При оценке художественных произведений, увы, существуют объективные критерии.
Конечно, всякое там: зацепило- не зацепило, пробрало-не пробрало, хватало за душу или нет, имеет огромное значение, но остается только субъективным восприятием, не более.
В другое время, в другом месте, в другом возрасте, то, что царапало и щипало душу, может оказаться ничем. Этому свидетели тонны книжной макулатуры, я тому свидетель.
Имена писателей: Бубеннов, Казакевич, Степанов, Вильям Козлов, Дудинцев, Всеволод и другие Ивановы, Федин, Фурманов (не хватит бумаги) - если что-то и говорят, то только умирающему поколению.
Объективные критерии делятся на: «что написал», и «как написал». Если оценка по «что написал», все-таки довольно субъективна, то «как написал», имеет конкретные характеристики.
Количество, оригинальность и неподражаемость Метафор.
Самобытность и отсутствие ШТАМПОВКИ в сравнениях и определениях.
Уместность прилагательных, неподражаемость синонимов.
И, самое главное, оригинальность, неподражаемость и талантливость неологизмов.
Число проголосовавших, как и рейтинг, определяемый количеством «рецек», обладает глубокой статистической погрешностью, так как формируется эмоциональным всплеском, а эмоции во все времена, не объективны. «А судьи, кто?...»
В живописи, картины великих мастеров отличаются мазком, палитрой, «рукой мастера» и оцениваются по этим качествам, и, очень часто, предмет написания, будь-то голова или задница лошади, значения не имеют. Не верите? Всмотритесь в Черный квадрат, Малевича.
Буду объективен: многие работы, представленные на конкурс «Народный писатель» - достойны, но народные они или нет, пусть определяет народ, а не жюри и не члены «проза.рук».
Пусть они издаются, на деньги Издателя и по его критериям. По его финансовому и коммерческому риску, как существовало и существует во все времена. Или, возможно, в электронном виде, и пусть народ проголосует деньгами – тогда и посмотрим!
Завершая мои наброски, предлагаю искушенному читателю небольшой отрывок, для определения номинации на народного писателя:
«…С пересохшим горлом я кружил по горбатым мостовым. Туман весенней духоты загонял меня снова на чердак, в лес почернелых пней, озаренных луной. Мне ничего не оставалось кроме как искать любви. Конечно, я нашел ее…
…Денег для нее у меня не было, да и слов — неутомимых этих пошлых и роющих слов любви — тоже не было. Смолоду все силы моего существа были отданы на сочинение повестей, пьес, тысячи историй. Они лежали у меня на сердце, как жаба на камне. Одержимый бесовской гордостью, — я не хотел писать их до времени. Мне казалось пустым занятием — сочинять хуже, чем это делал Лев Толстой. Мои истории предназначались для того, чтобы пережить забвение. Бесстрашная мысль, изнурительная страсть стоят труда, потраченного на них, только тогда, когда они облачены в прекрасные одежды. Как сшить эти одежды?..
Человеку, взятому на аркан мыслью, присмиревшему под змеиным ее взглядом, трудно изойти пеной незначащих и роющих слов любви. Человек этот стыдится плакать от горя. У него недостает ума, чтобы смеяться от счастья…»
«…Она сидела неподвижно во время чтения, сцепив руки: атласные эти руки текли к земле, лоб ее бледнел, кружевце между отдавленными грудями отклонялось и трепетало.
— Как вы это сделали?
Тогда я заговорил о стиле, об армии слов, об армии, в которой движутся все роды оружия. Никакое железо не может войти в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя…»
«…Наклонив голову, к свидетельскому столу пробежала, трясясь, жирная женщина без шеи, похожая на рыбу, всунутую в сюртук.
Задыхаясь, подымая к небу короткие ручки, она стала перечислять названия акций, похищенных у мадам...
...Адвокат, натурализовавшийся киевский еврей. Он обиженно, словно ссорясь с кем-то, закричал о Голгофе русского офицерства. Невнятно произносимые французские слова крошились, сыпались у него во рту и к концу речи стали похожи на еврейские…»
Я думаю, что автор этих строк, вам, как писателям, хорошо известен, поэтому номинировать его будет легко.
Вперед, ценители, писатели и читатели!