушам и он, как всегда, зашелся смехом.
«Господи, я бы слушал ее гадкое пение до самой смерти, ну или до тех пор, пока мои барабанные перепонки не лопнут».