Помните старую смешную песенку:
По наследству мне достался старый дедушкин халат,
На толкучке был он куплен сотню лет тому назад…
Почти так же произошло и у меня: - тут недавно сын пришёл, развернул передо мной красивый халат и сказал:
– Мам, помнишь, ты мне когда-то подарила этот ковровый халат, а я его тогда, в свои 18 лет, всего-то пару раз надел для прикола, но какие халаты в этом возрасте! Засунул в коробку на антресолях, а когда женился и переехал, - забыл про него. Нашёл вот теперь, - новый, красивый, тёплый, а мне маловат, тебе вот принёс.
Так и случилось, почти как в той песенке:
От сыночка мне достался почти новенький халат,
За чернику был он куплен 30 лет тому назад.
Да, 30 лет тому назад и именно за чернику! Как так за чернику? – сейчас расскажу.
В 86-ом году поехали мы с подругой в Окуловку покупать деревенский дом, что в те времена сделать было почти невозможно: - надо было поступать на работу в совхзоз или вступать в колхоз, выписываться из городской квартиры и прописываться в том домишке. Или брать под опеку бабушку-хозяйку дома, и под этим предлогом прописываться; или заключать фиктивный брак с дедулькой-хозяином искомого домика, или давать взятки в сельсовете. Всё это было очень затруднительно сделать, но… - делали, умудрялись, обходили-объезжали на кривой, как говорится, козе все эти препоны. Зато, надо признать, что из-за этих сложностей, дома в деревнях в глубинке стоили очень дёшево. В Новгородской и Псковской областях рублей за 300-400 можно было купить справный пятистенок. Ну, а в Окуловке, куда ведёт прямая железная дорога из Питера – подороже было: - рублей 500-600. Это при средней зарплате в те времена в 110-120 рубликов.
Вот мы и ехали туда, имея конкретный адресок одной такой бабульки и пароль для административной тётеньки в сельсовете от некоего среднего начальничка из Леноблсовета.
Бабулька приняла нас как родных, накормила, напоила и рассказала, что перебирается жить в соседнее село к дочке и наши 600 рублей ей будут, как приданое. А чтобы узаконить сделку одна из нас пусть зарегистрируется в сельсовете с её сыном, который вообще-то находится в каких-то отхожих промыслах, но для этого случая специально приедет завтра.
Утром бабулька полола грядки в огороде, а мы пошли в сельсовет, - найти зампредседателя, сказать пароль, и заручиться поддержкой. А там у нас вышел полный облом: - я была в очень короткой юбке, а моя подруга надела свитерок коротенький и малиновые лосины, которые и в городе были только-только в новинку, а в деревне вызвали непредсказуемую реакцию! Вообще-то, можно было это предвидеть, но мы как-то не подумали…
. Ну, пока мы шли по безлюдной улице, никто нас не видел, в деревне все заняты делом, а не прогулками. Правда встречные козы и один агрессивный гусак довольно бурно реагировали на малиновые Ирочкины ножки. Но из сельсовета нас погнали матом, а цензурная часть хоровых порицаний звучала примерно так:
- Ишь, припёрлись…( непереводимые обороты)….балерины из погорелого театра, туда вас и сюда…(непереводимая игра слов)…а ну, …( непереводимая лексика)…пошли вы туда и сюда (сами догадайтесь – куда)…выметайтесь, чтобы духу вашего не было, а то собак спустим и быка-производителя на это красное…( догадайтесь – что) напустим….Дом они приехали покупать,…( слово из пяти букв)…нам тут такие без надобности, катитесь колбаской в город обратно…
И мы позорно ретировались; бабулька очень огорчилась:
- Ах, вы дурищи городски, я вот, работавши внаклонку, не видела, как вы уходили в таком срамном виде! Эх, кака жалость, деньги-то уже дочке обещалась,… с сыном пополам…
Накормила она нас щами, посетовала ещё на городскую дурость и ушла с мотыгой в огород, картошку окучивать. А мы решили съездить в Тверь, тогда назывался – Калинин, но местные говорили по-старому – Тверь; и езды-то туда на поезде чуть больше трёх часов, и вдруг там что-нибудь интересное купить можно. В те времена в провинции всякий дефицит попадался – книги, вещи болгарские или ещё лучше – югославские, засланные плановой распределительной системой туда, где они местным ни на кой чёрт не нужны.
Побежали мы на станцию и поехали, по приезде поели в буфете на вокзале, пошли в местный универмаг, - ничего интересного, скудно и скучно, зашли в книжный магазин – о радость! - Киплинга купили, и в отделе учебной литературы замечательные детские книжки на английском оказались – «Сказки матушки Гусыни», а я как раз тогда детям английский преподавала, ну и купила несколько книг, да ещё методички по преподаванию языка деткам. Потом обнаружили недалеко от вокзала магазин сельской кооперации, так и написано на вывеске было – Кооператив. А там – просто лавка чудес какая-то! Смотрим - кафель ! – а подруга в то время дома ремонт делала. Он тяжёлый, много не унести, но две упаковки она купила - стенку хоть над газовой плитой выложить. Видим в обувном – туфли мужские летние резные молочного цвета, её сын о таких мечтал. А вот босоножки на шпильке для нас, а рядом – халаты мужские ковровые невиданной красоты! Думаю, сыну на день рождения подарю. И цена сходная и деньги у нас есть, - покупка домика-то не состоялась. И мы скорей к прилавку, выпишите, мол, нам, то и это. А продавщица и говорит:
- Выпишу, когда вы предъявите мне справку из заготовительной конторы, что вы сдали по 10 килограммов черники или по 5 килограммов белых грибов.
- Хорошо, говорю, счас пойдём грибы-ягоды собирать. А где заготконтора? – мысль у меня мелькнула – справку в этой конторе купить.
- Так тут недалеко, за углом…
Побежали мы за угол, но не вышло купить справку, сказали нам там:
- Ну, деньги, оно, конечно, пригодились бы, но нам же грибы-ягоды дальше в обработку натурой сдавать надо, да и справки эти – бланки строгой отчётности, не пойдёт дело.
И ушли мы расстроенные, на поезд побежали, ближайший на Ленинград. На вокзале пирожков купили, в плацкартном вагоне сидим, пирожки жуём, жидким чаем запиваем. Езды до дома – 7 часов, беседуем, вспоминаем свои приключения, и тут меня осенило:
- Ирка, - говорю, - сегодня суббота, приедем утром, сразу на Андреевский рынок рванём, купим черники по 10 килограммов и обратно в Тверь, в Заготконтору.
Так мы и сделали, пораньше утром купили по 10 килограммов черники, и потом 7 часов ехали обратно в Тверь. С триумфом в Заготконтору входим, чернику сдаём, приёмщик нас хвалит:
- Ну, молотки! Видать, с раннего утра по сей час собирали.
- Ага, - говорим, - взвешивай, давай, и справки выписывай.
И со справками бежим в Кооператив, покупаем сыновьям туфли югославские летние резные молочного цвета, себе босоножки на шпильках красные и халаты шикарные, ковровые снаружи, махровые с изнанки, в чёрно-малиновых и синих узорах. Ирка ещё две упаковки кафеля схватила, а я ещё несколько комплектов детских английских книжек, и бежим на вокзал. А поезд-то на Ленинград, оказывается, в воскресенье не ходит, что делать, нам обеим на работу завтра! Ну, язык, как известно, до Киева доведёт, а разговаривать надо или с самым главным начальником, могущим подключить административный ресурс, или с самым скромным сторожем, или с вахтёром, ну, с уборщицей тоже полезно. Поговорили мы со сцепщиком, он посоветовал:
- Ехайте, бабочки, до Окуловки, а там перехватите рабочий поезд, который через Удомлю пойдёт. Там, на Удомлинской атомной станции вахта кончается, они там вахтовым методом вкалывают, и состав этот рабочий на Питер ходит. Только не знаю, сядете ли, больно много народу в него ломится, да билеты успеете ли купить в Окуловке,… ну, не успеете, или их не будет, - деньги проводнице дадите… Ну, покедова, счастливого пути вам, девки…
Ехали до Окуловки в сидячем вагоне чуть больше трёх часов и все издёргались, - успеем ли на рабочий поезд. Успели, но оказалось, стоит этот поезд в Окуловке полторы минуты и садиться надо не с платформы, а с земли, и как-то так вышло, что в последний вагон нам пришлось лезть, - ну, а лесенка-то вагонная выше колена от земли кончается. А мы-то – с кафелем, а он тяжеленный, с книгами, с коробками обуви, со свёртками халатов, с сумками своими. Сзади народ напирает, спереди проводница за что ни попадя лезущих тянет, - и всё за полторы минуты, паровоз уже гудит, состав дёргается…ффууу – влезли! Билетов у нас нет, конечно, проводнице деньги все суют, она прибавить просит, с бригадиром, мол, поделиться надо.
Поехали…. Устроиться бы, присесть: - до Удомли три часа, а там до Ленинграда – ещё около семи. А в вагоне не то что сесть, - стоять негде. Проводница говорит:
- Граждане пассажиры, вы гуськом эдак идите по составу вперёд, вы все сюда в крайний мой вагон набилися, а там в передних вагонах послободнЕе будет, вот и идите себе вперёд. Давайте-давайте…
Народ загалдел, зароптал; оно, конечно, тесно невыносимо, но деньги-то все здесь платили, так и кричат хором:
- Проводница, а деньги-то мы тебе платили, как же теперь?
- Так вы платили, что я вас пустила, могла и дверь не открывать и лесенку не спускать, а там, где устроитесь, знамо дело, доплачивать придётся…
Ну, побрели мы со всей толпой через тамбуры, через хлопающие двери, по шатучим железным полам над сцепками, качаясь по ходу вместе с вагонами, задевая своими кутулями то скамейки, то двери, то людей. И немного поредевшей вереницей добрели до очередного тамбура, а за ним – решётка и солдат стоит с ружьём и с синим околышем на фуражке, боец внутренних войск, значит. Стоит себе, курит и говорит спокойно так:
- А дальше вам, граждане, ходу нет, тут в поездной состав тюремный вагон врезан…
Народ сзади напирает, а проводник орёт:
- И не мечтайте тута оставаться таким кагалом да с поклажей – барахлом этим вашим. Вот через два часа в Удомле будем стоять десять минут, все выметайтеся и по платформе, мимо этого вот тюремного, бежите в головные вагоны, если сумеете продраться, конечно: - вахта кончилась сегодня, работяги нахрапом садятся, поезд-то рабочий, для них он и есть, а вы, оглоеды, тут сбоку-припёку к такой-то матери…
Солдат с ружьём кивает, и смотрит равнодушно, покуривает…
Так простояли мы до Удомли, выскочили и побежали, багажом обвешенные, деньги заранее в кулаке зажаты, чтобы проводнику сразу сунуть. Ирка кафель в мешке о вагонную ступеньку коцнула маленько, я сумку с плеча уронила, подобрала, кричу ей на бегу, давай ближе к паровозу, там посвободнее должно быть…Какой посвободнее! – толпа мужиков здоровенных в самом соку штурмует вагоны. Хорошо, хоть состав у платформы стоит, сразу у досок ступеньки вагонных лесенок начинаются. Мы с Иркой красные, потные, растрёпанные, - так сходу в гущу мужиков и врезались на посадке во второй от паровоза вагон, они нам даже помогли взобраться с нашими тюками. Тут поезд засвистел, дёрнулся и тронулся… Ну, поехали, вагон забит, натурально, под самую крышу. Плацкартный, но ни о каком лежании и думать нечего, все сидят внизу впритирку, на вторых полках крючатся кое-как, ноги свесив. В проходах на своих узлах и чемоданах тоже сидят и носами все клюют с устатку, и мы с Иркой тоже дремлем. Друг к другу головами привалились, мешки и коробки свои придерживаем. Часа через три народ на разных станциях выходить начал, стало посвободнее. А ближе к утру мы с подружкой уже смогли улечься вдвоём на нижней полке с сумками под головами.
Утром прибыли в Питер и прямо с вокзала – на работу.
Вечером дома разобрала покупки, полюбовалась. На день рождения сын получил роскошный халат и югославские белые туфли, - супер-пупер с белыми брюками,тогда так модно было. Английские книжки тоже очень пригодились. Халат, купленный за чернику, озарял невиданным узором нашу скромную квартиру. Сын иногда его надевал и барственно восседая перед телевизором, а когда женился, мы разъехались. Дааа, в те времена радовались обновкам, доставшимся с таким трудом. А теперь, как сказал когда-то наш знаменитый артист-сатирик, - «….всё теперь есть, - я купил, ты купил, мы его не любим, а он тоже купил,… все ходят скучные-грустные, не радуются…»
И вот теперь этот уютный тёплый халат у меня, сейчас он не выглядит таким красивым и роскошным, - видали мы с тех пор и покрасивее, нас теперь ничем не удивишь! Но он мягкий и тёплый, и дорог мне тем, что пробудил столько воспоминаний о нашей с Ирочкой боевой молодости!