Изнасилование глава 2

 
   Глава 2.
   Спустя много лет после развода Катюши с Вадимом и, когда ей  было далеко за тридцать лет, погостив летом в Москве, она написала  в местную Люберецкую газету объявление в рубрику «Знакомства для создания семьи», которые впервые появлялись по большим городам некоторых газет.  Получив несколько звонков и даже писем, с одним из претендентов на руку и сердце завелась длительная переписка, которая длилась почти полгода или всю зиму. Мужчина по имени Василий, жаловался, что надоело одиночество, которое он коротает один уже много лет, т.к. не может найти порядочную женщину,  что все три бывшие жены ему изменяли,  что сам увлекается творчеством, пишет стихи, которые неоднократно присылал  Кате, почти в каждом письме. Катя в свою очередь, увидев в человеке единомышленника во взглядах на жизнь,  в творчестве, потому что и самой ей приходилось марать бумагу стишками, если находило вдохновение, всегда отвечала на письма Василия, и отвечала более распространенно, более длинными текстами, философскими рассуждениями, иногда целыми откровенными рассказами из своей жизни. Договорились о встрече летом.
   Василий жил в Лыткарино Московской области. Катя же, приезжая в Москву, останавливалась в Люберцах у двоюродного брата. Как и полагается мужчине, он не требовал от Катерины, приезжать на встречу в Лыткарино, а назначил свидание в сквере в самих Люберцах и так, чтобы Кате не сложно было искать их место встречи. Когда Катя пришла на свидание, одиноко на лавочке сидел мужчина в коричневом костюме, заложив ногу за ногу и распластав руки вдоль спинки лавки. Увидев Катю из далека, он мгновенно встал, что Кате не пришлось сомневаться в том, что этот человек ждет ее. Подойдя к нему ближе, он подал ей руку и поздоровался, затем предложил рядом присесть. Катя присела, но и повернулась лицом к живому незнакомцу, чтобы разглядеть его. Он был темноволос, прическа со срединным пробором и прямыми зачесанными в обе стороны волосами. Коричневые брюки имели очень широкие брючины, то ли клеш, то ли покроя еще 50-х годов. Рубашка на нем была какого-то грязно зеленого цвета, не то что военного хаки, а помесь серого с салатовым. Галстука на нем не было и воротник рубахи покрывал верхний воротничок жакета. Оставалось одеть на него фуражку времен Ломоносова, дать в руки гармонь  и перед Катей стоял бы гармонист русских частушек.
  На лицо он выглядел лет за сорок.   Веерные морщины от глаз на висках,  скулы с двумя глубокими складками у носа,  сам нос  -  с большими длинными ноздрями, от того и видневшимися, хотя и не вздернутыми, а губы были настолько худыми, что как будто их  не было вовсе. От этого его рот выглядел начерченной полоской, быстрым росчерком рисуемой на бумаге рожицы. Когда он говорил, его рот почти не открывался, а если говорил громко, то форма рта зияла от эллипса до окружности и обратно. Весь внешний облик его лица был не то, что не красивым, а каким-то отталкивающим. И хотя Катя получала в письме от него фотографию, на ней он не был таким, как в жизни. Может фото было давнее. времен молодых лет и отретушированное фотографом, правильно выбранного профиля и т.д.   Вобщем , внешность его Кате ужасно не понравилась, но показать это или сказать  с первых минут встречи, было не прилично и не уважительно к самому человеку.
  -  Куда пойдем? – было первым вопросом Василия.
  - Не знаю – ответила Катя.
  - Но вести тебя в ресторан, у меня нет денег.
 -У меня  - тоже.
 - Здесь мы долго не усидим, замерзнем – прокомментировал Василий.
   Действительно, уже вечерело,  июньские дни еще не отличались летней жарой, а вечером бывали даже заморозки. И хотя Катя предвидя вечернюю  прохладу    одела шерстяное платье, то даже в нем ей  было прохладно.
  -  У меня здесь невдалеке живет моя тетка, я предупредил ее, что загляну сегодня к ней с тобой в гости посидеть часок-другой, пошли! – он схватил Катю за руку, и даже не спросив, согласна ли она идти с ним дальше, потянул ее за собой.
   Катя не сопротивлялась и шла, только попросила, отпустить ее руку. Шли они не долго, буквально несколько поворотов между высокими домами, после которых открылась площадка с частным сектором домиков вдоль узкой улочки.
   Катя вдруг остановилась, сказав, - Я туда не пойду…
   - Почему?
  - Я боюсь
  - Кого?
  - Бандитов- нашлась ответить она, а в действительности, ей просто не хотелось никуда идти с этим человеком и надо было найти какую-то причину отказа.
Но такой находкой ответа, она сделала еще хуже, потому что Василий тут же  стал  ее  уверять, что он мужик бывалый и любому даст отпор, потому ей абсолютно нечего бояться.
Пришлось Катерине идти дальше. Когда они зашли в дом его тетки, он даже не познакомил с ней, да и она почему-то сидела спиной  к вошедшим гостям в дальнем углу комнаты. За руку он сразу повел Катерину в следующую комнату, двери которой закрыл за собой. Комната оказалась крохотной, в которой стояла одна огромная никеллированная кровать с нагроможденными на ней подушками в ажурных белых наволочках. Василий тут же  повалил Катю на кровать так быстро, что она и сообразить ничего  не успела, задрал ее платье, содрал трусы, но в этот момент Катя успела больно ударить его ногой. Тогда  он резко отогнул ее ногу в бедре так, что хрустнули связки и от боли Катя резко закричала. В ту же секунду он рукой закрыл ей рот, и начал свое непристойное дело. Катя мычала, иногда удавалось закричать, но никто на ее крики не приходил на помощь. Очевидно, все было договорено с хозяйкой дома,  и Василий не единожды приводил сюда женщин. Кате было вначале очень больно, но потом она почувствовала какое-то хлюпанье и мокрую течь по ее ягодицам.
Но Василий продолжал свое мерзкое дело.  Когда же он встал, весь его половой член был в крови. Он заматерился, схватил белую ажурную накидку с подушки,  вытерся ней, затем бросил на пол. Катерина приподнялась, руками наощупь поискала трусы, но трусы были разорваны -  и одеть нечего. Когда она полностью встала на ноги, почувствовала, как потекло по ее ногам. Очевидно, мерзавец своим грубым обращением спровоцировал Кате наближающиеся днями месячные. Все так же быстро он схватил Катю за руку и потащил к выходу.
      Катя оказалась в темном чужом дворе совершенно одна. Уже стемнело, а куда идти она не знала. Но тут из хаты вышел все же Василий, снова схватил ее  за руку и потащил со словами: - «Пошли, отведу, а то блудить  будешь, еще на ментов напорешься, им все расскажешь…»
 Он шел быстро, почти бежал, за руку Катю держал мертвой хваткой, что ей пришлось тоже бежать. По ее ногам продолжало течь и уже туфли были мокрыми настолько, что пятки выскакивали из задников. Когда приближались к ее дому, она, наконец спросила: - Зачем ты так?
- А ты что думала, дура старая, мужа найти через газету или ё-ря…?
  У самого ее подъезда он отпустил Катину руку, и быстро побежал прочь. Не пошел, а побежал кроссом, очевидно, боясь, что Катя может кого-то позвать и он еще получит по мордам.
   Катя вошла в подъезд, там горел свет,  и она смогла  осмотреть себя. Все ноги были залиты кровью, подолом платья она постаралась их вытереть до незаметности и лишь тогда нажала кнопку лифта. Двери открыл  брат. Ничего не сказав, она сразу бросилась в ванную комнату, сказав, что очень хочет в туалет.
 Долго мылась, стирала платье и туфли, но выйти, чтобы переодеться было не в чем. Пришлось одевать на себя мокрое платье, и лишь тогда,  идти в свою комнату. Брат с женой еще не спали, в гостиной смотрели телевизор. На цыпочках она пробралась в спальную комнату, куда ее поселили, не включая свет, нащупала в сумке свой халат, трусы и прочие принадлежности,  переоделась и юркнула под одеяло,  накрывшись с головой. Вдруг она почувствовала, как дрожит все ее тело, донимает озноб. Но это была не температурная дрожь, ее трясли  нервы от перенесенного стресса.   «Как же так? Значит, в газету пишут и откликаются только  не порядочные люди?» - размышляла она. – « Но тогда, зачем эта длительная переписка, уверять  в порядочности и серьезности намерений? Неужели у мужчин, желающих только секса, нет возможности рядом найти женщину с такой же потребностью?» Она была морально убита, психологически раздавлена, и душа болела не физической, а духовной болью.  Хотелось бежать, кричать, мстить, кого-то бить или биться самой головой об стенку, но только не лежать и терпеть гнетущую досаду.
    В эту ночь спала Катюша плохо, ей все время снились кошмары, как будто кто-то душит ее за горло и огромные морды динозавров надвигаются на нее. Проснулась она рано, умывшись от сна, решила приготовить завтрак для всех. Тихонько открывала шкафчики, тихонько доставала кастрюльки и сковородки, продукты из холодильника. Поджарив картошку с яичницей и колбасой, поставила сковородку на средину стола, накрыв ее плотно крышкой, чтобы не остыло. Но брат, собираясь на работу, так и не позавтракал за столом, а открыв крышку сковородки, взял кусок хлеба, положил на него яичницу и кусок колбасы, бросил в кулек, сунул в портфель и убежал. – Что не будешь завтракать? – спросила Катя, когда он еще открывал крышку сковородки. - Нет, некогда, Катюша, спасибо, я опаздываю!
   Жена брата, Нина, еще спала и Катя, чтобы не разбудить ее, снова закрылась в своей спальне, решив тоже еще поспать. Но потом спохватилась, что проснувшись, невестка будет ее расспрашивать о вчерашнем свидании, а ей не хотелось ничего говорить, и  она еще не придумала что соврать.  Тогда Катя оделась  и  ушла из дому. Долго гуляла по Люберцам, присаживалась на лавочки в скверах, заходила в магазины, но ничего не покупала, а только рассматривала товары, а в голове постоянно гуляли мысли: «Пойти плюнуть ему в лицо, или взять в руки розгу и когда откроет дверь, смазать этой розгой его морду, или больше того, купить бутылку уксуса и вылить ему в глаза?» Она жаждала,  хоть какой-то физической расправы над ее насильником, желая мести не только за физическое,  сколько за душевное изнасилование и боль.  Она также понимала, что ни брату, ни его жене, никогда не расскажет о  случившемся с ней позоре, поэтому отомстить за нее некому, кроме  -  самой.
Рассуждая так, Катя твердо решила действовать  и направилась на автобусную остановку, ехать в Лыткарино по адресу, указанному на конвертах писем, которые он ей присылал.
    Ехать пришлось около получаса, а может и долее. Катя времени не засекла, но дорога вдоль лесопросек или лесопосадок, ей показалась очень долгой, пока не показались  строения пяти- и девятиэтажных домов. Спросив у водителя необходимую ей улицу, она вышла из автобуса на остановке возле девятиэтажки на первом этаже которой, располагался Гастроном. Обойдя дом, чтобы войти во двор, нашла нужный подъезд и этаж. Поднимаясь по ступенькам, нарочито не использовав лифт, чтобы все еще продумать каждое свое движение. Она решила все же только плюнуть ему в лицо, розгу и уксус передумала применить, как опасное деяние, за которое можно в тюрьму попасть или самому подвергнуться травме. Постояв несколько минут у двери, она усердно собирала слюну во рту, чтобы сразу брызнуть ней, если двери откроет он. А если его жена или кто другой? Тогда проглотит слюну и заговорит. Что будет говорить, она продумала тоже. Впрочем, ничего не будет говорить, а отдаст ту пачку писем, которые писал ей он, и которые у нее были с собой в сумочке.
   Нажимать на кнопку звонка Кате пришлось не один раз – никто не открывал, но она продолжала ждать. Наконец защелкал замок и  дверь приоткрылась. К ее счастью за дверью стоял он!  Не дожидаясь ни его реакции, ни каких-то слов, она тут же выплюнула всю набравшуюся во рту слюну на своего обидчика. Но…,  плевок оказался  то ли сильно тяжелым, то ли она с недостаточной  силой его совершила?  Плевок этот не попал ни в лицо, ни на одежду ее обидчика, а тяжело шмякнулся на порог двери,  все же упав на носок его домашнего тапка, и только благодаря тому, что он выставил свою ногу на порог. Катя собралась пырснуть еще раз, но в тот же миг дверь захлопнулась.
   Она быстро стала спускаться по ступенькам, но через несколько секунд услышала сверху шопото-крикливые или шипящие слова: «Чего пришла, у меня жена присмерти, а она приволоклась?! Только попробуй еще прийти, шлюха!» Катя не останавливалась и продолжала бежать. Выйдя во двор, перевела дыхание и стала думать, какой дорогой лучше уходить, чтобы замести следы на случай, если он еще надумает выйти. Решила не идти сразу  на автобусную остановку, а переждать, зайдя в гастроном. Но тут, вдруг  остановилась, вспомнив про письма, которые оставались в ее сумке и, которые  не пришлось никому  отдать. Решение пришло мгновенно: она вернулась,  и выбросила всю пачку писем в мусорную урну возле его подъезда, рассчитывая на то, что дворника не обойдет любопытство,  и письма прочтут. А прочтя, конечно, поделятся их содержанием с дворовыми сиделками лавочек, а дальше  слухи разойдутся в геометрической прогрессии. 
   Зайдя в «Гастроном», Катюша, услышав запахи съестного, сразу вспомнила, что очень голодна, потому что с самого утра ничего  не ела: не завтракала и не обедала. Но здесь можно  и перекусить – выпить кофе с бутербродом, которые она заказала и разместилась  завтракать  за высоким столиком у окна.  Бросив мимолетный взгляд в окно, она вдруг  увидела его! Он бегал по скверу все в тех же домашних тапочках, но с белой лохматой и довольно грязной болонкой на поводке. Голова его все время поворачивалась из стороны в сторону. « Явно, пытается увидеть где-то меня, еще не уехавшею» - тут же промелькнула мысль у нее.  Катя, допив кофе, не спешила уходить, продолжала из окна наблюдать за ним. И только, когда он исчез совсем, пошла на остановку автобуса, но совсем в другую  сторону от той, которая была возле его дома. Сев в автобус и наблюдая в окно, Катя опять увидела его, стоящего все с той же собачкой на своей остановке.  Проводив его последним взглядом, Катя погрузилась в собственные мысли. Кажется, она была всем довольна, вот только последние, брошенные ним слова, немного щемили сердце.  «Значит, у него есть жена, да еще больная жена. Вот же наглец, за спиной у больной жены он заранее ищет  другую, или не ищет, а только ищет секса, за неимением от больной жены. Мужики, мужики, сколько же у вас подпольной подлости по отношению к нам, женщинам или женам»  - размышляла Катя, а за окном мелькали деревья, и эта сплошная зелень природы немного  успокаивала ее гневные мысли.
    В дом к брату она вернулась только к вечеру.
   - Где ты гуляла весь день? – было первым вопросом жены брата Нины.
   -  Ездила в Лыткарино, к другу по переписке.
  - А что же вчера, ты его видела?
  - Нет, не видела он не пришел.
   - И что же?
  - Он оказывается женат, так что все окончено.
  - Зачем же он тогда писал и звал в гости? – уже недоумевала невестка.
  - Не знаю зачем? Ради спортивного интереса, что ли? Может, ему просто понравилось вести со мной переписку?
 - А в гости зачем, если дома жена? Да и тебе ехать  автобусом не пару остановок, а поездом тысячу километров к нему на  свидание. Это же,  просто  нахальство,  с его стороны, - уже возмущенно гласила Нина.
-  Может быть, может быть, - отвечала Катерина, - но меня это все больше не интересует,  завтра я уезжаю домой и мне надо собираться в дорогу. Володя дома? Я хочу с ним выяснить еще некоторые свои  вопросы.
   - Володи еще нет с работы, будет поздно вечером. Но ты бы еще погостила, наварила бы нам еще украинского борща.
  - Борщ я могу и сейчас сварить, а завтра утром на поезд.  На утренний  поезд  легче билеты купить, чем на вечерний.  Володя  машиной до работы  на Киевский вокзал меня  отвезет?
   - Отвезти то отвезет, а  все же осталась бы еще хоть на пару дней.
  - Нет, не могу, я детей оставила на мамины руки, а ей тоже уже нелегко с ними.
Поезд «Москва – Киев» набирал скорость. Вот уже осталась позади белокаменная Москва,  и поезд вырвался на просторы полей и лесов. За окном  березовые рощи в белоснежном убранстве высоких стволов, настолько слепяще белых, что кажется среди разгара лета летишь вдоль снежной зимы. Затем  дубравы вперемешку с хвойными лесами и наконец, бескрайние поля, плывущие то черными, то зелеными, то сплошь желтыми волнами. Рядом с окном на холмистых склонах путей можно разглядеть сплошным ковром цветущую таволгу, или желтоискрящийся желтушник, зеленоватый кипарисный молочай. Подъезжая к станицам, вдали виднеются серого, иногда  черного облекшего цвета старые русские домишки.
Совсем рядом на самом окне вагона постоянно мелькают электрические провода железной дороги, по которой едешь, они то сужаются, то скрещиваются, затем широко расширяются и снова сужаются, скрещиваются, расширяются итак постоянно, пока поезд летит на полной скорости. Катюшу всегда удивляла  эта странная  двухструнная игра проводов, не  понимая ее технической  или оптической природы.
    Вдруг в купе зашел молодой человек, явно не садившийся на ближайшей станции, потому что вошел без вещей.
    - Вы до Киева? – обратился он к Кате, открывая полку и доставая оттуда свои вещи. – Что нового в Москве, чем она уже дышит теперь,  задыхается?  Давненько  не бывал я в ней, а сей раз только  проездом пришлось.
   - Не знаю, я не москвичка, съездила только в гости к брату на пару дней.
  - А…а…а.. Так вы хохлушка! Понятно, тогда конечно, не знаете.
Ну что же, расспрошу  по дороге у кого-нибудь из москвичей.
   Молодой человек постелил себе постель на верхней полке, запрыгнул и улегся спать.
   Катерина в поезде спать не могла, ни днем, ни ночью, ей всегда мешал уснуть постоянный стук колес и грубые толчки вагонной колыбели.
    «Ах, да! Так я же хохлушка! – вдруг осенила Катерину  новая мысль. -  Вот с какой целью мог меня раздавить, смешать с грязью, оплевать, этот «русич»  из Лыткарино?! Они любят это делать – показывать  свое превосходство нации  путем собственного высокомерия, тщеславия, хвастовства и колкого унижения другого. Вот в чем основная причина его надругательства надо мной» - заключила она и постаралась отвести свои мысли в другое русло, чтобы больше никогда не думать и не вспоминать об этом…
    Возвратившись домой, Катя забрала от матери своих детей, окунулась в семейные заботы, а этот кратковременный эпизод из своей жизни выбросила   навсегда,  и никогда никому о нем не рассказывала.