Яблоко

Ида Сверре
Сквозь распахнутое окно в комнату сочился влажный холод летней ночи. Я стояла, облокотившись о подоконник, и в моей руке, осыпаясь пеплом, таяла очередная сигарета. Вместо того, чтобы развлекаться в каком-нибудь из заведений ночного города, я скользила взглядом по влажной от дождя улице, едва заметно золотившейся в свете фонарей, в котором терялось сияние полной луны. Позади меня на колченогом столике старый патефон хрипел что-то, похожее на вальс. Прохладный ветер обнимал меня за плечи, и я, желая избавиться от внимания этого незваного гостя, отошла от окна. Сигарета упокоилась в пепельнице, а мой взгляд скользнул к стеклянному блюду, наполненному яблоками. Я невольно подумала о том, как хорошо бы эти легендарные фрукты смотрелись на каком-нибудь голландском натюрморте, окруженные цветами и бабочками (а, быть может, и мухами), но меня отвлекли голоса, донесшиеся с улицы.

Мне бы хотелось их не узнать, но разве можно договориться с памятью? Я вернулась к распахнутому окну: три брата – мои соседи… Нет, хуже - назойливые поклонники, несколько лет сражающиеся за мое сердце: Гаспар, Адриан и Абеляр – шагали по брусчатке и, не сводя глаз с моего окна, громко разговаривали.

Адриан увидел меня и заулыбался. Лицо его при этом приобрело зловещее выражение. Он протянул руку, словно приглашая, и я, почти не думая, шагнула ему навстречу. Нас оплела диковатая мелодия вальса, в которой исчезали звуки наших шагов. Да что там, весь мир тонул в ней, пока мы кружились, поднимаясь все выше, в черноту небес, где замерли перед огромным зеркалом, в котором отразился один Адриан. Это меня уязвило. Я хотела увидеть себя рядом с ним. А, если честно, я хотела видеть только себя, и чтобы голова моя была увенчана нарциссами.

Негодование вернуло меня с небес на землю. Зеркало пропало, и я оказалась перед Гаспаром. Он посмотрел на меня благосклонно, а затем указал на луну. Ее серебряный диск стал золотым. В следующее мгновение на небе появилась вторая луна, затем третья, их становилось все больше, они становились все меньше, пока не посыпались на землю дождем из монет.

Золото радовало меня, но я хотела камею и браслеты с каменьями.

И вот на небе снова показалась только одна луна, и ее серебряный свет опять растворился в золотистом сиянии фонарей.

Абеляр напугал меня. Он подкрался сзади, точно призрак, и водрузил мне на голову какой-то венок. Я провела по нему пальцами, чувствуя переплетение веток и листьев. Мне хотелось увидеть себя в зеркале, величавая радость кипела в груди, и сердце билось медленно-медленно, словно его окутывало немое торжество.

Это состязание развеселило меня. Утонув в собственном смехе, я поняла, что снова нахожусь в комнате. За спиною колко шипел патефон, а на улице по-прежнему стояли три брата.

Как можно было выбрать, кто мне ближе: Абеляр, Гаспар или Адриан? Мне показалось, что случай – лучший судья. Я схватила одно из лежавших на блюде яблок и бросила его в открытое окно, надеясь, что достойнейший из братьев его поймает. Но вместо торжествующего возгласа я услышала лишь, как что-то тяжелое и, должно быть, металлическое, ударилось о брусчатку.