По следам Рождества. Театральный церковник

Елена Федорова Нижний Новгород
  Кроме встречи с председателем общества аномальных явлений, Заскребышу требовалось посетить Ваганьково, затем  путь лежал в театральный бахрушинский музей. Купец Бахрушин имел корни волжские и считался одним из уважаемых в свое время поставщиков обуви для российской армии времен первой мировой войны вследствии высокого качества поставляемой продукции. Помимо этого занимался коллекционированием театральных артефактов лишь потому, что все остальное на тот период было уже сколлекционировано другими купцами, но до того, что артефакты в недалеком будущем послужат отправной точкой для обширной музейной, историко-художественной и театральной научной работы и что они просто обречены быть востребованными русской культурой - об этом из купцов еще никто не додумывался. От купца Заскребышу требовалось лишь одно: увидеть своими глазами работу художника в стенах его особняка, предварительно выразив купцу свое почтение. На этом поездка должна была быть окончена и по возвращении домой тема данного художника закрыта навсегда.
Случилось почтение.

Как полагается, посетив ваганьковскую церковь, женщина стала разыскивать то самое место, где ей помнился скромный крест. Но город мертвых совершено сбил ее с толку. Люди, у которых она спрашивала, не могли ей указать точное место и она поняла, что, кажется, путешествие с медовыми красками "Ленинград" можно сводить к нулю. Он обратилась к художнику по имени, которое ему когда-то принадлежало и поставила перед фактом, что вот она приехала. Непонятно зачем и для чего. Совершает дурацкий поступок и ей не представляется возможным отыскать его здесь. Пусть уж он самоопределяется, решает и помогает в таком вопросе как настоящий мужчина.
Не успела закончить, повернув голову, обнаружила, что стоит точно у цели своего путешествия. Ничего сверхестественного не произошло, и, как ни тужилась Заскребыш вычувствовать хоть что-нибудь! Не то что выдавить скромную актерскую слезу  - ни че го.
Деловая городская атмосфера. К тому же художника она никогда не встречала...

- Никогда ли, Заскребыш?
- Ну... кроме ролей и картин.
- А не врешь?
- Врешь не врешь, ты что хочешь, чтобы я взяла, да все так и вывалила одной известной личности, который не помнит, что он был, к примеру, Кваренги. Из того самого Бергамо. Представляю при этом его лицо!
Давай так: подождем, пока доберемся до настоящей правды. Если доберемся - в любом случает это всего лишь художественная фантазия. Да и тогда - вдруг она перевернет чью-то жизнь? Итак, все сначала, как там по тексту: " она не представляла, каким бы он мог быть всамделишный. Да и вообще он был ей не родственник". Вранье, вранье, сплошное вранье! Может, про веру, национальность, сексуальную принадлежность. Фу, ты, зараза какая. К чему не притронешься, все так сложно. Лучше про памятник:... к тому же был вовсе не скромный крест, а очень приличный памятник с православным крестом, глядя на который можно было заткнуть злопыхателей, которые говорили, что если он рисовал евреев, был другом евреев, а те его - то и сам был абсолютно не русский, несмотря на демонстрацию рубашек а ля рюсс. В общем, художник не вызывал никакого сострадания: он был совсем не забыт.

 Памятник находился в валютном месте, был активно посещаем друзьями и поклонниками, о чем говорили цветы и свечи. Заскребыш постояла немного, положила на краешек свой дар, представила как ветер приведет ночью майский дождь, ее слова промокнут и завтра утром кладбищенский дворник выкинет их в   мусорный бак, краски и кисти, а сам подумает о том, чего только не несут  мертвым живые люди. Впрочем, это будет немного интересней, если он откроет и перелистнет несколько страниц, чем станет чистить плиту от яичной скорлупы вперемешку с увядшими цветами.

Она была несколько неправа в тот миг, эта Заскребыш, считая ушедшего художника и в покойниках сытым. Памятник был установлен недавно, не за счет  бюджета или пожертвований, но за счет демонстрации его картин на выставках по стране, которые устраивали близкие люди. Даже на  могильный мрамор он заработал себе после смерти сам.

Между тем Заскребыш изнемогала. Кладбищенский тротуар  и сама земля выпивала  силы, колено, которое она надорвала в одной из командировок ныло  нестерпимо и хотелось не просто присесть - упасть, если бы нашлось подходящее местечко.
Но вместо того, чтобы стремиться к выходу ее за плечо потянуло вглубь, вправо, где увидела фотографию юноши, который однажды появился на выпускном спектакле. Мать, режиссер и педагог привела его и Заскребыш столкнулась с глазами стройного, высокого, с черными как смоль волосами, молодого актера из известной актерской династии, где трудно было даже определить кто лучше. Они были равны, все необыкновенно хороши и никто не  талантливее другого. Заскребышу он поначалу казался надменным, пока не поняла насколько впечатление было поверхностным, а вид напускным. Несомненный талант, особенная харизма и тонкая душа. Он ушел слишком рано. Оставил детей и неутешную мать,  много лет спрашивающей себя и мир: "Почему".

Жена его не осталась одна, скоро нашла молодую замену, всем объявила, что она счастлива. Заскребыш смотрела на счастье, думала как далеко отстоит ее первый муж от второго и про неизношенные башмаки. Разве можно  променять короля, для которого после смерти нашелся хоть и большой, но только булыжник, вместо пусть самого простенького, того, что похудожественней. Заскребыш мучилась сердцем, надумывая себе, что его несправедливо обидели, взгромоздив бездарный, безбожный камень и что он был бы чуть более счастлив, если вопреки всему тому и по-русски, но мужчине не полагалось даже самого скромного, самого дешевого креста.

От короля потянуло в другую сторону, вернулась на аллею, потом опять и  наискосок. Траектория движения, если бы только взглянуть на нее сверху, маршрут был очерчен по принципу тех самых знаков, которыми был отмечен здесь почти каждый насельник подкаменного общежития, за исключением обладателей необработанных камней и тех, кто провозглашал, что вечной жизни не существует. Полумесяцы не попадались. Между тем колено ныло не переставая, а на ноги будто подвесили чугунные галоши, что заставлял раз в году носить нижегородский купец Блинов своего сына.

Этот купец оказался большим мудрецом и в волжском городе в память о семейном проступке взгромоздили галоши и мешок с солью, чтобы удивлялись на купцову выучку проходящие зеваки. Но Заскребышу было это неприятно, как будто бы грешные и глупые люди устроили зрелище из того, что остается хоть и  для поучения народа, а все же в биографии одной купеческой семьи, которую было за что добром вспомнить и было за что благодарить. Но любителям трясти  чужое белье  дороже галоши, чем восстановить тому же купцу оскверненную память. Могила была без креста сто лет, пока к дому купца на центральной улице города газеты зазывали  объединиться выпить горячительного и потрескать блины в развеселом праздновании масленицы.
 
Заскребыш читала газету, а сама думала о бесхозной могиле в скиту, плачевней которой не было на всем кладбище; бывшем почетном гражданине города, который ждал оправдания целых сто лет... Много это или мало. И она решила вместе с близкими и друзьями восстановить незнакомому купцу   трехметровый старообрядческий крест. Дело затянулась на два года. Нужно было собрать деньги, убеждая людей понять. Самые небогатые понимали и верили ей ради нее самой во имя доброго и щедрого купца. Основное пожертвование сделал, начинающий свою карьеру, сын, благословение у начальника старообрядцев было получено, через два года возник крест, на который съезжались молиться со всей страны люди. Молиться молились, а все же в памятник клали денежку на торговое счастье, как непонятно когда и как выглядевшие язычники, которыми стращает библия, то ли ее интерпретаторы.
 
 Однажды гуляя по старинной улице она остановилась у трехэтажного дома. Его ремонтировали ушлые предприниматели, вернее, уродовали чужеродными,  пошлыми пластиковыми окнами. Она спросила сына: чей это дом? Он удивился тому, что она не знает того, кому возводила крест. Весенний вечер плавно уже был готов перетечь в ночь, гуляние задерживалось и стоять долго, как в первый раз не имело смысла.  Заскребышу показалось, что сбоку от плеча ее почтил некто, чтобы прозвучало очень тихое " спасибо". Она осознала, как был этот человек на самом деле богат.  Незримым своим присутствием он говорил о том, каких бы только денег он оставил тем, кто возведет ему крест, чтобы люди молились о нем, ведь те, кто возводили были не самые богатые люди.
 
 Та или иначе, купцы ли замолвили свое слово перед кем надо и дела заскребушкины поправились, но и подопечных прибавилось: и все почему-то почетные граждане! Делами их гордилась Россия, хвалился город, их историями, фотографиями и музеями кто-то зарабатывал деньги, и ни у кого не возникало желания и средств выполоть хотя бы сорняк.
Но и в таких местах встречаются отличные люди, Заскребыш обращалась за помощью и на ее счастье ей встречались хорошие глаза, добрые руки и отзывчивые сердца.

Чугунные галоши, между тем, аж по самую щиколотку тянули ноги. С каждым шагом ступать становилось все труднее и Заскребыш мечтала об одном: деревянной скамейке. То ли дело в Париже! Там где нем плюнь - всюду лавки. Хоть весь город пешком обойди. Очень человечно даже в Лувре, не то как в Эрмитаже уже с парадной лестницы планируешь когда повернешь назад. Но она была не в Париже. Требовалось срочно присесть, и только бы не на камень. Никаких лавок не попадалось, вокруг был бесконечный бессмысленный мрамор,  железо и частные могилы, общие могилы... как тут потянуло вправо и вот на тебе: деревянная простенькая лавочка. Заскребыш плюхнулась, делая вывод, что таким темпом некому будет выражать свое почтение, не  видать ей бахрушинского музея как своих ушей. Что творится такое в этом городе? Он словно каменный мешок. Асфальтный упырь   выпил за короткий срок все ее силы.
Взгляд упал на фанерную вывеску с нарисованной стрелкой. На вывеске было написано: "протоиерей Амфитеатров".

Вот уж чего только не бывает в России! Артисты и священники случается здесь бывают удивительно схожи. Еще вчера боролся за бренную славу, а нынче глядишь уже с амвона поучает народ, но стрелка указывала на статус: могила архимандрита была высокой, вся покрыта не каким-то там полевым сбором, а самыми отборными цветами, причем без малейшего пробела, как взбитым пуховым одеялом. Люди текли потоком. Что это за святой и какие он творит чудеса? Из приличия преклонила колени тоже, размышляя о том, каким же был носитель такой странной театрально-церковной фамилии.
 Чтобы не упустить случай приобщиться к чуду, которые так любят на Руси, она  попросила неведомого  протоирея подлечить колено и вообще дать силенок пожить и всего такого чего клянчут люди. Вот тут - то ее и потянуло, что называется что ни на есть влево, ровно наискосок, где она оказалась прямешенько у купца. Надо так и понимать: самого Бахрушина, в музей которого теперь направлялась. Никого из насельников Ваганького Заскребыш  не знала,  как оказалась в этом или том месте, а потому поклонившись по-русски, она сложила ладони в индусскую сварупу и выразила почтение всем тем, кто потрудился для нее и профессиональной творческой среды.
Между тем на дворе был день седьмого мая. День памяти протоиерея Амфитеатрова