Небольшая сага о Велозаводской.
Весной 84-го после стремительного развода я впал в затяжную «жизненную коллизию». С детства приученный отцом к строгому порядку, я, едва повзрослев, постарался наладить правильный устойчивый режим жизни, включающий интересную работу и любимую семью. Как только одна из основных составляющих исчезла, мой привычный мир рухнул.
Дома у родителей раздражало абсолютно всё, особенно самые близкие, а альтернативной жилплощадью я не располагал. К счастью, на службе к ситуации отнеслись с пониманием, и трудовые будни не действовали мне на нервы. Но непривычная пустота, обычно заполненная общением с женой и дочкой, меня угнетала. Пустившись на короткий период во все тяжкие, я быстро устал от калейдоскопа весёлых компаний и всевозможных участливых и любвеобильных дам. Облегчения это не принесло. Паскудная мартовская погода - «развезюха», говоря словами моей маленькой дочурки, вкупе с серой Автозаводской действительностью также настроения не улучшала.
Как ни странно, путь выхода из «коллизии» мне указал слабо знакомый мясник Пашка, практикант из нашего магазина «Продукты». В тот тяжёлый понедельник он встретился мне в полвосьмого утра в мясном отделе, куда я с «заднего крыльца» зашёл к друзьям, «работникам ножа и топора», купить «из под полы» бутылку водки, задолго до открытия винного отдела. «Где собираешься подлечиться?»,- спросил Павел, явно набиваясь составить мне компанию. «Ты же не пьёшь в рабочее время!», - резко отсёк я намечающееся предложение. Но неунывающий молодец не обиделся: «Я думал тебя познакомить с одной разведёнкой из дома наискосок. Не пожалеешь!».
По дороге Пашка рассказал, что накануне познакомился с совсем юной девчушкой, зашедшей купить мяса в самом конце трудовой вахты. Быстро сменившись, он проводил симпатичную покупательницу домой, где был ошарашен наличием её трёхлетнего сына. Барышне оказалось уже двадцать пять лет, и двадцатилетнему мяснику, активно занятому поиском будущей спутницы жизни, она, ну никак, не подходила. Встречая меня ежеутренне и зная побудительную причину напасти (моя бывшая жена проживала над магазином, и наш развод обсуждал весь двор), Павел, по-мужски сочувствуя, решил поделиться находкой. А вдруг?!
Девушка оказалась дома и встретила нас приветливо. Среднего роста с отличной, слегка прикрытой коротким халатиком фигурой, она казалась высокой за счёт стройности и длинных красивых ног, сразу привлекающих внимание. Огромные серые глаза светились на симпатичном слегка скуластом лице, увенчанном шапкой тёмно-русых волос. Как позже выяснилось, дома той весной Аля находилась почти всегда, временно оставив работу для устройства сына в детский сад. В контексте мужских привязанностей - она была совершенно свободна: за год до описываемых событий Аля развелась с сильно пьющим мужем, бывшим сотрудником милиции, а ныне хроническим пациентом районного наркологического диспансера.
Занимая с сынишкой просторную комнату с вместительной лоджией в трёхкомнатной коммуналке, она вполне удовлетворялась своими жилищными условиями, но соседняя, никем не занятая, жилплощадь не давала ей спать спокойно. Бывшему супругу, ещё в бытность его на хорошем счету, в Райсполкоме обещали со временем выдать ордер на пустующее помещение, но водка раньше выселила его из квартиры навсегда. Предприимчивый сотрудник органов, договорившись в домоуправлении, даже сумел заблаговременно обзавестись ключом от запертой двери, который теперь хранился у Али.
Всю эту информацию я с трудом воспринял только на следующее утро.
Кратко представив меня «Знакомься, Аля! Отличный мужик! Константин! Только что развёлся!», Пашка отправился рубить мясные туши, даже не притронувшись к «пшеничному» вину. Хозяйка быстренько накрыла на стол, порадовав меня домашними огурцами и помидорами потрясающего засола и квашеной капустой с клюквой и виноградом. В начале застолья тет-а-тет девушка выпивала наравне со мной, потом стала пропускать. Через полчаса хождения вокруг да около разговор упёрся в тему личного одиночества, близко затронувшую обоих. Перебравшись ко мне поближе, Аля пересела на диван, который на мой нетрезвый взгляд волшебным образом мгновенно разложился сам. Вспышка чувств и ощущений была настолько сильной, что я практически лишился чувств в момент апогея и сразу крепко заснул.
Разбудил неописуемый аромат домашних пельменей, который воздействовал на меня как запах валерьянки на кота.
У меня, не избалованного маминой стряпнёй, к самодельным пельменям присутствовало особое отношение. Когда бывшая тёща, большой мастер кулинарии, лепила мои «любимки» - я брал на службе три дня отгулов и, сидя дома, по несколько раз в день поглощал только одно блюдо, преимущественно в бульоне.
Алины пельмени оказались не хуже тёщиных. Непродолжительно, но активно применив «Столичную» под моё любимое горячее, мы быстро перебрались на диван и повторили утренний опыт. Эффект превзошёл все ожидания, и я снова отключился.
Уже ближе к вечеру я проснулся в одиночестве с ощущением пустоты и не сразу вспомнил, где нахожусь. Открылась дверь, и вошла Аля, одетая в пальто и сапоги: «Я в садик. Скажу, что до пятницы сына на пятидневку оставлю. И в магазин заскочу, а то у нас горючее закончилось!».
Ситуация начинала мне нравиться всё больше. Я не испытывал привычного раздражения, присущего состоянию «после многодневного вчерашнего», чистота и так любимый мною порядок в комнате радовали глаз, и впервые за многие дни в душе разлилось непонятное умиротворение.
На волне наступившей эйфории я позвонил домой начальнику и отпросился на положенную мне за сверхурочную работу в совхозе неделю отгулов, чем окончательно закрыл проблему «завтрашнего дня». После возвращения Али из магазина уже привычный и радующий цикл «стол-диван» повторился неоднократно.
Главными качествами любой девушки, критичными и необходимыми для меня при совместном проживании, всегда являлись чистоплотность и страсть к порядку. Сразу выяснилось, что у Али с любимыми образующими идеального быта - полный ажур. Весь следующий день я нарезал по квартире в набедренной повязке из полотенца: вся моя одежда, за исключением «Аляски», оказалась выстиранной и сохла на лоджии.
Три дня пролетели как в забытьи. Вследствие регулярного неумеренного употребления бодрящего сорокаградусного напитка, у меня возник известный каждому плотно выпивающему мужику эффект «сухостоя», так подробно описанный Аксёновым: «В конце недельных приключений, после бесконечных восторгов, отлетов, улётов, мужских прений с рыготиной, махаловок, побегаловок, всякого разнообразия напитков, в конце всей этой свободы руки и ноги очень слабели, голова весьма слабела также, но в крестце появлялась исключительная тяга, совершенно удивительная бесконечная тяга. Выдающийся генератор. Даже так случалось иногда, что измученное тобой существо засыпает, а ты все еще в активе!». Аля была вне себя от восторга, особенно в самые ранние часы дня, когда эффект проявлялся наиболее ярко. Её восхищённый рефрен «Я никогда не верила, что такие мужики, вообще, бывают!» очень грел мне сердце и заставлял особенно усердствовать.
В пятницу сладкие утренние ласки были прерваны затяжным звонком во входную дверь. Аля, накинув халатик, выскочила из комнаты, прикрыв за собой дверь. В коридоре с девушкой вступил в диалог напористый мужской голос, показавшийся мне знакомым. Я едва успел натянуть джинсы, когда в дверь по-хозяйски зашёл мой младший брат Борис, с интересом оглядывая помещение. Аля, настороженно глядя на него, быстро произнесла: «Я сказала, что никого у меня нет! Но он увидел в коридоре твои кроссовки, и начал надсмехаться!». «Такого высокого «Адидаса» на Автозаводской только два: у него и у меня! Я сам их у Ленки в «Берёзке» выбирал!»,- уверенно заявил Борька, с довольным видом присаживаясь к столу. «Знакомься, Аля! Это мой младший брат, Борис!». Алин взгляд заметно потеплел, и она умчалась на кухню.
Минут через десять она вернулась, неся сковородку с жареными в яичнице пельменями. Борька к этому моменту уже завершал пространное изложение своего замечательного дедуктивного метода, приведшего его к Алиной двери. Испытывая непрерывный прессинг со стороны мамы, трагически воспринявшей моё неожиданное исчезновение «по делу» рано утром в понедельник, Борис, примерно представляя мой маршрут, путём выборочного неторопливого опроса потенциальных свидетелей, а именно «добрых бабулек», добрался до Пашки, который и выдал моё текущее убежище.
На первый взгляд, фраза «Москва – большая деревня!» не соответствовала действительности, но то, что в её маленьких анклавах - микрорайонах и дворах - все и всё друг про друга знали, с некоторой натяжкой являлось истиной. Вышеприведённое утверждение вне всякого сомнения относилось к многочисленным бабкам, постоянно сидящим в засаде у своих подъездов и перемывающим кости всем проходящим. В состоянии тяжёлого похмелья, когда обострялись все чувства, я почти физически ощущал источаемые ими негативные флюиды, да так, что перед лавкой у меня начинали заплетаться ноги. «Опасную» зону я всегда норовил проскочить побыстрее. Брат, наоборот, очень любил, подойдя к лавочке, в ответ на их «Здравствуй, Борис!» весело поприветствовать осуждающий всех и вся престарелый контингент фразой классика: «Ну что, живы ещё? Вас уж давно на том свете заждались - с фонарями ищут!». Несмотря на это, а может, именно поэтому, бабки к Борьке благоволили, но остерегались.
Разделяя мою любовь к пельменям, брат, подчистив быстро опустошённую сковороду куском хлеба, поинтересовался у влюблённо смотрящей на него Али «Как насчёт добавки?». Пока хозяйка хлопотала на кухне, мы, выпив «утреннюю для здоровья», обсудили: какую версию ему стоит изложить родителям, и когда я собираюсь навестить отчий дом. Поставив перед Борькой теперь уже глубокую тарелку с пельменями в бульоне, Аля, восхищённо глядя на него, произнесла: «Какой красавчик! Просто игрушка!».
При имеющемся внешнем сходстве, брат отличался от меня более тонкими правильными чертами лица, ни разу не ломаным прямым носом и шапкой густых вьющихся чёрных волос. Дополняли облик большие синие глаза с длинными девичьими ресницами и белоснежная кожа. Одетый в редко встречающуюся на Автозаводской яркую одёжку Борька очень походил на фигурку юноши из набора ГДР-овских игрушек - социалистический эрзац Кена, дружка американской Барби. Несмотря на небольшой рост, брат был очень востребован женским полом. Деликатность в общении и сразу ощущаемая тонкая душевная организация действовали на дам неотразимо. Недавно встретившийся мне плохой перевод фразы современного американского классика «При взгляде на него у девушек влажнело междуножье!» наиболее точно отражал эффект, производимый Борькой на барышень.
Доев пельмени и выпив в процессе «за здоровье», «за хозяйку» и «на посошок», Борька на прощанье одобрительно хлопнул хозяйку по мягкому месту и убыл, провожаемый обволакивающим взглядом Али.
На этом неожиданности не закончились: «Сегодня к нам заедет мама!». «Проведать и Серёжку на выходные забрать!»,- опередила Аля мой вопрос. «Пожалуйста, будь с ней пообходительней!». Камень в мой огород явился следствием моей неожиданной встречи в коридоре с соседкой по дороге в туалет в один из «забытых» дней. Невыразительная дама средних лет принялась выяснять, что делает посторонний мужчина в неглиже в местах общего пользования. Не «видя её в упор», я, тем не менее, доходчиво объяснил, куда ей следует идти, дополнив посулами, после которых она стремглав скрылась в своей комнате, заперев дверь на всякий случай.
«Мама - моя палочка-выручалочка и единственный кормилец. Если бы она не помогала, как бы я сейчас с сыном проживала только на убогие алименты!»,- разворачивала Аля «родственную» тему. «А я на что?!»,- в подогретом алкоголем порыве самоутвердился я. «Сегодня - ты есть, а через две недели?», - вопрос, заданный тоном умудрённой жизнью пророчицы, прозвучал риторически.
Я начал торопливо собираться, знакомство со следующей «тёщей» не входило в мои планы. «Пойду домой - проведаю родителей!», - объявил я опешившей девушке. «Вечером придёшь?»,- уже совсем другим, расстроенным голосом, спросила она. «Наверное. Как дома карта ляжет!».
Но к родителям совершенно не хотелось. Выйдя из Алиного подъезда, я прямым ходом направился к другому крылу огромного дома. Там на первом этаже размещалось ателье, в котором трудился брючником мой лучший друг Костя «Малыш». Тёзка собирался на обед домой, в огромную сталинскую семиэтажку наискосок через Велозаводскую площадь. Увидев меня, он поменял планы, и мы вместе зарулили в «Шашлычную», находящуюся в центре небольшого скверика.
Излюбленное место «культурного» распития всего нашего микрорайона и таксистов 5-го столичного таксопарка, кафе никогда не пустовало. Нам с «Малышом» порекомендовал заведение его отец дядя Толя, проводя обзорную экскурсию по ближайшим злачным местам в период нашего взросления. Наших ожиданий «Шашлычка» ни разу не обманула: кормили всегда очень вкусно и обильно, хотя выбор блюд был небогатым. Типовая одноэтажная «стекляшка» с металлическими «рельсами» вдоль стойки, двигая по которым подносы с готовыми холодными закусками и подаваемыми поварами «с пылу, с жару» горячими блюдами, клиенты на финише попадали к кассе, за которой восседала Катя.
Невысокая пухленькая блондинка неопределённого возраста, Катя олицетворяла собой общеизвестную поговорку «Маленькая собачка - до старости щенок!». Увидев её впервые, когда мне только стукнуло 17, я был твёрдо уверен, что она старше меня лет на 15 - 20. По прошествии одиннадцати лет она выглядела всё на те же тридцать пять и являлась вожделенной мечтой большинства завсегдатаев и случайных посетителей мужского пола. Всегда задорная и приветливая, модно одетая и причёсанная а-ля Мерилин Монро, Катерина оставалась неизменной приметой меняющегося с годами Велозаводского ландшафта. Про неё ходили слухи: и самый богатый человек на Автозаводской, и хорошие знакомые всегда могут занять у Кати приличных денег на длительный срок, но «Малыш» и я любили её именно за душевность и весёлый нрав.
С самого первого дня, когда мы впервые переступили порог «Шашлычки», и дядя Толя подвел нас, тогда ещё двух несовершеннолетних «щеглов», прямо к кассе и представил «Знакомься, Кать! Это мой сын, Костя, и его лучший друг, тоже Костя, наш сосед по двору!», Катерина относилась к нам обоим как любящая старшая сестра к двум не всегда путёвым, озорным и задиристым младшим братьям, нуждающимся в ласке и опёке. Ей очень нравился наш тандем, импонировал зашкаливающий кураж и, когда мы долго не появлялись, она волновалась и передавала нам весточки через друзей. Постоянные поклонники и обожатели у аппетитной кассирши не переводились, но она со всеми держала одинаковую дистанцию, оставаясь верной женой никогда не виданного нами мужа и заботливой матерью единственной дочки, с которой Катя меня познакомила существенно позднее описываемого времени.
«А вот и мои Косточки пожаловали!»,- громко промурлыкала Катя, едва мы нарисовались в дверях. «Что сегодня изволите? Полную программу или что-нибудь на выбор?»,- Катя всегда по-женски слегка заигрывала с нами, при этом неуклонно выдерживая роль старшей сестры. «Два чахохбили с луком и два шашлыка! И компоту – четыре!»,- весело объявил «Малыш», и повернувшись ко мне: «Пить будем?». «А ты, Костюша, всё никак не угомонишься?! Пора уже успокоиться! В жизни всякое бывает! Вон хоть у Толи, у Анатолия Михайловича спроси!»,- поправилась Катя, имея в виду папу «Малыша».
К моему отцу Катя относилась с уважением и немного побаивалась. За год до этого, в выходные, папа с мамой, возвращаясь с прогулки на стадионе с моей маленькой дочкой, проходили с коляской мимо стекляшки, где, как назло, мы с Костей осуществляли распитие по-быстрому. Отец, оставив маму с коляской на улице, зашёл в кафе и отчитал нас по первое число. Когда Катя, не разобравшись в ситуации, попробовала за нас заступиться, мол «ребята ведут себя тихо, никому не мешают», то и она получила свою порцию отточенных чеканных фраз про правильный режим питания, здоровый образ жизни и моральный облик, произнесённых негромким, но весьма убедительным голосом.
Анатолий Михайлович потом рассказал, что во время его очередного визита в «Шашлычку» Катя выясняла у него «в каких чинах ходит Костин отец». Ничего вразумительного дядя Толя ей сказать не мог, что окончательно уверило её в правильности своих догадок. После этого случая Катя стала относиться ко мне ещё сердечнее, видимо, жалея.
«Ты ещё сто раз найдёшь себе хорошую девушку. Хочешь, я прямо сейчас позвоню, у меня у подруги дочь замечательная!», - продолжала утешать меня Катя. «Кать, да у этого не залежится!»,- скаламбурил тёзка. «Так что будем пить?». Катя, неодобрительно покачала головой и, крикнув повару «Георгий, присмотри! Я на минутку!», скрылась в подсобном помещении. Забрав поднос с едой, я пошёл к единственному свободному столику у окна, а «Малыш» остался у кассы ожидать Катю, чтобы расплатиться. К столику они подошли вместе. «Я дома у своего законного бутылку забрала импортную, кто-то ему в подарок привёз. Дай, думаю, моему разведёнцу жизнь подслащу! Так что, нечего вам белой травиться!», - с этими словами Катерина незаметно передала мне завёрнутую в газету бутылку. «Только на стол не выставляйте!»,- и пошла к себе за кассу. Распеленав под столом напиток, мы с Малышом опешили. Ни он, ни я такого ещё не видели: в бутылке необычной формы переливался синеватого цвета напиток, напоминающий разбавленный денатурат. «Это что? Прочти на этикетке! А то, вдруг, какая-нибудь ерунда!»,- искушённый в импортных напитках Костя, мама которого работала в ресторане гостиницы «Интурист» на улице Горького, иностранными языками не владел, но зарубежного алкоголя навидался достаточно. Необычного цвета спиртное оказалось голландским ликёром «Блу Кюрасао», вкусным до безобразия. Почти опустошив Катин подарок за затянувшимся обедом, мы с «Малышом» обсудили перспективы моей дальнейшей личной жизни, и я решил пустить всё «на волю волн». Когда я подошёл к Кате проститься, она, по привычке целуя меня в щёку, негромко произнесла: «Если у тебя, Костюшка, проблемы с деньгами, только скажи! И, вообще, заходи почаще! Просто перекусить! Не пропадай!».
Диковинный ликёр оказал на меня неожиданное действие – потянуло в отчий дом. Понимая, что мой не совсем трезвый вид никого особенно не порадует, я свёл общение с родителями до минимума и быстро скрылся за дверью Борькиной комнаты.
Применительно к нам с Борькой замечательная фраза «Брат – это друг, дарованный природой!» даже в малой степени не отображала ту незримую, но очень прочную, сплетённую из множества проявлений нежности и дружбы искреннюю привязанность, соединяющую нас. Иногда мне казалось, что мы можем читать мысли друг друга, а уж понимать с полуслова, а, иногда, вообще, без слов со временем стало совершенно естественным. Являясь существенно более тонкой и ранимой натурой, брат очень переживал мой развод, может быть даже сильнее меня, волнуясь за судьбу обожаемой им маленькой племянницы, очень любившей прыгать у него на коленках. Излюбленным совместным развлечением являлся танец юного дяди под песню «Внезапный тупик» группы «Карнавал» с малышкой на руках. Во время особенно отчаянных «па» Лялька заливалась весёлым смехом, летая в крепких Борькиных объятиях.
Допив с братом остатки ликёра и выслушав его планы на грядущие выходные, я загрустил. За время шестилетнего брака я несколько отошёл от друзей, «сейшенов», весёлых гулянок и других составляющих холостой жизни, которыми теперь наслаждался мой младшенький. И хотя Борька предложил составить ему компанию, меня совсем не тянуло вновь окунутся в этот водоворот. Достав из глубин одёжного шкафа «кегельную» бутылочку, как, находясь в игривом расположении духа, он называл водку, брат налил нам по «соточке для настроения» и стал собираться на выход. «Ты останешься или на «зимние квартиры»?»,- упоминание Борькой моего нового места обитания неожиданно вызвало у меня волну приятных воспоминаний о немудрёном уюте, пельменях, регулярно подносимых напитках и охочем до ласки Алином теле. Наскоро собрав бритвенные принадлежности, зубную щётку и кое-какую одёжку, я особенно озаботился запасом белья и носков, чтобы поберечь от ежедневной стирки руки моей новой подружки.
Мы вышли с Борькой из дома вместе, я пообещал маме звонить и регулярно появляться.
Увидев меня, Аля искренне обрадовалась, но при входе шёпотом предупредила: «Мама ещё не уехала!». «Тёща» удивила меня своей молодостью: на вид ей было не больше 35-ти, и несколько экзотической раскосостью. Упёршись в меня оценивающим взглядом, она сразу поинтересовалась: «А ты кем работаешь?». Не привыкший к обращению на «Ты» при первой встрече, я, тем не менее, вспомнив Алин наказ, очень вежливо, как мне казалось, выдал исчерпывающую информацию о своём месте работы, должности, зарплате, текущем матримониальном положении и адресе проживания. «Да ты не кипятись! Я же вижу, что парень ты приличный! Я просто за дочь переживаю! Ты должен мать понять!», - примирительным тоном продолжила Алина мама. Не сдержавшись, я объявил, что никому ничего не должен. К удивлению, на мою оппонентку заявление произвело самое положительное впечатление: «Вот, сразу видно, что настоящий мужик, со стержнем! Не то, что всякие, ни рыба, ни мясо!». Не знаю, кого она имела в виду, может прежнего зятя, но от похвалы мне сразу стало приятней её общество. «Ладно, не буду вам мешать! Вон, как Алька-то на тебя смотрит! Сейчас прямо съест!»,- с этой грубоватой шуткой «тёща», захватив уже одетого внука, которого я даже не успел рассмотреть, быстро исчезла за дверью.
Сразу после ухода родных Аля ненадолго исчезла на кухне, а затем в три захода накрыла стол. Дома я в таком пиршестве даже по случаю великого праздника никогда не участвовал. Мама неплохо готовила, но особо домашними разносолами нас не баловала. Напряжённо работая с утра до вечера и активно занимаясь общественной деятельностью, она просто физически не успевала колдовать над плитой. Относясь к этому с пониманием, мы всегда были рады её здоровой и сытной стряпне без особых изысков.
Половину тех блюд, что Аля метнула на скатерть, я и в периодически посещаемых мною ресторанах не видал. Холодное запечённое мясо, самодельная колбаса, какие-то неописуемые овощные заготовки, всевозможная домашняя выпечка, уже упомянутые мной солёные огурцы и помидоры, маринованный лук и чеснок, и на горячее - умопомрачительные беляши. Фраза классика «Такое грешно есть помимо водки!» просилась на язык сама собой. Из покупного на столе оказались только сыр и «Столичная». Даже запивка – ягодный компот, и тот был сварен по особому бабкиному рецепту.
Перенервничавшую из-за моей неожиданной стычки с матерью Алю быстро разморило. Теперь вполне успокоенная удачно прошедшим общением и, наконец, расслабившись, после очередной рюмки Аля подробно рассказала о своём житье-бытье и обширной родне. Меня под такую прорву закуси водка не цепляла, и я воспринимал информацию на «трезвую» голову.
Многодетная татарская семья её матери испокон веку проживала в Орехово-Зуево и горбатилась на бывшем Морозовском швейном производстве. Мама вышла замуж за «правильного» татарина из Кубинки, и, переехав к мужу, устроилась на Второй Часовой Завод на Белорусской, где он работал. Обе её дочери, Аля, и старшая на год, Динара и муж Динары – все дружно трудились в сборочных цехах часового производства, составляя рабочую династию, так ценимую при Советской власти. Единственной «белой вороной» стал Алин муж, сотрудник ГАИ. Ради женитьбы на любимой он принял мусульманство, строгий Алин отец категорически возражал против замужества младшей дочери с «неверным». Но, войдя в семью, муж стал крепко выпивать, достаточно быстро вышел «из ислама» и даже пару раз подрался с тестем, будучи изрядно выпившим. Правда, и папа Али не уступал зятю в употреблении «сосудорасширяющих» и, не дотянув до пятидесяти, приказал долго жить. Мама всегда держала бразды правления в своих руках, так что после кончины отца ничего особенно не изменилось. Для обеих дочерей мать являлась главной надёжей и опорой, а мужья занимали только второе место. После Алиного развода молодая бабушка, а ей на тот момент было всего 42 года, полностью взяла на себя заботу о внуке и регулярно помогала дочери материально и натурально - домашними заготовками.
Любовь к кулинарным изыскам и вкусной еде присутствовала в крови у всех членов семьи, и при этом они умудрялись оставаться вполне поджарыми. В каждый визит «тёща» забивала Алин холодильник доверху битком и ещё давала «сухими», поддерживая временно не работающую дочь. Мне стало интересно, сколько же зарабатывают знатные сборщицы и, опрокинув следующую стопку, я озвучил свой вопрос. Аля расхохоталась: «Если бы мы жили на оклады с премиями, давно бы зубы на полку положили!». И, далее, я услышал про некоторые хитрости часового производства, до которых сам бы никогда не додумался.
Существенно позднее, в начале 90-х, я трудился вместе с приятелем, имевшим за плечами богатый опыт работы механиком на флагмане отечественной табачной промышленности - фабрике «Ява», кстати, расположенной по соседству со Вторым Часовым Заводом. От него я узнал много интересного о рабочих буднях крупных московских предприятий. Не воровал на «Яве» только ленивый! Объёмы похищаемых сигарет вполне поддавались описанию фразой «Уму-нерастяжимо!». Рядовой механик «наваривал» за смену 20-30 рублей, а когда начали производить дефицит - «импортные» престижные сигареты «Мальборо» - «заработок» увеличился в разы.
В часовом производстве процесс заколачивания левых денег был поставлен несравнимо тоньше и хитроумней, что вполне соответствовало сложности производимых изделий. Любая универсальная деталь типа анкера и другие комплектующие были очень востребованы и с большим удовольствием реализовывались в многочисленные ателье Службы быта по ремонту часов. Элитные модели в сборе шли «налево» ровными рядами, в основном, в кавказские регионы. При этом количественное «статус-кво» сохранялось за счёт подмены качественных часов выбракованными изделиями, также поступали и с основными узлами тонких механизмов, имелись отработанные годами и другие специальные приёмы и ухищрения.
К тому моменту тема часов интересовала меня уже несколько лет. Бывший тесть, служивший в Министерстве Внешней Торговли, уделял внешнему виду особое внимание и объяснил мне, тогда ещё неразумному, что хорошие часы, наравне с приличной обувью, являются неотъемлемым атрибутом любого успешного мужчины. В опубликованной в любимой «Юности» повести «Растиньяк-77» главный, по тому времени отрицательный, герой определяющими приметами «справного» мужика определил фирменные джинсы, кожаный пиджак и японские часы.
Мой приятель Носов, летавший стюардом «Аэрофлота» по всему миру, регулярно подвозил мне новые модели «Citizen» неизвестной сборки, но всё это были модные в то время электронные часы с множеством мелодий. Настоящая японская механика стоила запредельных денег, от трёхсот рублей, что составляло две с половиной моих зарплаты с премиями. Такие «ходики» могли себе позволить регулярно выезжающие «за бугор» дипломаты или кавказские джигиты с запредельными «понтами».
Из близких друзей родной японский «Orient» таскал только мой напарник по Гурзуфскому отдыху Шура «Помидор», руководящий сотрудник среднего звена на Сокольнической продуктовой базе Москвы. Шура методично обновлял свои «куранты», и на моей памяти, по восходящей становился счастливым обладателем «Ориент»- «Рыбий глаз», «Ориент» - «на четыре удара» и «Ориент» - «Колледж».
Последнюю модель он носил, не снимая, уже года два, и даже при его не всегда правильном образе жизни с часами ничего не случалось. «Помидор» нырял в них с волнореза в крымскую гальку, перепутав с пьяных глаз пляж с морем; неоднократно использовал в качестве кастета в «товарищеских недоразумениях» и глубоко погружался в морскую пучину на «Чеховке» в поисках мидий. Кроме многочисленных царапин на корпусе и свободно охватывающем его мощное запястье металлическом браслете никаких других повреждений я не наблюдал. Сапфировое стекло сверкало гранями как новое, и механизм отсчитывал секунду за секундой точно, «как в аптеке».
В тот вечер я не особо вслушивался в Алину «часовую» информацию, но какая-то её часть «на корочку» записалась. Последним, и очень приятным сюрпризом этой пятницы явилась наступившая «ночь любви». Мой организм, подпитанный разнообразными деликатесами и окрылённый всеми положительными эмоциями прошедшего дня, достиг такого накала и неутомимости в деле ублажения отзывчивого женского тела, что я уже стал опасаться за здоровье Али. Она с радостью разделяла мой пыл, и мы уснули только под утро, убаюканные шумом первого весеннего дождя.
Телефонный звонок раздался в субботу ближе к середине дня, когда мы после плотного завтрака собирались перебраться на диван и заняться «повторением пройденного». Вернувшись из коридора, где на стене висел общий телефонный аппарат, Аля растерянно объявила: «К нам сейчас зайдут гости». «Кто на этот раз?»,- находясь в умиротворённом настроении, я не был расположен делить с кем-либо Алино общество. «Это мои лучшие подруги – Аня и Инна, они уже внизу у магазина, спрашивали – что купить!». Мне совершенно не хотелось уподобляться экспонату зоопарка и проходить оценку Алиных приятельниц на предмет моих мужских достоинств в качестве потенциального жениха. Видя мою нерадостную реакцию на принесённое известие, Аля торопливо поведала, что после её развода практически каждые выходные подруги в одиночку, а иногда и вместе, приезжают её проведать и поиграть с сынишкой. Она знакома с ними «тысячу лет», обе девушки в разводе и находятся в «творческом» поиске. Моё текущее присутствие у Али явилось для них полной неожиданностью, она не успела их предупредить, и подружки приехали на традиционный девичник. Сама Аля не очень рада их визиту, но не гнать же их взашей.
Как ни странно, девушки мне сразу понравились.
При виде Анны, рослой круглощёкой барышни, из памяти вынырнула характеристика настоящей «дочери Евы», данная старшиной Васковым «Есть на что приятно поглядеть!». Густые тёмно-рыжие волосы и усыпанная веснушками белоснежная кожа вкупе с яркими сине-голубыми глазами полностью соответствовала моим гипотетическим представлениям о дочерях Ирландии. Девушка после развода проживала в однушке на Каховке и работала телефонисткой районной АТС.
Вторая подруга относилась к хорошо мне известному миру продавщиц, с которыми я вволю пообщался до своего раннего брака.
Работницы советской торговли – «это что-то особенного!». По молодости лет я без всяких корыстных целей регулярно «поддруживал» с продавщицами самых разных магазинов нашей Автозаводской, что, как выяснилось, очень облегчало и расцвечивало ежедневную прозу жизни. Все девушки, как на подбор, «твёрдо стояли на ногах» и являлись жизнелюбивыми «пеструшками-невозможницами», не ожидающими «серьезных намерений». В отличие от многих знакомых из «прослойки» интеллигенции, они имели крепкую нервную систему, никакой склонности к депрессии, и всегда были не прочь выпить и подрезвиться.
Плотную невысокую крашеную блондинку Инну немного портили золотая коронка на нижней челюсти и избыток макияжа на симпатичном личике. Она сразу достала из объёмной сумки бутылку экспортной «Посольской» и две «Советского Шампанского». За ними последовал стандартный набор продуктового дефицита – батон сырокопчёной колбасы, сервелат и банка красной икры. Анютины гостинцы были попроще: банка шпрот, кусок российского сыра и коробка шоколадных конфет. Кроме того, обе девушки привезли мальчуковые игрушки Алиному сыну и очень расстроились, что его не увидят.
Аня отправилась помогать Але на кухне, а Инна со словами «Обожаю Шампусик!», по-хозяйски достав из серванта бокалы, умело откупорила бутылку и разлила шипучку. Я отказался со словами «напитки не мешаю!», налил себе водки, и по её инициативе мы тут же выпили «на брудершафт», чтобы сразу перейти на «Ты». Целовалась Инна очень умело, большой опыт чувствовался.
Когда Аля с Анной вернулись с горячим, Инна уже вовсю делилась со мной подробностями производственной и личной жизни. Анюта сначала меня несколько дичилась, но после «Белого медведя» - коктейля из водки с шампанским, перестала стесняться и активно включилась в общую застольную трепотню. Обед плавно перешёл в ужин, включили магнитофон, и я по-очереди танцевал с дамами «медляки». Девчонки пошушукались, и Аля предложил мне пригласить брата, но из телефонного разговора с отцом выяснилось, что Борьки до завтра не ожидается. К десяти часам вечера напитки закончились, и я по привычке стартовал в наш центральный районный ресторан «Огонёк».
Инна увязалась со мной за компанию. Её приятно удивил оказанный приём: едва увидев меня, швейцар дядя Петя гостеприимно распахнул закрытую дверь с постоянно висящей табличкой «Мест нет». Курящий в предбаннике завсегдатай Дима, мясник из Кожуховского Гастронома, сразу полез обниматься, по ходу дела заодно плотно облапив Инну. Вызванная из зала официантка Люба, внимательно оглядев мою спутницу, со словами «Опять с новым симпомпончиком пришёл! И где только находишь!» ушла в подсобку за напитками. В фойе вылетел мой друг детства Эдуардик, услышавший от Димы о моём появлении. От Эдика отбиться не удалось. Присев за его столик, мы выпили «Со свиданьицем!», «За здоровье!» и за «Прису-зде-дам!», причём Инка уже активно строила Эдику глазки, невзирая на то, что соотношение полов за столиком было 2:1 в пользу женщин.
Во время подъёма в лифте на 5-й Алин этаж Инна слишком активно прижималась ко мне в тесной кабине, но, будучи уже серьёзно не в себе, я значения этому не придал. Посиделки активно продолжились, но перегрузка алкоголем сказалась, и меня потянуло на боковую. Аля отреагировала мгновенно – расстелив диван, она отгородила его откуда-то взявшейся ширмой и потушила верхний свет. Я прямо в одежде плюхнулся поверх одеяла, а подружки продолжили негромкое застолье под свет настольной лампы.
Я проснулся в полной темноте от чьих-то неуверенных попыток расстегнуть мне ремень. Со словами «подожди, сейчас сам» я быстро сдёрнул с себя джинсы и притянул к себе девушку. Каково же было моё удивление, когда я понял, что обнимаю не Алю. В этот момент приоткрылась дверь, и Алин голос тихо спросил: «Инка, ты где?». Инна резко отстранилась от меня и совсем сонным голосом пробормотала: «Да здесь, здесь». На мгновение вспыхнул свет, и ничего не заподозрившая хозяйка, аккуратно приподняв подругу, со словами «Да ты не дошла до места» отвела её за шторку и уложила на небольшой детский диванчик. Вернувшись, Аля завершила процесс моего раздевания, и крепко обняв, мгновенно уснула.
Воскресным утром, нечётко помнящие завершение вечеринки и смущённые , девушки, тем не менее, с удовольствием плотно позавтракали с употреблением горячительного «для поправки здоровья» и уехали со словами «до следующих приятных встреч!». Оказалось, что Анюта ночевала в пустующей соседней комнате на раскладушке, которую Аля там держала для особых случаев.
Ближе к вечеру заявились «тёща» с внуком. Симпатичный мальчуган, слегка похожий на Алю, но более славянской внешности, смущаясь присутствием постороннего, не удостоив меня общением, сразу проследовал к себе за ширму. Явно порадованная моим присутствием Алина мама, доставая из многочисленных кошёлок припасы, внезапно вытащила литровую бутыль прозрачной жидкости и протянула мне. «Это тебе! Первач очищенный, для себя гоним!». У нас дома на употребление спиртного отцом было наложено строгое неснимаемое «вето», поэтому такой презент от представительницы старшего поколения явился для меня неожиданностью. Опробовать продукт «тёща» со мной отказалась под предлогом, что ей ещё далеко домой добираться. Но при следующей встрече обещала обязательно: «Ты не сомневайся!».
Проводив мать, Аля немного позанималась с сыном и уложила его спать. Когда мы вместе перед сном принимали душ, она попросила: «Ты уж потерпи ночку до завтра, когда я Серёжку в сад отведу!».
В понедельник рано утром после плотного завтрака пельменями я отбыл на службу. За неделю моего отсутствия в нашем научно-исследовательском отделе ничего особо выдающегося не произошло. Если бы не комплимент встреченной в коридоре молодящейся бухгалтерши «Выглядишь как новый, аж завидно!» и подначка начальника «Вижу, не впустую неделю провёл. Похудел и возмужал и наоборот! Не иначе снова подженился на молоденькой!» можно было подумать, что моё отсутствие прошло незамеченным.
Стол был уже накрыт к моему приходу со службы. Но нам было не до затяжных трапез. Слегка перекусив и вбросив «первача» для настроения, мы плюхнулись на диван и «запрыгали в своих простынях, как зайцы!», навёрстывая перерыв в две ночи.
Утро вторника в точности повторяло понедельник, с серьёзным дополнением в виде сладких утренних ласк, из-за которых я чуть не опоздал на службу. Но жизнь, впервые после развода, начинала принимать какую-то устоявшуюся форму, выходить на нормальный режим, так любимый мною. В лаборатории дела шли не шатко, не валко, никаких серьёзных перемен и прорывов не ожидалось, и к вечеру вторника я уже с нетерпением ожидал привычно вкусного непродолжительного ужина и бесконечной ночи любви: «Человек быстро привыкает к хорошему!».
Около двух часов ночи раздался тревожный звонок в дверь. Мы валялись в обнимку, ещё совсем не собираясь спать. С неохотой оторвавшись, Аля пошла посмотреть - в чём дело. В коридоре раздался весёлый смех, громкие голоса, и дверь в комнату резко распахнулась.
В проёме стояла высокая фигуристая красотка, с интересом всматриваясь в меня нетрезвым взором. «Так вот он какой, твой нынешний! Хорош, ничего не скажешь! Не зря мать нахваливала, а уж она-то разбирается!»,- хрипловатым, берущим за душу голосом проворковала она. «Знакомься, Кость! Это моя старшая сестра – Динара! И Михаил!». Из-за плеча Динары появилась циркульная мужская физиономия, сразу напомнившая мне Шуру «Помидора». «Ну что, сестрёнка. Где мы можем расположиться? У нас всё с собой!», - нахраписто продолжила Дина. «Мишка! Доставай!». И Михаил послушно стал метать на стол какие-то общепитовские закуски, две узбекские лепёшки и бутылку водки с ресторанным штампом. «Нам премию дали, и мы с Динкой это дело обмывали в «Узбечке»!»,- пояснил, слегка смущаясь, Михаил. «А потом, она предложила поехать сестру проведать!»,- закончил он уже совсем увядшим голосом, напоровшись на мой недобрый взгляд. «Дайте-ка я хоть встану, трусы одену!», - я резко перешёл в сидячее положение, не вылезая из-под одеяла. «Да чего я там не видела…»,- начала Дина, но осеклась под взглядом сестры, и все трое вышли в коридор.
Будучи жаворонком, ночных посиделок я не любил никогда. Но жизнь периодически не оставляла мне выбора. Сразу озвучив, что мне рано с утра – на работу, я наполнил ночным гостям рюмки, а себе наливать не стал. «Нам самим к восьми на смену!»,- заявила Динара. «Так что рассиживаться не будем! Сестрёнка, дай-ка ключ от нашего номера!»,- и, взяв выданное Алей постельное бельё, ушла застилать раскладушку со словами «Мишка! Не тяни резину! Я в душ и в койку!». Видя, что я не поддерживаю компанию, Михаил, наскоро выпив три рюмки подряд под лепёшку, ушёл вслед за Динарой.
Расстроенная Аля произнесла: «Всё никак не нагуляется! Муж её когда-нибудь убъёт!». Я не понял: «А это кто?» «Очередной хахаль! Весь завод знает! Мать испереживалась вся!», - в сердцах проговорила девушка.
Наши с Алей ласки на фоне Динариных безумств казались детскими играми. Несмотря на приличную толщину стен спать не представлялось возможным. Как выдерживала натиск двух упитанных тел раскладушка - остаётся загадкой. Только под утро любовнички угомонились, и мы с Алей заснули мёртвым сном.
На службе я весь день засыпал, давая повод для нескромных намёков молодым коллегам. Отпросившись пораньше и дав начальнику лишний раз поупражняться в остроумии на тему моих амурных побед, я пришёл домой пораньше, и пока Аля готовила ужин, прилёг немного подремать. Заснул я так крепко, что звонка не услышал.
Открыв глаза, я с удивлением увидел сидящего за столом крупного раскосого блондина с напряжённым выражением лица. Увидев, что я проснулся, Аля скороговоркой произнесла: «Костя, знакомься, это Ренат, муж моей сестры Динары, которую ты никогда не видел!». Я поднялся, поздоровался и пошёл умыться со сна, пытаясь вникнуть в смысл проговоренной Алей шарады. К моменту моего возвращения атмосфера в комнате заметно потеплела. Ренат, не спрашиваясь, налил мне принесённого коньяку и звучно провозгласил: «За знакомство!». Калейдоскоп родственников уже начинал меня утомлять, но я надеялся, что этот заскочил ненадолго.
Моим ожиданиям не суждено было сбыться, но осознал я это существенно позже. Парень весил килограмм на двадцать больше меня и оказался к алкоголю очень стойким. Держаться с ним наравне мне помогло только то, что я усиленно закусывал, а он почти не ел и приехал изрядно навеселе. После общих фраз и тостов разговор перешёл на личности, и уже плотно нагрузившийся «свояк» начал изливать мне душу. После полуторачасового повествования, подробно осветившего все нюансы своей захватывающей семейной жизни, прерываемого регулярным вбрасыванием очередной рюмки, Ренат, окончательно осоловев, потерял нить разговора.
К удивлению смена мною темы на производственную, оказала вытрезвляющий эффект. В течение двух часов мастер - «золотые руки» в деталях описывал весь технологический процесс производства «исключительно тонкого механизма повышенной точности». При этом рассказчик пускался в лирические отступления на грубые материальные темы, где затрагивал вопросы левых заказов, «пересортицы» и особо удивившей меня контрафактной продукции. Аля прервала затянувшийся монолог Рената на самом интересном месте, спросив его «Как ты домой попадёшь?! Давно ночь на дворе!». В ответ ударник труда предъявил пухлую пачку четвертаков и резонно ответил, что такси ездят всю ночь. И только в этот момент я понял, что ревнивый муж, засев у нас в засаде, поджидает неверную жену.
Около трёх часов ночи выговорившийся родственник уехал к себе в Кубинку, и мы, наконец, смогли прилечь. «Надеюсь, сегодня больше гостей не ожидается?»,- пошутил я и сразу пожалел о сказанном. У Али задрожали губы, она отвернулась от меня и уткнулась в подушку. Очередная бессонная ночь оказала своё действие – будильник с утра разбудить меня не смог. Чертыхаясь, я вылетел на работу голодный и злой.
Вечером Аля открыла мне дверь в слезах. Я испугался: «Что случилось?». «Сейчас звонила Динарка, хотела заехать в гости. Я ей отказала, а она обозвала меня «не сестрой, а ехидной! И сказала, она мне родня навсегда, а ты на пару дней?», - последнюю фразу девушка произнесла полувопросительно. Я, как мог, приголубил девушку, и этим увлекательным процессом мы занимались до глубокой ночи, забыв про ужин.
Утром, приласкав Алю и плотно позавтракав, я в отличном расположении духа отправился на службу. Самыми лучшими днями трудовой недели для меня всегда являлись понедельник и четверг. С понедельника обычно начиналась «новая жизнь», обещавшая всевозможные интересные проекты и знакомства, а четверг окончательно переламывал пятидневку к грядущим выходным. Поэтому, пятница – день практически нерабочий и потому – радостный.
Решив пропустить традиционный визит «тёщи», я навестил родителей. Борька ещё не вернулся с учёбы, я пообщался с мамой, с удовольствием отведав её фирменный плов с курицей, простился и заскочил к «Малышу». У Кости шёл дым коромыслом: в гости заехала двоюродная сестра Люба с очередным мужем, тоже Константином, только что удачно «откосившим от зоны». Из рассказов нового родственника Малыша о поднадзорном отделении Института имени Сербского и «как варить кисель с промедолом» я вынес много нового и интересного.
К Але я заявился глубокой ночью и застал свою пассию «в грустях»: «Я уже подумала, что ты с концами!». Уже проверенным способом успокоив девушку, я внезапно почувствовал сильный приступ голода. Аля с удовольствием взялась за ночную готовку. За наскоро собранным столом мы просидели почти до утра, и Аля, окончательно проникнувшись доверием, поведала мне историю краха своего первого брака.
Бывший муж, крепко сдружившись с Ренатом, стал участвовать в его тёмных делишках и занялся реализацией левого товара. «Бешеные деньги», даже по сравнению с «заработками» ГАИшника, быстро затуманили ему разум. Пойдя по кривой дорожке, он всё больше выпивал, пока окончательно не утратил связь с действительностью. Когда, в очередной раз приняв больше нормы, он достал табельный «Макаров», объявил себя «Королём часов» и выпалил в потолок, салютуя самому себе, тёща, к счастью присутствующая, не медля ни секунды, вызвала «чумовозку». Далее последовали «психушка» и развод.
Выходные прошли спокойно. В основном мы проводили время на диване, изредка отрываясь друг от друга, чтобы «подзарядить батареи». Ни подруги, ни родственники Алю не тревожили.
«Тёща» вернула внука почти ночью и уединилась с Алей на кухне. Советуясь со мной, девушка позже рассказала, что мама предложила на время забрать Серёжку к себе, чтоб не мешал дочери выстраивать личную жизнь. Отлично понимая, куда клонится разговор, я не поддержал инициативу, чтобы не обнадёживать Алю. Меня вполне устраивало зыбкость и недосказанность наших отношений, и наступать второй раз на те же грабли я не испытывал ни малейшего желания.
Первые три дня новой недели протекли в уже устоявшемся режиме. Удивляло только то, что с каждым днём моя «мужская потребность» в Але всё возрастала. Придя со службы, я накидывался на неё как моряк после полугодового плавания, перед долгожданной встречей наевшийся виагры.
В среду нашу размеренную жизнь опять нарушило неожиданное появление Динары с Мишей. Они приехали около восьми и сразу проследовали в «свои апартаменты», на ходу объявив, что у них мало времени, и около десяти разъедутся по домам. Но «Благими намерениями вымощена дорога в Ад!». Когда около 11-ти в квартиру в поисках «неверной» ворвался взбешенный Ренат, я воспринял это как должное.
К счастью обманутый муж не знал о вакантной жилплощади, а у «любителей клубнички» хватило ума затаиться. Побушевав с полчасика и обрисовав нам леденящее душу будущее любовников, Ренат удалился, после того, как соседка пообещала вызвать милицию. Вслед за ним стремительно вылетели «голубки». Жизнь «на вулкане» начинала мне изрядно надоедать.
На следующий день мне на службу позвонил Борька и сообщил, что меня разыскивает Васильев. Валерий, мой свояк по первому браку, трудился старшим научным сотрудником в Медико-Биологической Лаборатории. Относясь к элите «мавзолейной» группы, он регулярно наведывал с профилактическими визитами мумии товарища Димитрова, вождя ангольской революции Агостиньо Нето и создателя Вьетконга «Дядюшки Хо».
Из Вьетнама Валерка привозил так необходимые нам с братом комплекты фурнитуры для всемирно известных джинсов «Levi’s» и «Lee» и совершенно неведомых «Texwood» и «Super J’T», но очень востребованных в Москве среди нашего окружения. Мы с Борькой «ещё немножко шили себе на дому», таким образом «поддерживая штаны» на достаточно узких талиях.
Перезвонив Валерию, я договорился заехать в грядущие выходные. Вся семья моей свояченицы сильно переживала наш развод, оставаясь для меня горячо любящими и любимыми родственниками. В подрастающей племяннице я души не чаял, да и взрослела она под моим чутким руководством.
Ещё в четверг вечером я предупредил Алю, что в пятницу собираюсь навестить близких, но далеко живущих родственников. И вернусь в лучшем случае в субботу. Новость серьёзно опечалила девушку, но я взялся утешать её уже опробованным методом и вполне преуспел.
Сразу после службы я пустился в «хождение за три моря». Сначала тридцать пять минут я путешествовал по метро до «Каховской». Там, прождав полчаса единственного подходящего автобуса, ещё сорок минут полз по совершенно непроезжей в это время года Чертановской улице, пока дорога не свернула на окраинную Кировоградскую.
Семья Васильевых в полном сборе уже меня дожидалась за празднично накрытым столом. Расцеловавшись с хозяйкой и племянницей, я тепло обнял Валерку, которого не видел более полугода. Когда он убывал в очередную командировку, я ещё существовал в лоне семьи, а теперь встретил его в новом статусе «свободного мужчины». Быстренько завершив деловую часть, а именно «дорогую передачу» пуговиц, «лейблов» и прочей мелочёвки, мы приступили к застолью.
Послушав захватывающие байки свояка о Ханое, Хайфоне, «Втором Брате» Ле Зуане и прочих Нгуенах, мы перешли к обсуждению текущей семейной ситуации. С самого начала обвиняя себя в развале семьи, я удивился, узнав, что жёнина родня придерживается иного мнения. Ещё большим сюрпризом стала для меня новость о том, что моя бывшая скоро собирается вновь сочетаться законным браком. Увидев моё искреннее огорчение, Валерка пообещал приложить все усилия, чтобы на наши отношения с маленькой дочкой новое замужество никак не повлияло.
Васильев с первого дня знакомства являлся для меня образцом настоящего мужика. Мой строгий отец, редко кого отличавший, Валерку выделял и очень тепло к нему относился. Посиделки затянулись почти до утра, и я проснулся около полудня. Во время позднего завтрака с «поправкой здоровья» свояк похвастался дорогим подарком Вьетнамского правительства. С загорелой Валеркиной рукой резко контрастировал светло-серый металл. Расстегнув браслет, он передал мне часы. «Берешь в руки – маешь вещь!», увесистый необычной формы корпус часов, переходящий в массивный матовый браслет приятно отяжелил мою кисть. «Seiko» пятой модели, но необычного вида - я таких ещё не встречал.
Ещё до начала гражданской войны во Вьетнаме известная японская компания «Seiko» разместила на юге страны завод по сборке часов. На период запуска в производство поставили отлаженную классическую модель, на циферблате которой под двумя «шпалами», означающими 12 часов, красовалась цифра «5» в многоугольнике, формой напоминающем перевернутый домик из детского рисунка. Впоследствии планировалось запустить и другие образцы популярного бренда, но после великой победы социализма во всей стране режим Хо Ши Мина национализировал предприятие. Завод продолжил штамповать единственный тип часов, и ходики вьетнамской сборки уже появились в Москве. У знатоков они назывались «Сейко – пятёрка» и котировались невысоко.
«Посмотри с обратной стороны!»,- с загадкой в голосе посоветовал Валерка. Перевернув часы, я обмер. На крышке корпуса чётко читалась нанесённая заводским методом надпись на английском языке «Корпус и браслет выполнены из металла американского бомбардировщика Б-52, сбитого вьетнамскими воинами над Ханоем». «Ограниченная партия – только на подарки высшему руководству!»,- гордо произнёс свояк. Теперь уже внимательно рассматривая часы, я углядел ещё несколько отличий от обычной вьетнамской штамповки. По всем трём измерениям корпус значительно превосходил размерами стандартный, не раз мне встречавшийся. Видоизменился и циферблат: «пятёрка» в своём домике сохранилась, но по всему полю появились квадратики, как на шахматной доске, и вместо безликих меток появились цифры готического стиля. Выглядели презентационные часы просто фантастически.
У меня не возникло сомнений в том, что получив доступ к зарубежной высококачественной модели, а проще говоря, к часам, снятым с руки пленённого американского лётчика, асы вьетнамского машиностроения точно «передрали» интересующие их детали. Как и «новинки» советской промышленности, так и большинство изделий стран соцлагеря являлись «цельнотянутыми», то есть полностью скопированными с импортных образцов. За примерами можно обратиться к отечественному автомобилестроению: первая модель «Москвича» повторяет трофейный «Опель-кадет», грузовик «ЗиЛ» стянули с устаревшей «Ивеко», а правительственный открытый лимузин с американского «Флитвуда», в котором убили президента Кеннеди.
Заметив мою реакцию, Валерка, человек необычайной широты души и безграничной щедрости, дал мне на время поносить правительственный подарок, но с обещанием вернуть, когда «наиграюсь».
Возвращаясь ближе к вечеру домой, около «Каховской» я нос к носу столкнулся с «ирландкой» Анной, выходившей из метро с двумя здоровенными сумками. «Ты что здесь делаешь?»,- радостно воскликнула она. «Как отлично, что я тебя встретила! А то боялась - не допру всё добро до дома. Я здесь рядом живу. Помоги, пожалуйста, а то все руки оттянула!».
Находясь в удивительно умиротворённом настроении после пребывания у Васильевых, я с охотой откликнулся на просьбу. Девушка, и правда, проживала совсем рядом с метро, особенно если идти проходными дворами. «Родственники посылку передали с проводницей, я ездила на вокзал встречать»,- по дороге объяснила Анюта. За разговором мы поднялись на третий этаж стандартной пятиэтажки. «Проходи, я сейчас!»,- с этими словами девушка, сбросив пальтецо, исчезла в комнате.
Типичная «хрущёвская» однушка была вылизана до состояния «присесть – страшно!». Предложенный диванчик смотрелся стерильным, как и вся обстановка. При этом сразу ощущался любовно создаваемый уют и тяга к прогрессу. Я с удивлением заметил последнюю модель дорогого отечественного стереомагнитофона, на огромных колонках которого в углах комнаты поблёскивали хрустальные безделушки.
Первым делом из сумок Аня достала закрытую трёхлитровую банку с прозрачной жидкостью коричневатого оттенка. «Открывай, а я пока на стол накрою!». Поиски открывалки на незнакомой, хотя и лилипутских объёмов, кухне заняли у меня длительное время, так что, когда я с распечатанной, наконец, банкой зашёл в комнату, стол уже ломился от гостинцев. Мои любимые баклажаны, запечённые в неизвестном соусе, помидоры в собственном соку, непременные соленья и, что больше всего поразило, самодельный острый, типа осетинского, сыр.
В банке оказался коньячный спирт: дядя девушки работал на соответствующем комбинате в Геленджике. Спирт я любил. За двадцать восемь прожитых лет мне довелось попробовать и результат гидролиза и чистейший ректификат и даже смертельно опасный «обезвоженный». Причём употреблял я продукт, не разбавляя – эффект мне нравился больше! Но геленджикская разновидность оказала на меня неожиданное воздействие, хотя может тому виной явился опробованный за обедом у Васильевых привезённый хозяином заграничный джин, который мы пили без всякого тоника, за неимением оного. При совершенно ясной незамутнённой голове, ноги совершенно отказывались повиноваться. С трудом встав из-за стола, я тут же оказался на диване. Когда я объяснил Анюте свои трудности в передвижении нижних конечностей, гостеприимная хозяйка, развеселившись, предложила мне полежать и «всё пройдёт!». «Я сама на спирт странно реагирую! Но посплю немножко, и как новая!». Последовав совету, я устроился поудобней и задремал.
Когда я открыл глаза, в комнате и за окнами стояла кромешная тьма. Глянув на светящиеся готические цифры на запястье, я убедился в правоте своей догадки – метро уже закрылось. Анна прикорнула, свернувшись калачиком на маленьком кресле, в совершенно неудобной позе. Аккуратно, стараясь не потревожить спящую, я оделся и вышел из квартиры, тихонько защёлкнув за собой дверь.
Такси я ловил недолго, видимо в этом «волчьем углу» у них находилось логово. Радости Али не было предела. Приезжавшая накануне «тёща» расстаралась и привезла деликатесов на десятерых: два вида пельменей, вареники, беляши, жареные пирожки со всевозможными начинками и, конечно, полный жбан «первача». Несмотря на полтретьего ночи и вроде бы отсутствие аппетита, вид мигом накрытого стола с запотевшей литровой бутылкой по центру меня сразу «разжелудил». Праздник живота продолжался до утра, когда усталость всё-таки свалила нас и, плюхнувшись на диван, мы смежили веки.
Днём без предупреждения к большой Алиной радости явился мой младший брат. С удовольствием приняв участие в застолье, он попенял мне на затворничество и постращал, что при образе жизни «стол-диван», я скоро ни в одни джинсы не влезу. В этот визит он никуда не торопился и засиделся у нас допоздна. Аля «пела и плясала» вокруг, поднося всё новые блюда, и периодически присаживалась за стол, бесцеремонно влезая в наши разговоры. Уходя, Борька отпустил Але двусмысленный комплимент, который привёл её в полный восторг. Именно в этот момент я определённо понял, что занимаю в Алиной постели и жизни чужое место.
Вечер понедельника принёс дурные вести. Придя со службы, я застал рыдающую Динару со свежим синяком во всю левую половину лица: Ренат начал приводить свои угрозы в исполнение. Испуганный Михаил срочно взял бюллетень и отсиживался дома в Одинцово. Динка также «заболела», потому что появляться на работу в таком виде она не могла. С наглазником она выглядела ещё сексуальней, о чём я не преминул ей сообщить. Моя реакция её очень порадовала: «Если б не Алька, я хоть сейчас. Такого мужика - ни за чтоб не пропустила! Тем более, сестра говорила», - тут она осеклась и виновато посмотрела на Алю. Аля зарделась, но промолчала, а я сделал вид, что не обратил внимания на оговорку.
Едва Дина уехала, пробыв совсем недолго, объявился «грозный мститель». С традиционной бутылкой коньяка он по-хозяйски обосновался за столом, рассчитывая на длительный приём. Аля, глядя на него волком, предложила ему «по-быстрому говорить если есть что, и проваливать», а то ей некогда. Опешив от такого наскока, Ренат апеллировал ко мне, рассчитывая на мужскую солидарность, но и я ему взаимностью не ответил. Расстроенный и рассерженный «рогоносец» пулей вылетел из-за стола и, не попрощавшись, хлопнул дверью.
Участие в семейном сериале абсолютно не входило в мои планы, и, поинтересовавшись у Али «не ждём ли мы ещё кого?», я решил спокойно доужинать. Алю сильно расстроили и сами события в семье сестры и моя реакция на них.
Моё отношение к происходящей трагикомедии было двояким. С одной стороны воспитанный в патриархальной семье с пуританскими нравами я «держал руку» законного мужа и отца. При всём уважении и любви к женщинам, в сложившейся ситуации для меня Динара являлась «корнем зла», а Ренат – страдающей стороной. Михаил, будучи холостяком, оказался невольным соучастником, уступив домогательствам замужней дамы. Однако, не будучи ханжой и моралистом, я неплохо представлял себе плотские утехи помимо брака, но совершенно не понимал, для чего их афишировать. В своих отношениях с прекрасным полом я всегда руководствовался прочитанной в юности фразой из старинного мужского кодекса «Джентльмен получает удовольствие, но молчит!» и считал категорически неприемлемым ставить посторонних в известность о происходящем «таинстве любви».
Вышеприведённые соображения на тему морали, любви и брака я вкратце изложил Але, дабы расставить точки. Едва девушка присела напротив с желанием изложить свой взгляд на ситуацию, как в дверь вновь позвонили. Желая восстановить порушенный статус- кво, любовник из Одинцово специально проделал неблизкий путь, имея интерес к нам обоим. Алю он попросил передать Динаре его горячее желание прекратить «опасные для жизни отношения», а мне предложил войти в часовой бизнес.
До ссоры, Миша с Ренатом составляли весьма преуспевающий тандем по реализации контрафактных часов. Заводские умельцы передирали с импортных моделей шаблоны циферблатов, в основном с востребованного «Ориента», и подбирали подходивший под соответствующую модель экспортный вариант корпуса. Высокопрофессиональные мастера наносили необходимую гравировку на заднюю крышку – «не подкопаешься», и вместо отечественной «Славы» на свет появлялся «родной» оригинальный «Orient». Отдавали его «задёшево», вполцены – за 150 рублей. Очередь желающих стояла «отсюда до завтра». Михаил отвечал за поставку продукции, а Ренат за реализацию.
Ввиду случившейся неприятности хорошо отлаженный бизнес подвергся опасности. У Миши скопились излишки товара, а Рената, как подозревал подельник, рвали на части заказчики. И Михаил, не без оснований, опасался, что Ренат переметнётся к другому поставщику, которым на заводе «несть числа». Я объяснил предприимчивому ухарю, что мне претят все виды торговли, чем вверг его в некоторое расстройство, впрочем, быстро сменившееся живым интересом к часам на моей руке.
Осмотрев изделие и выяснив историю происхождения раритета, Миша, не сходя с места, предложил выкупить их у меня за 350 рублей. После отказа цена подскочила до пятисот, хотя я сразу предупредил, что вещь не продаётся. Озвученная цифра семьсот вызвала у меня мысль позвонить Васильеву, но зная Валерку, я её отмёл. Не угомонившийся купец зашёл с другой стороны, предложив оставить в залог паспорт и 1000 рублей, он заберёт часы на два дня и вернёт в целости и сохранности. Мой интерес оговорим при возврате хронометра, но в накладе я не останусь. Сначала его необычное предложение я воспринял негативно, но Аля уверила, что знает Михаила «тыщу лет ещё по работе», и он «своему слову хозяин!». Рассудив, что никуда Миша от меня не денется, я ударил с ним по рукам.
Привычная программа последующих дней: обычные трудовые будни и ежевечерние гастрономические и телесные радости, не нарушалась никем и ничем, но мысль о Валеркиных часах постоянно меня грызла. В четверг вечером, когда с зашедшим на огонёк братом мы с наслаждением приговаривали остатки первача с домашним холодцом под ласковыми Алиными взорами, неожиданно приехал Ренат. Не приглашённый нами к разговору он хмуро измерил Борьку взглядом, потом, видимо, разглядев сходство, заулыбался и, назвав Алю «любимой сестрой», попросил её принести и ему рюмочку. Достав из портфеля привычный коньяк, он предложил выпить за родственников, что мы с удовольствием и сделали. После третьей «родственник» выудил со дна портфеля красивую коробочку и торжественно передал мне. Открыв крышку, внутри я узрел часы Васильева. «Можешь не сомневаться – муха не е….ь!»,- удостоверил Ренат. «Мы их ещё почистили, вообще, «бренд нью» стали!». Мне было очень интересно, как дорогой механизм оказался у «свояка», но по природе не любопытный, я всегда руководствовался принципом «захочет – сам расскажет!». Борьку часы не заинтересовали, и мы продолжили интересное обоим общение на тему потребительских качеств различных видов джинсовой ткани, уже регулярно появлявшейся в продаже. Ренат увёл Алю на кухню, недолго там с ней побеседовал и уехал.
Дождавшись Борькиного ухода, девушка рассказала, что семья полностью замирилась и воссоединилась, мало того, Ренат выпил «мировую» с Мишей, всех простил, и подельники снова приступили к совместному бизнесу. «Я очень боялась, что ты с Мишей начнёшь работать, ведь мой бывший через это и пропал. Они вместе с Ренатом на Михаила пахали, он у них главный. Ему вечно сбытчиков не хватает, на заводе конкуренция бешеная!». Я настолько обрадовался возврату Валеркиных часов, что даже не спросил про свой интерес, да и не Ренат мне его обещал.
На следующие выходные «тёща» за внуком не приехала, «укрепляет мир в Динаркиной семье» туманно объяснила Аля. В субботу днём приехала Инна, поиграть с Серёжкой. Когда днём Аля вышла в магазин за продуктами, Инна конспиративным шёпотом предложила вечером уехать к ней – «всё равно малец дома – не порезвишься». Моим искренним словам, что я не со всеми встреченными девушками сплю, она совершенно не поверила и продолжила: «По Алькиным словам тебя «на племЯ» выпускать можно, ей-то точно достанется!». Это явилось последней каплей, додолбившей моё долготерпение. Обсуждение чужих постельных достоинств являлось одной из самых нетерпимых мною черт в людях.
Сложив в сумку то немногое, что я перенёс к Але за время проживания, я холодно попрощался с Инной, приветливо махнул Серёжке и отбыл, пообещав позвонить Але позднее.
Дома меня встретили радостно. Мама сразу пошла варить мой любимый гороховый суп, отец выдал два последних номера «Юности», а Борька, зазвав к себе, достал из глубин шкафа «кегельную».
К вечеру я зашёл в гости к «Малышу». Сидя за семейным столом в привычном окружении его любимых и любящих родителей, мы с Костей болтали на всевозможные темы и не могли остановиться. Я с особой пронзительностью понял, что нельзя и никогда не нужно уползать в «свою раковину» и лишать себя и близких самого дорогого и важного в жизни – общения. Похвалившись «Малышу» часами, на что он прореагировал совершенно индифферентно, я решил, не откладывая, вернуть их Валерке «от греха подальше». К телефону подошла юная племянница и сообщила, что родители будут через час, но она им передаст, что я звонил. Решив, что к моему приезду Валерка наверняка уже будет, я стартовал на Каховку.
На этот раз я выходил из метро, а «ирландка» спускалась мне навстречу. «Опять в наши края? Кто у тебя здесь живёт, очередная любовь?»,- произнесла Анна ненатурально весёлым голосом. «Да нет, я к родне!»,- на автомате ответил я. Внезапно девушка схватила меня за руку и практически вытащила меня на улицу: «Я всё знаю, мне Инка звонила. Ты ушёл от Али, она позвала меня на девичник!». «Я очень рад, что вы такие верные подруги, готовы прийти на помощь друг другу по первому зову и поделиться всем без исключения!»,- не без сарказма заметил я, уже собираясь рвануть на приближающийся к остановке автобус. Аня, достав из сумочки ручку и маленький блокнотик, быстро написала что-то на первой странице и, вырвав листок, сунула мне в карман. После чего стремительно унеслась по ступеням вниз к дверям метро. С трудом впихнувшись в переполненный автобус, я только через пару остановок смог прочесть «Перезвони мне, когда сможешь! Жду!!!» и номер телефона.
У Васильевых события развернулись по хорошо знакомому радостному сценарию: объятья, поцелуи, обильное застолье с импортным бренди из «Дьюти Фри» и замечательные Валеркины рассказы о трудовых буднях в далёких странах. На тосты хозяина «за здоровье» и «счастье в моей личной жизни», я ответил «за хозяйку этого дома» и здравицей «за замечательные часы». Ближе к ночи, разогретый парами бренди, я внезапно вспомнил про Анину просьбу с прилагаемым номером телефона и на всякий случай решил позвонить. Девушка взяла трубку после первого же гудка: «Я никуда не поехала. Приезжай, поговорим!».
Торопливо попрощавшись с Васильевыми, под их насмешливыми и понимающими взглядами я пулей вылетел из дверей, боясь не успеть на последний автобус. Автобусы уже не ходили, и, проплутав дворами до Чертановской, через полчаса ожидания я, наконец, поймал такси. Девушка накинулась на меня, едва я вошёл в крохотную прихожую. Уже на диване я понял, что период её воздержания превысил все мыслимые временные интервалы, и, как впоследствии выяснилось, не ошибся. Спать она мне не давала всю ночь, но я не роптал. Горячая «ирландская» кровь кипела и бурлила - такого накала и продолжительности ощущений я не испытывал ни до, ни после. К позднему рассвету из меня вышел весь хмель, и не было и тени сомнения, что даже проба Раппопорта ничего бы не показала.
Я сразу взял этот метод полной детоксикации организма на вооружение и успешно применял его ещё лет двадцать, основным условием являлось наличие симпатичной энтузиастки.
Крайне чистоплотная Анюта поволокла меня с собой в душ, где водно-половые игры продолжались до запоздалого обеда. Причём, с того момента, как я переступил порог квартиры из уст девушки помимо нечленораздельных звуков и сладких стонов не раздалось ни единого слова. Если бы мы до этого не разговаривали, я бы подумал, что меня ласкает глухонемая.
Выжатый как лимон, и едва передвигая ноги, я уселся за уставленный стол. Накрывший меня зверский аппетит распространялся на всё без исключения. Коньячный спирт оставался нетронутым с моего прошлого визита, укрепив меня в мысли, что девушка живёт одиноко и замкнуто. Когда я озвучил свою догадку, Анюту прорвало. И я узнал, что с момента расторжения своего первого и единственного брака, случившегося десять месяцев назад, у девушки не случилось «счастливой встречи», а все понравившиеся ей молодые люди оказывались занятыми. Кроме того, воспитанная в строгости родными дядей с тётей, заменившими уехавших за «длинным северным рублём» и там осевших родителей, она «не приучена» кидаться на первого встречного. После тяжело давшегося ей развода, она целый квартал, вообще, не могла смотреть на мужчин без содрогания, вспоминая своего буйного и гулящего бывшего. В нашу первую неожиданную встречу я ей очень глянулся, но узнав от Али, что «всё серьёзно», прогнала зародившиеся нескромные мысли, не дававшие ей спать спокойно. В мой первый неожиданный визит Аня очень ждала, что во мне проснётся подогретый спиртом мужской интерес, но проявленное мной равнодушие подтвердило правоту слов подруги.
Накануне днём Анюте позвонила Инна и оповестила её о нашем с Алей разрыве, но основной причиной обозначила себя: «Только присутствие ребёнка не дало ему возможности как следует меня трахнуть, с такой охотой он на меня смотрел!». Хорошо зная Инкину «слабинку на передок», девушка не поверила ни единому слову, но встретив меня, засомневалась. А уж после моего ночного звонка туго затянутая пружина желаний распрямилась со всей силой, и «ирландка» ни себя, ни меня «не пожалела».
Крепкий напиток снова странно проявил себя, но теперь я уже никуда не торопился. Окончательно перебравшись на диван, я слушал болтовню девушки. Завершив семейно-любовную сагу, Анна перешла к рассказам о своей родне в Геленджике, о работе телефонистки и каких-то незначительных событиях. Её монолог совершенно меня не утомлял, а самое главное, он не нёс в себе подтекста с расчётом на будущее. Как будто читая мои мысли, «ирландка» произнесла: «Такие мужики как ты в законные супруги не годятся! Слишком резвый и самостоятельный. А вот поджениться…»,- и удовлетворенно замурлыкала. «Ты не думай, мне от тебя кроме ласки ничего больше не нужно! Для здоровья! А мужа я себе совсем другого подыскивать буду!». На этой оптимистичной ноте Аня запрыгнула на диван и взялась за меня с новыми силами. Утром, чуть живой, я прямо с Каховки поехал на службу. Начальник по привычке пожурил меня за очень заметные круги под глазами и порекомендовал сбавить любовный пыл во избежание непоправимого вреда для организма. На удивление, морально и физически я чувствовал себя замечательно.
Уже через неделю я перешёл на новый, радующий всех режим пребывания. Три дня в неделю я проживал дома, к тихому счастью мамы, пару дней ночевал у необузданной «ирландки», укрепляя её здоровье, а оставшееся время проводил у многочисленных друзей. Я полностью пережил «коллизию», восстановился, регулярно виделся с дочкой, и, говоря словами классика, «отринул былое!».
В один из дней придя домой после службы, я узнал от мамы, что Борька скоропалительно уехал на неделю в Ленинград в компании с Мишкой «Дедом». В комнате у брата на столе лежала знакомого вида коробочка и записка: «Это тебе передала Аля! От Миши! Я её встретил вчера в «Молочной» с ребёнком. Просила заходить!». В коробке лежал «дизайнерский Ориент», полностью скопированный с Валеркиной «Сейки», даже надпись на задней крышке слизали без малейшего изменения.
«Orient Chronograph» прослужил мне верой и правдой года два, вызывая жгучую зависть «понимающих» ценителей. Потом Носов привёз мне родной двух циферблатный «Citizen», и ходики имени Второго Часового завода я подарил знакомой продавщице «Берёзки», долго к ним неровно дышавшей. Девушка обладала широкой костью, и на её крупном запястье «Ориент» смотрелся очень гармонично.
Ходила «японская» механика с точностью безукоризненной.