Россия есть игра природы, но не ума.
Ф. М. Достоевский "Бесы"
1
Вся тысячелетняя история многострадальной России сопровождалась восстаниями непокорных, будь то стихийные крестьянские бунты например под водительством Стеньки Разина или Емельяна Пугачева или же гневное перо обличителя рабства в России Александра Радищева. Екатерина II справедливо оценила опасность для царского трона, исходящую от Радищева, говоря, что он хуже Пугачева.
Лучшие люди своего времени, по жилам которых текла алая кровь, - Декабристы - встали на защиту поруганных и униженных и своей жизнью заплатили за это.
Революционное движение в России напоминает море со своими приливами и отливами. Через некоторое время после Декабристов души читающей России взбудоражили статьи Белинского, книги Чернышевского, стихи Некрасова. "Колокол" Герцена, издававшийся за границей, тайно распространялся в России. Его жадно читали по ночам, перед огарком свечи в подсвечнике, с опаской иногда озираясь на дверь, - не подсматривает ли кто.
На этом фоне в середине девятнадцатого века на небосклоне русской литературы появилась новая звезда - Федор Достоевский. Ему было суждено, наравне с Александром Пушкиным и Львом Толстым, стать солнцем русской словесности, которое зайдет лишь со смертью последнего русского читателя. Это было интересное и тревожное время (впрочем, существует ли нетревожное время?). Не прошло и полвека с той поры, как Великая Французская революция смела с лица земли Бастилию - символ монархии. Головы Людовика XVI и его жены, королевы Марии Антуанетты, скатились с эшафота. Была уничтожена почти вся аристократия Франции. По ее земле текли реки крови. "Свобода или смерть" - было начертано на знаменах восставших. Но вместо ожидаемой свободы к власти пришел новый диктатор - Наполеон, который не останавливался ни перед какими жертвами, чтобы удержать власть в руках.
И вот в Париже новая революция, в Берлине - конституционная хартия, в Вене - падение правительства. И в Петербурге кипели страсти. Люди, окрыленные этими событиями, со счастливыми лицами бродили по городу и жадно ловили свежие новости из Европы. Все ждали перемен. Достоевский пишет в "Бесах": "Святая Русь - страна деревянная, нищая и... опасная, страна тщеславных нищих в выcших слоях своих, а в огромном большинстве живет в избушках на курьих ножках. Она обрадуется всякому выходу, стоит только растолковать. Одно прaвительство еще хочет сопротивляться, но машет дубиной в темноте и бьет по своим. Тут все обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности".
Образуются общества несогласных, кружки "вольнодумцев". К одному из таких кружков, организованному Петрашевским, примкнул и Достоевский. Там он познакомился с Николаем Спешневым, который, во многом, повлиял на мировозрение писателя.
В романе-биографии "Федор Михайлович Достоевский" Леонид Гроссман пишет о Спешневе: это был "бесстрашный отрицатель всех святынь, атеист и террорист, зачаровавший всех своей сдержанной и необычайно ощутимой силой". Далее Гроссман говорит от лица Достоевского:"Меня покорило это сочетание силы и красоты, пугачевского бунтарства и европейского изящества, философской мысли и революционной решимости, бесстрастного облика и непоколебимой готовности на кровопролитие во имя победы своего дела. Его мысль, воля и слово неодолимо завладели мною".
- Как преобразить человечество и привести его к иному, разумному и справедливому сожитию? - рассуждает Спешнев. - Прежде всего - разоблачать нелепость, жестокость и низость существующего. Вскрывать его абсурдность, доводя до полного хаоса взаимоотношения всех его учреждений. Обнаруживать глупость и подлость правительства и всех его агентов. Подрывать к ним внушенный веками тупой страх и бессмысленную покорность. Так уверенно, настойчиво, постоянно подготовлять почву...
- ... свобода или смерть, - продолжает Спешнев, - безжалостно, спокойно и неуклонно уничтожать врагов. И не только единичных лиц, но и целые учреждения и сословия, препятствующие торжеству нового порядка. Вычеркнуть раз навсегда неосуществимую в условиях вечной борьбы шестую заповедь. Если твое дело этого требует, бестрепетно и смело убивай. Пролитая кровь - великое дело, оно скрепляет общество равных.
На вопрос Петрашевского: "Кого ты поставишь во главу нового общества для проведения великой реформы?" Спешнев отвечает:
- Того, кто своим характером, познаниями и волей сумеет объединить вокруг себя всех, как признанный и бесспорный вождь.
- Ты хочешь стать диктатором, Спешнев, - обвиняет его Петрашевский. - Это - гибель революции.
- Это - единственный путь к утверждению справедливости и равенства.
- Ты мечтаешь о карьере Бонапарта, помни, что это - путь через груды трупов. Я собственноручно убил бы диктатора...
2
Роман "Бесы" был написан Достоевским под впечатлением бессмысленного убийства группой террористов студента Иванова (в романе Шатов). И посмотрите, как перекликаются слова Спешнева с монологом одного из героев романа, Петра Верховенского - главного "беса":
- Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть равенство, и вот шигалевщина!.. Я за Шигалева! Не надо образования, довольно науки! И без науки хватит материалу на тысячу лет, но надо устроиться послушанию. В мире одного только недостает: послушания. Жажда образования есть уже жажда аристократическая. Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Всё к одному знаменателю, полное равенство.
Необходимо лишь необходимое - вот девиз земного шара отселе. Но нужна и судорога; об этом позаботимся мы, правители. У рабов должны быть правители. Полное послушание, полная безличность, но раз в тридцать лет Шигалев пускает и судорогу, и все вдруг начинают поедать друг друга, до известной черты, единственно чтобы не было скучно. Скука есть ощущение аристократическое; в шигалевщине не будет желаний. ЖЕЛАНИЕ И СТРАДАНИЕ ДЛЯ НАС, А ДЛЯ РАБОВ ШИГАЛОВЩИНА. (выделено мною - Л.Ч.)
Мы провозгласим разрушение... почему, почему, опять-таки, эта идейка так обязательна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая "кучка" пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал... Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам...
Незадолго до убийства Шатова Верховенский проповедут перед своими единомышленниками:
- Вы призваны обновить дряхлое и завонявшее от застоя дело; имейте всегда это пред глазами для бодрости. Весь ваш шаг пока в том, чтобы все рушилось: и государство и его нравственность. Останемся только мы, заранее предназначившие себя для приема власти: умных приобщим к себе, а на глупцах поедем верхом. Этого вы не должны конфузиться. Надо перевоспитать поколение, чтобы сделать достойным свободы. Еще много тысяч предстоит Шатовых. Мы организуемся, чтобы захватить направление; что праздно лежит и само на нас рот пялит, того стыдно не взять рукой.
Но пьяный Федька, убийца и беглый каторжник, срывает с Верховенского покровы высокой нравственности:
- И знаешь ли ты, чего стал достоин уже тем одним пунктом, что в самого Бога, Творца истинного, перестал по разврату своему веровать? Всё одно что идолопоклонник, и на одной линии с татарином или мордвой стоишь. Алексей Нилыч, будучи философом, тебе истинного Бога, Творца Создателя, многократно объяснял и о сотворении мира, равно и будущих судеб и преображения всякой твари и всякого зверя из книги Апокалипсиса. Но ты, как бестолковый идол, в глухоте и немоте упорствуешь и прапорщика Эркелева к тому же самому привел, как тот самый злодей-соблазнитель, называемый атеист...
3
Достоевский обладал необыкновенным даром предвидения. Он интуитивно почувствовал, к чему могут привести нигилизм и радикальные настроения части русского общества, и с тревогой всматривался в будущее. И через 70-100 лет после написания романа его предсказания, выраженные аллегорически, сбылись.
Один из главных героев романа " Бесы", Степан Трофимович, отец Петра Верховенского, человек, преклоняющийся перед прекрасным и верящий, что "красота спасет мир", просит перед смертью, чтобы ему прочитали притчу из Евангелия про свиней, которую Достоевский вынес эпиграфом к своему роману:
"Тут же на горе паслось большое стадо свиней, и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся".
- Друг мой, - произнес Степан Трофимович в большом волнении, - это чудесное и... необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения... вы знаете... так что я это место еще с детства упомнил. Теперь же мне пришла одна мысль; одно сравнение. Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, - это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Да, Россия, которую я любил всегда. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности... и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша... и другие вместе с ним, и я, может, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и "сядет у ног Иисусовых"... и будут все глядеть с изумлением...
В тридцатые годы прошлого столетия в беспощадной борьбе за власть погибли одни из первых горнистов революции: Бухарин, Каменев, Зиновьев и др., а после смерти пал ореол славы и с чела главного действующего лица этой великой трагедии века - Сталина. Страна очнулась от страшного сна, в котором пребывала все тридцать лет его правления, - от страха. Оглядываясь назад, можно попытаться проанализировать, был ли "культ личности" Сталина неизбежным следствием революции, которая установила "диктатуру пролетариата". Но последняя предполагает диктатуру партии, стоящей во главе рабочего класса, то есть партии большевиков (позднее КПСС). Однако это значит, что власть концентрируется в руках небольшой группы, т.е. ЦК партии, а в условиях ожесточенной классовой борьбы в руках вождя, или иными словами - диктатора. И здесь огромное значение приобретают свойства характера человека, оказавшегося на олимпе власти. Известно, что Сталин был недоверчив, подозрителен, во всем видел козни врага. Его страхи подогревали окружение, ЧК (ГПУ, а позже МГБ-КГБ) - "карающий меч революции", со временем разросшийся до размеров огромного монстра, пожирающего не только все вокруг себя, но и самого себя тоже. Для оправдания своего существования ему требовались всё новые и новые жертвы. Если реального врага не было, то его просто-напросто выдумывали, и перст указующий мог пасть на любую голову, т.е. каждый человек в любую минуту мог стать новой жертвой террора. Страна оцепенела в тотальном страхе.
Как подковы кует за указом указ -
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь,
кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
(Осип Мандельштам)
И мы, ныне живущее поколение, должны с благодарностью склонить головы перед памятью o Н.С. Хрущевe, отбросив весь нелепый вздор, который о нем говорили, и тогда останется цельный, смелый характер человека, не побоявшегося обнажить страшную правду о, так называемом, "вожде, отце народов" и снявшего с миллионов и миллионов людей (для многих, к сожалению, слишком поздно) позорное клеймо "врага народа".
И будем надеяться, что когда-нибудь "великая мысль и великая воля осенят ее (Россию) свыше, как того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности..."