Казак

               
             Ранним, ранним утром, когда лучи восходящего солнца ещё не пробили утренний туман стелившийся над станицей и было ещё сумрачно, на ближней улице от Дона скрипнула калитка и по тропинке от свежепобелённого куреня можно было разглядеть двигавшуюся неспешно сгорбленную фигуру по которой можно было определить, что это был пожилой человек, прихрамывающий на правую ногу, в чёрной косоворотке поверх казачьих шароваров с красными лампасами и выцветшей казачьей фуражке.  Это был старый казак воевавший в конной Армии Будённого в годы Гражданской войны и звали его Логан Матвеевич или как его называли станичники - старый Казак.  Он был полностью седой, волосы на его голове лохматились белоснежной паклей, борода тоже была седая и лишь кончики усов были подпалены никотином табачного дыма.  Через плечо на лямке у него висела сумка сшитая из грубого брезента, а за плечом на колышках он нёс кольца собственноручно изготовленного вентеря с двумя крыльями, сплетённого из кордовых ниток старых покрышек от грузовых автомобилей ГАЗ-АА.
           Тропинка виляла среди густой росистой травы и спускалась к Дону в том месте, где был небольшой затончик, на берегу которого был белый и вымытый струящейся прозрачной водой, искристый песок.  Но не доходя до затончика, старый Казак повернул влево по течению Дона и спустился чуть подальше от затона к берегу.
           Логан Матвеевич был рассудительный казак он знал, что в затоне целыми днями купаются и плещутся на мели ребятишки, тем самым выгоняют из него рыбу, а вентерь поставленный им ниже по течению, расставив под широким углом крылья вентеря как раз будет встречать эту рыбу которая попадёт между широко расставленными крыльями, она же будет искать край выхода из этой ловушки, но вся попадёт в его вентерь, который состоял ещё из трёх отсеков.
           Вода была тёплая и прозрачная, старый Казак решительно сбросил казачью фуражку, затем на траву были сброшены сапоги, косоворотка, казачьи шаровары кальсоны и осторожно, чтобы не запутать сетки крыльев вентеря, стал заходить в воду.
            Тело и мышцы его ещё выдавали былую силу, чувствовалась ещё мощь спины, хотя и лопатки стали выпирать и то лишь по тому, что с возрастом стал горбатиться, а старый шрам на спине оставленный кончиком вражеской сабли, показывал замах справа налево, а чуть выше колена ранение посерьёзнее, это уж точно от казачьей пики, рана была неровной и развороченной от того и прихрамывал.
           Место реки было удобное для ловли такими снастями, впереди был нанос ила и песка глубина небольшая, даже разросся тальник, а сзади его была уже глубина большая. Тут то и решил поставить вентерь старый Казак, но трудность заключалась в том, что его нужно крепить надёжно, чтобы не снесло течением, поэтому ему пришлось нырять в воду, чтобы зацепить понадёжнее свой вентерь.
          Надёжно закрепив за подводную часть тальника свой вентерь, старый Казак с удовольствием побарахтался в тугих струях, так им любимого Дона и вышел на берег, освежая и взбадривая его вода медленно стекала с его бороды и тела и оставляла бодрящую прохладу. Быстро одевшись, он по той же тропинке также прихрамывая стал подниматься к своему куреню, где за калиткой уже ожидала его миловидная опрятная пожилая казачка его надёжная спутница бабушка Елена, смотревшая из под ладони на ярко восходящее солнце, одетая в белую с синими васильками летнюю блузу с короткими рукавами и широкую тёмную юбку.
         Начинался летний знойный день, станица ожила, задвигалась привычными голосами и звуками издаваемыми заботливыми станичниками, где каждый торопился выполнить полевые работы до наступления полуденной жары. По мере приближения полдника, когда солнце становилось почти вертикально над головой, кони также изнемогали от жары и начинали даже в упряжке махать головой, чтобы получить хоть малейшее обдувание. Так как в это время наступал полный штиль и ни малейшего дуновения ветерка.
         И вот в это время, когда и разговаривать то не хотелось, по улице ведущей к Дону послышался конский топот и радостные возгласы станичной детворы скакавшие на конях к прохладной реке. Кони привычным маршрутом неслись к реке среди них были и стригунки которые держались поближе к матерям, а подгоняли их сзади загорелые в коротких штанишках  казачки уверенно сидевшие на конских загривках без сёдел. За табуном спокойно шёл большой породистый конь, он уже давно был списан из реестра рабочих коней, и целыми днями в одиночку пасся поблизости от конюшен. Вид его был впечатлительный, особой донской породы вороной масти, с высокими ногами, и даже в старчестве всегда гордо поднятой головой, правда у него был отрублен в жарком конном бою кончик правого уха, но морда его оставалась такой же красивой с белой звёздочкой на лбу. Это был легендарный конь, закалённый в боях, неоднократно спасавший от вероятной гибели своего седока, ловко управляющего кавалерийским полком, на полях сражений. В дальнейшем этот конь был оставлен на племя, а его седок стал секретарём райкома. Вот после войны от него и пошло хорошее племя донских рысаков, которые были пригодны не только для военной службы, но и для скачек на ипподромах, где получали разнообразные титулы чемпионов и призы. А имя звучало его гордо – Казак.
      Бабушка Елена, жёнка Логана Матвеевича проводила взглядом табун коней, спешивший на водопой   пошла на огород и заметила, что дед собирается проверять утром поставленный вентерь и уже перекинул через плечо, свою рыбацкую сумку.
      Старый Казак вытирая пот со лба платком, присел в тени деревьев на возвышенности не доходя до берега и стал наблюдать как грациозно плывут кони, они даже не опускают круп и спины их возвышаются над водой, даже тогда когда плывут на встречу потока. Налюбовавшись превосходными способностями в плавание коней, Логан Матвеевич спустился к берегу, и сбросив сапоги, фуражку и косоворотку, в казачьих шароварах вошёл в воду. Он долго искал закреплённую за толстую ветвь тальника растяжку, которую чтобы отвязать нужно поднырнуть, не получалось ни с первого, ни со второго раза, и вдруг когда он уже почти развязал узел под водой и нужно было сделать передышку, всплыть на поверхность он не смог, что-то зацепилось за его штанину и крепко держало, он барахтался под водой пока не ослаб.
        Казачата заметили, что с дедом что-то произошло и выскочив на конях на берег понеслись в станицу, а купавшиеся на мелководье меньшие дети с криком:
-Старый Казак утоп!  Утоп старый Казак!
      Побежали к бабушке Елене и увидев её у своего куреня наперебой кричали:
-Старый Казак утоп!
      Бабушка Елена не понимая о ком речь, промолвила им:
- Ну и что утоп, так он ведь старый уже кони столько не живут.
-Бабушка Елена, так ваш Казак утоп!
       Бабушку, как ветром сорвало, она побежала по тропинке быстрее мальчишек и добежав до берега, увидела как два станичных казака, прискакавших на тех конях, на которых прискакали гонцы, уже тащили вниз головой Старого Казака, в шароварах которого торчал большой рыболовный крючок с остатком приманки от куриной головы опаленной на костре.  Бабушка Елена резво вбежала в воду образовав огромный парашют из своей юбки и стала причитать.         
-Погодь Елена Степановна, может откачаем…  Мальцы хорошо вовремя заметили.
       Они вынесли его на берег, перегнули его грудь через коленку и начали надавливать, донская вода с шумом вытекала из него, второй казак растирал его тело руками, массажировал спину и грудь, делали искусственное дыхание  и наконец первый небольшой вдох и шевеление руками, а они всё делали и делали искусственное дыхание, пока не прибежал станичный фельдшер, который сделал укол, после которого, Старый Казак открыл глаза, полностью приходя в сознание.  Не смотря на жару, его бил озноб, и наконец промолвил:
-Вот теперь напился я донской водички через край.
         Казаки и Елена Степановна суетились возле него, давая ему согреться, подложив под него и на него много одежды, а в шароварах его ещё торчал большой рыбацкий крючок с коротеньким хвостиком прочной бечёвки, а рядом не обращая внимания на суетившихся людей пасся старый конь, по кличке Казак.