Майкл, ночи доброй!
Разбуженная бабочка в твоих руках!
Всё чаще улыбаюсь, вспоминая, с чего всё началось. Напомню свой робкий шаг и твоё движение навстречу.
— А ты разрешил бы к себе прикоснуться?
— Тебе? Разумеется, и получил бы от этого дикое удовольствие.
Постепенно в куколке распахнулись те чувства, которые, казалось бы, невозможны на расстоянии: слух и обоняние. От всё более частых виртуальных прикосновений к твоему телу у бабочки усиливались ощущения на кончиках пальцев. Полуночные прогулки по лицу, по плечам, по бёдрам заставляли трепетать мои крылышки. Несмотря на ту темноту, что внутри, и на ту, что снаружи, бабочка летела и летела навстречу пламени, которое палило её, обжигало и испепеляло каждую ночь, навстречу гибели, а, быть может, жизни. Такова мудрость природы, и нам ли спорить с ней?!
На твоей ночной гостье сегодня вечернее бархатистое платье изумрудного цвета в пол с воротником-стоечкой. Узкое платье — настолько длинное, что из-под него видны только носки туфель-лодочек и тоненькие шпильки. По бокам два изящных разреза до середины бёдер, которые позволяют видеть чулки. Пояс платья удлинён и подпирает под самый лиф. Короткие рукава обнажают тонкие руки с чуть смугловатой кожей. Ногти ухоженных пальчиков покрыты перламутровым лаком бледно-розового цвета в тон помаде. Выразительность карих глаз подчёркнута чёрным косметическим карандашом и бежевыми тенями. Из украшений — маленькие золотые серёжки со сверкающими зелёными камешками, охватывающий руку от локтя до запястья браслет-змейка, который венчается головой с разинутой пастью, и крохотное колечко на пальчике. Аккуратная шапочка перистых волос оставляет открытыми шею и пару маленьких родинок у основания. Пахнет твоя женщина берёзовой листвой с едва уловимыми цитрусовыми нотками.
Первое, что я делаю, попав к тебе, это глубокий вдох, дабы почувствовать и пропитаться твоим присутствием, твоей неповторимостью и твоей мужественностью. В комнате, освещённой горящим семисвечником, разливается тёплая и медленная музыка, таинственная и загадочная. Скрипка? Да-да, та самая Ванесса Мэй, которую ты присылал мне несколько дней назад. К инструменту присоединяются другие, темп ускоряется. Кажется, произведение знакомо, и в то же мгновение в игру вплетаются какие-то новые ноты, неузнаваемо меняющие узор мелодии. Ты протягиваешь мне руки, и я охотно вкладываю в них свои. Пальцы наши переплетаются, я чувствую тепло твоих ладоней. Твои запястья широкие, не в пример моим. Они манят прикоснуться к себе губами, особенно к их внутренней стороне, где волнующе бьётся пульс. Левая рука перехвачена широким коричневым ремешком с часами с большим циферблатом в оригинальном золотисто-прозрачном корпусе. Не удерживаюсь и склоняюсь поцеловать эту сердечно стучащую жилку. Кажется вполне естественным скользящее движение язычка по венке вглубь к кожаному «перехватчику» и чуть выше, под манжет с сапфировой запонкой. В тоже время я чувствую прикосновение твоих мягких губ к основанию шеи, к тем крохотным капелькам, которые дарованы мне самим рождением. Щекочущий язычок пытается проникнуть за наглухо застёгнутый воротник платья. Ласково и бережно целуешь небольшую пуговичку, которая единственно лишь удерживает вес моего одеяния.
Распрямившись, заглядываю в твои бездонные карие озёра, опушённые ивами ресниц с изогнутыми ветвями. Молниеносно взглядом вбираю знакомые черты лица, уже такие дорогие и милые. Встав на цыпочки, легко касаюсь губ, левой мочки уха и провожу витиеватую дорожку чуть-чуть за ним. Затем вновь возвращаюсь к губам и дразняще прокладываю путь острым кончиком вначале по нижней, а потом по верхней створке, останавливаясь в улыбающемся уголке. Трепещущая в твоих объятиях колибри касается цветка губ, и начинает пить из него нектар. Какая глупость думать, что этот напиток доступен лишь богам. Сейчас сочность и сладость дозволены блудной грешнице. С жадностью впиваюсь в тебя и своим длинным язычком, как бы обхватывая, вытягиваю наружу свою находку. Весьма скромно и деликатно начинаю её обцеловывать с разных сторон. Точку в «приветственном поцелуе» ставлю на кончике язычка, прежде укусив его и пососав. Если Дженни не ошибается, то впереди птичку ожидает ещё один источник с «живой водой». Но чуть позже, чуть позже! Сейчас же её носик соблазняет аромат другого, не менее вкусного эликсира, дымящегося жаром в тонкой прозрачной чашечке майсенского фарфора ручной работы с изображённым на ней зелёным драконом. По соседству стоит её напарница в блюдце, точно такая же, но с красным китайским ящером. Белая пенка сливок снежно высится над чёрно-коричневой жидкостью, лишённой каких бы то ни было отвлекающих примесей. Ах, этот будоражащий контраст обжигающе-огненного и обжигающе-ледяного, светлого и тёмного, воздушного и плотного! Как схоже с трансформацией бабочки, с её стадиями развития от куколки до взрослого насекомого, с её полётом от одного конца Европы к другому!
Рост Дженни кажется высоким, особенно если учесть немалый каблук да длинное платье, спускающееся книзу по спортивного вида фигуре и придающее дополнительную стройность и изящество телу. Однако, по сравнению с мужчиной напротив, моя хрупкость становится очевидной и вполне определённой. Обойдя накрытый крахмальной скатертью стол, присаживаюсь на самый краешек стула с высокой спинкой, который ты мне так любезно подвинул. Прихватив тоненькими пальчиками юбку платья по обеим сторонам, как бы случайно демонстрирую свои широкие бёдра в телесного цвета чулках. Я прекрасно осознаю, что твой взгляд сосредоточен сейчас на них, в созерцании, а потому пользуюсь этим и кокетливо пританцовываю на месте в такт звукам скрипки и не торопясь успокаиваться. Находясь спиной к тебе, вновь чувствую нежное касание твоих губ, и слышу шумное дыхание, всасывающее, казалось бы, не только запах моих духов, но и аромат кожи под платьем. Сама я ощущаю веяние холодной Арктики, что идёт от тебя, от рубашки небесной лазури, в которую ты облачён нынешним вечером. Глазами я провожаю твои огибающие движения и наблюдаю, как ты медленно усаживаешься по ту сторону кофейного столика.
Крепко удерживая в правой руке «зелёного дракончика», розовым язычком я слизываю верх воздушной пенки, после чего делаю мелкий глоток огненного напитка. Раскалённая лава прокатывается по гортани, утоляя жажду и согревая и в без того жаркую ночь! Сквозь ресницы полуприкрытых глаз слежу за сменой эмоций на твоём лице, которые чередуются с каждым глотком выпитого кофе. Чуть поодаль на небольшом расстоянии стоит тарелочка с фирменными пирожными «от Майкла». Верх тарталеток также венчает белоснежная оконечность. Осторожно взяв одно из них двумя пальчиками, направляю творение кондитера в свой полуоткрытый ротик. В колеблющемся свете свечей ярким зеленоватым отблеском мерцает маленький камень кольца на среднем пальце. Кольцо Всевластья или, как его ещё называют, Верховное или Державное?! Нет, конечно же, нет! Древнеримское украшение с проклятием вряд ли побудило бы какого-нибудь ювелира на создание этого скромного изделия, не обладающего, к тому же, никакой особой силой, кроме силы радовать своими чёткими и правильными гранями. То и дело вспыхивающее пламя меноры словно провоцирует огонь страсти за столом. Смахнув невидимые крошки пирожного с пухлых губ, решительно поднимаюсь из-за стола. При этом стул с изогнутыми ножками с грохотом подаётся назад, не смея противиться окончанию положенной церемонии. Лёгкая улыбка расцвечивает мои лицо и глаза яркими красками, когда вижу твоё встречное движение. Наконец-то я в твоих объятиях, крепких и надёжных!
Ночная бабочка и я,
Мы ловим зов из темноты.
Ночная бабочка и я,
Поймали зов из темноты.
Взрыв страсти — он пробьёт эфир,
Любви порыв наполнит мир!
Так оглянись
И насладись
Сейчас.
Ночная бабочка и я,
Мы слышим непонятный звук.
Ночная бабочка и я –
Нам очень странен этот звук:
«Встряхнись, воспрянь, проходит жизнь,
О дне насущном думай и живи,
Бери, что есть — ведь краток век!
Не жди!..»