Эй! Моряк...

Белякова Надежда
Надежда Белякова


Эй! Моряк...
 



Когда в моём детском саду объявляли карантин,мама брала меня с собой на работу. Так же она поступала и во время моего обучения в младших классах. Потому, что бабушек-дедушек у меня не было. А значит,не с кем было оставить меня дома под присмотром. Мама работала  художником – модельером в главном тогда  в СССР доме Моды  нашей страны, в ОДМО «КУЗНЕЦКИЙ МОСТ». По дороге, строго поясняла мне, что вести я себя должна так тихо, чтобы никто меня не замечал. Придя на работу, она доставала карандаши и блокноты с ее набросками «для себя» - идей будущих шляп.  Она разрешала мне рисовать на обратной стороне. Мое же рисование имело одну главную задачу: тянуть время и никому не мешать в течении рабочего дня. Поэтому мама меня усаживала, где-нибудь в уголке, чтобы я, тихонько рисуя, помалкивала.   И сегодня у меня хранятся такие пожелтевшие странички и с ее рисунками, и моими «каля-маля» на обратной стороне. Они сохранились, потому ей понравился, какой-то из моих рисунков.
  И я научилась вести себя - «тихо–тихо». Особенно, когда мне было что-то интересно. А на "Кузнецком МОСТУ", на просмотрах новых модных моделей,- всё было не просто интересно, а потрясающе зрелищно и очень интересно. Мне запомнилась царящая там в период «Хрущевской оттепели», то есть начале b cередине 60-х годов, атмосфера восторженного творчества, наполненная радостью и  молодым дерзким задором.  Взгляд, устремленный в будущее с оптимизмом был свойственен тем временам. И улыбались люди в начале шестидесятых как-то особенно открыто и радостно, потому что устремлены было в будущее-"Завтра будет лучше, чем вчера"-пелось в популярной в те времена песенке.
И сам "Зеленый зал" этого огромного дома современной моды был очень торжественен и красив.  Он был похож на зал театра, но сцена проходила по середине, длинная, вытянутая- она была выше расставленных вдоль её стульев, стоящих с обеих сторон подиума в несколько рядов. Так называлась эта вытянутая в середине зала сцена- подиум. Или, как весело между собой называли ее работавшие там художники-модельеры и манекенщицы - «Язык».
Там  в «Зеленом зале проходили репетиции будущего большого показа моды новых коллекций, который был похож  красочный спектакль, в котором участвовали женщины нездешней красоты и, немного непривычной в советской действительности: гордость ОДМО "Кузнецкий Мост" - манекенщицы. Они по этому «языку» ходили в красивых платьях,  модных пальто и в созданных моей мамой шляпах. Это были невероятно красивые манекенщицы. Их красота ошеломляла и поражала, словно появились они из другого невероятно красивого мира, как обещание и надежда, что где-то совсем рядом есть волшебный мир красоты. А они, эти дивные, очень высокие красавицы, как яркие птички вдруг прилетели к нам. Быть может случайно. По ошибке. Мне запомнилось то, что, чтобы погладить меня по  голове, им приходилось нагибаться ко мне чуть дольше,чем обычным тетям - соседкам  или воспитательницам в детском саду. А мне, чтобы полюбоваться ими, приходилось особенно высоко задирать голову.

Я любовалась и рисовала прекрасную, как сказочная королевна, голубоглазую блондинку Милу Романовскую с пристальным взглядом светло голубых глаз. И удивительную, бывшую уже тогда звездой подиума-Регину Збарскую. Так однажды, когда я была у мамы на работе, я увидела Регину Збарскую, находившуюся там на примерке новых моделей будущей коллекции Дома Моделей.
В тот день они с моей мамой - Маргаритой Беляковой,примеряли созданные ею новые шляпы для будущей коллекции. Обе они были очень серьезны, что в моем представлении контрастировало с праздничностью веселых разноцветных шляп. И эта невероятно красивая кареглазая красавица была похожа на старательную ученицу, внимательно слушавшую рекомендации, как она должна носить ту или другую из примеряемых шляп;как повернуть голову, и как она должна взглянуть, куда-то вдаль-весело, задумчиво или печально.
Когда мама вышла из своей служебной комнаты, я, осмелев, подошла к Регине Збарской. И спросила Регину, пока она с удивлением рассматривала ее " портрет" моего изготовления, который я только, что нарисовала.
   - Настоящая «каля-маля», как называла те мои детские рисунки мама.
   - Регина! А ты знаешь мою любимую песню? - спросила я.
   - А какая твоя любимая песня? –переспросила Регина.
   - "Эй, моряк ты слишком долго плавал!   Я тебя успела разлюбить...."- спела я  припев то шепотом, то в полный голос.
Оказалось, что Регина знала этот чудный шлягер тех лет из кинофильма "Человек Амфибия" с молодой Анастасией Вертинской. Да еще и со всеми словами !!! А я знала только припев. Регина помогла мне заучить эту песенку. Она здорово, даже как-то залихватски спела ее. Явно с удовольствием, отбивая такт стройной ножкой в туфельке на тонком каблучке.  Так, что видела я и какой милой, артистичной и веселой она была. Помню глаза Регины Збарской – горячие, карие и грустные, словно глубоко заглядывающие и всматривающиеся в человека. Впрочем, грустными они мне могли запомниться потому, что смотрела она на меня. А обращавшие на меня внимание сотрудники мамы, немного жалели меня, потому что вместо игр с детьми, я просиживала день у мамы на работе. И совершенно напрасно жалели. Мне было так интересно там! И все увиденное сливалось в удивительное зрелище. И ничем на мой взгляд не отличалось от культурных походов с мамой в ее творческий день или в воскресенье на выставки, в кино или на концерты.  Поэтому и "пересиживание" детсадовских карантинов у мамы на работе казалось развлечением и удовольствием. Я даже черные обтянутые тканью портняжные манекены с наколотыми на них образцами тканей, что делало их похожими на  пестрые современные инсталляции, принимала их за « черные скульптуры». Как-то раз до этого мы с мамой в один из ее творческих дней были в Пушкинском музее. Там мама показывала мне скульптуры в залах Античных слепков. Где многие Богини дошли до нас через века, потеряв руки, ноги, а некоторые даже головы. Поэтому - портняжные манекены, обтянутые черной тканью, расставленные по всем комнатам, где работали модельеры, я приняла  за скульптуры, такие же, как и белые- мраморные и гипсовые т женские торсы без рук, ног и без голов-скульптуры   в Пушкинском музее.
А то, что на них были наколоты  разноцветные ткани, которым предстояло превратиться в новый модели, делало их веселыми и забавными. И поэтому нравились мне гораздо больше, чем белые в строгих залах Пушкинского музея.
   По дороге домой, рассказывая маме, что мне в тот день более всего запомнилось и понравилось, я ей как-то призналась,что, конечно, не считая тетей-моделей, мне больше всего понравились "черные скульптуры".
Но мама понять не могла, какие "черные скульптуры". И, махнув рукой, ответила:
  - Опять сочиняешь! Там нет никаких скульптур!
  Дома, вспоминая увиденное, я продолжала рисовать красавиц- манекенщиц, которые   демонстрировали  модели одежды на просмотре в Доме Моделей. Что меня нисколько не удивляло, потому что приученная быть на выставках, все по той же причине, что меня «вечно не куда было девать» я все это воспринимала,как те же выставки или спектакли ,на которых мне приходилось бывать с мамой.
В тот день, побывав у мамы на работе в ДОМЕ МОДЕЛЕЙ на КУЗНЕЦКОМ МОСТУ, я вернулась домой с «дивным уловом». Я узнала все слова песенки, которую ждала с таким нетерпением, всякий раз, когда по телевизору показывали самый любимый фильм на свете:«ЧЕЛОВЕК АМФИБИЯ». Но она мелькала, и я не успевала запомнить слова.  Я очень любила эту чудесную песенку.  Благодаря Регине Збарской мне удалось заучить эту песенку, ведь писать я еще не умела. Обладать песенкой можно было только заучив наизусть. А теперь я пела её! Пела, сидя дома одна, пританцовывая так, как делала это самая красивая женщина СССР - Регина Збарская. Старательно повторяя её веселый рок-н-ролл. Я репетировала, репетировала и репетировала ту песенку, повторяя слова, боясь забыть так чудесно добытый текст полюбившейся песенки. И вдруг я поняла, что обладание словами песенки, знание заученного текста песенки вовсе не веселит, когда  бесконечно распеваешь ее  сидя одна в комнате перед зеркалом. И песенка, только тогда песенка , когда её слушают. Так же, как и сказки. Когда сказка придумана, её нужно немедленно рассказать кому-то. А иначе, не рассказанная она  сначала забывается и уходит навсегда. И я всегда боялась оставить сказку «не рассказанной», потому что опасалась; а вдруг сказки больше не придут ко мне? А без них все вокруг было таким тусклым. Сказки были моими друзьями, такими, какими бывают только очень близкие друзья, приходящие к тебе без спроса, вдруг. И сразу говорят о главном, а не ходят вокруг да около. И так – я обладала тайным сокровищем;-наконец я заучила всю песенку и танец к ней. Она нравилась мне, но этого было недостаточно; просто спеть её в песочнице, пока мои друзья–приятели ваяют куличики.
  - Нет!-думала я- такая замечательная песенка должна быть исполнена и прозвучать как-то особенно.
И  ради этой песенки я затеяла концерт, чтобы в самом конце прозвучала эта песенка с танцем. И это было не просто сделать, потому что  эта идея не всех «зажигала». Но я старалась и все же вовлекла в эту концертную деятельность ребят с моего двора. Кто-то  должен был выступить с чтением стишка, кто-то  с фокусом, а кто-то спеть. И «жизнь в песочнице»  стала оживленной и насыщенной.
Но вопрос: «где выступать-то будем?» - в нашей  компании, сплоченной  задачей создания концерта, почему-то не сразу встал перед нами. Но и этот вопрос решили! Договорились, что устроим концерт прямо в моем подъезде. На лестничной площадке между квартирами. Там была небольшая площадка. А наши зрители, будут стоять на лестнице, ведущей на второй этаж. Противником нашей идеи был кот Пушоня, обживший подъезд , и искренно считавший , что весь подъезд это его королевство.  Его недовольное мяуканье, переходящее в визгливое рычание, не останавливало нас. Но  вскоре концерт  был готов! Два дня я старательно рисовала билеты - цветными карандашами  и акварелью. Я очень старалась, рисуя  танцующих детишек, то есть нас. А старалась , чтобы понравились и билеты, и наша идея пригласить взрослых, родителей и всех, всех на наш концерт. И чем ближе становился день концерта, тем сильнее на меня находил страх и сомнения, что: «а не зря ли я всё это затеяла?» Ведь взрослые люди, они так заняты своими делами, серьёзными, взрослыми делами, а я пристаю  и отвлекаю».
Просыпалась среди ночи, пугаясь  мыслям о том, что:
  - А вдруг никто не придет на концерт , и никому кроме меня он не нужен?
 Эти опасения лишили меня покоя. Меня беспокоили сомнения о том, что; а  стоило бы затевать и вовлекать столько людей ради одной понравившейся мне песенки?

Нарисованные билетики, я раздала моим приятелям артистам, чтобы они передали их своим близким и друзьям-приятелям.
И каково же было моё изумление и радость, когда я увидела, что в нашем подъезде лестница на второй этаж к назначенному часу была заполнена стоящими взрослыми и ребятами. В основном , конечно же, посмеивающимися над нашей затеей. Но, главное было то, что они пришли! И  некоторые взрослые даже  принесли с собой  разные сувениры, игрушки, чтобы награждать выступающих «артистов». И концерт состоялся! Выступали ребята очень старательно, читали стихи, кто-то просто, по-взрослому раскланиваясь, показывал свои рисунки. И наши зрители аплодировали нам.  Моя любимая песенка "Эй, моряк!" - была, так сказать – шпанистой. Она не была патриотической, туристически-романтической, правильной, если так можно определить по меркам того времени. Поэтому она должна была прозвучать последней, под занавес. И, когда все уже выступили. И получили от взрослых подарки-призы! И пришло время выступать и мне. И я вышла и пританцовывая, как Регина Збарская, подражая ее движениям и спела песенку: «Эй, моряк!»
И мне тоже досталась награда - это была  керамическая обезьянка Держащая обруч. Изящная керамическая статуэтка, вылепленная маминой подругой тетей Лялей Филиповой. Она  настоящий скульптор, подарила мне настоящую статуэтку!!! За этот концерт, который был затеян ради одной песенки – эта статуэтка пережила много квартирных  переездов. Но всегда неизменно занимала своё место на книжной полке.  Она и сейчас там.
И вся эта история с песенкой «Эй, моряк!» вспоминается мне всякий раз, когда  я-теперь уже взрослая,  затеваю новую  работу;пишу свою песенку для аудио сказки, приглашаю артистов, чтобы они озвучили в звукозаписывающей студии мою сказку, веду переговоры об оплате мною рабочего времени в звукозаписывающей студии  с владельцем студии. И  так далее. Словом, весь этот  груз забот, хлопот и трудов, ради того, чтобы прозвучали  мои сказки и песенки, как и тогда в детстве отягощен теми же страхами и сомнением: « А нужно ли это кому-нибудь? А не зря ли я все это затеяла?»
Но тотчас вспоминается то, как радостно было, когда вдруг, как давние друзья возвращались вдруг воспоминания, которые хотелось тотчас записать, превратив их в рассказ. Или, как нездешней красоты средь зимы и тревог впархнет в обыденность и суетливую повседневность сказочный сюжет. Увлечет и затянет в жизнь по своим запонам, на время превратив тебя в писаря в сказочном дворце. И тогда понимаешь, в чем ниспосланная милость божия! Да в том, что хотя бы один читатель тебе всегда дарован - это ты сам,и вся твоя жизнь!
А песенка - замечательная! Радует и сегодня!

«Песенка морского дьявола» втор текста (слов) :

Автор текста (слов) : Фогельсон С.
Композитор (музыка): Петров А.

 
Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно
Там бы, там бы, там бы, там бы пить вино.
Там под океаном мы трезвы или пьяны
Не видно все равно.
Эй, моряк, ты слишком долго плавал
Я тебя успела позабыть
Мне теперь морской по нраву дьявол
Его хочу любить.
С якоря сниматься, по местам стоять
Эй, на румбе, румбе, румбе так держать
Дьяволу морскому несем бочонок рому
Ему не устоять.
Эй, моряк, ты слишком долго плавал
Я тебя успела позабыть
Мне теперь морской по нраву дьявол
Его хочу любить.
Эй, моряк, ты слишком долго плавал
Я тебя успела позабыть
Мне теперь морской по нраву дьявол
Его хочу любить.
Эй, моряк, ты слишком долго плавал
Я тебя успела позабыть
Мне теперь морской по нраву дьявол
Его хочу любить.
Эй.
Ту, ту, ту, ту, ту, ту, ту
Эй, моряк, ты слишком долго плавал
Я тебя успела позабыть
Мне теперь морской по нраву дьявол
Его хочу любить.