Январская ночь 1777 года на исходе. Холодный норд-ост полнит паруса, на мачте подвывает ветер, протяжно и жалобно скрипит судовой рангоут и такелаж, под форштевнем хлюпают волны… И так всю ночь!...
Керосиновый фонарь тускло освещает магнитный компас и небольшое пространство ходовой рубки. У штурвала стоит матрос-рулевой, его тянет ко сну. Он зевает, что-то незлобно бормочет в адрес старика Морфея , крутит для разминки головой, опять зевает, однако компас из виду не выпускает: берег недалече, не мудрено в этой темени сбиться с курса.
В углу на высокой деревянной скамье, накрывшись стареньким тулупом скрючился в неудобной позе помощник капитана Александр. Как и рулевой, он тоже мужественно борется со сном, и в душе, видимо, также проклинает греческого бога.
Небольшого роста, худой, с оттопыренными ушами на простоватом лице, в свои двадцать пять, несмотря даже на недельную небритость, он больше походил на деревенского подростка из любопытства забравшегося на настоящее морское судно, и теперь, набегавшись, разлёгся на скамье. Однако, несмотря на свой вид, помощник делал не первый рейс, дело своё знал, капитан ему доверял, команда уважала.
Монотонная качка, унылое завывание ветра и бесконечный шум волн убаюкивали. Соблазнительные подруги Морфея – гетеры, вкрадчиво нашептывали парню в уши: закрой глаза красавчик, поспи чуток, – отдохни… Рот Сашки сам по себе широко раскрывался и сладко зевал, набухшие веки тоже не слушались, – закрывались… «Спать, спать…, – твердил Морфей, всё плотнее затягивая свои узы. Но парень не сдавался! Он до боли стал щипать себя, тереть нос, мочки ушей и материться по поводу этих чёртовых ночных вахт и козней подлючего бога. Казалось, утро никогда не наступит.
Наконец, собравшись с духом, Сашка решительно сполз со скамьи и вышел на крыло рубки.
– Б-р-р.., – передёргивая от холода плечами, пробурчал он.
Ночь ещё темна, берега не видно, однако, небо чистое, слабо, но ещё видны звёзды.
Ветер почти стих. Сашка простоял на холоде довольно долго. Гетеры замёрзли, недовольный Морфей, видимо, тоже – узы свои ослабил. Сон пропал.
Отделяя воду от неба, на горизонте чуть забрежила утренняя полоса. Запестрев белыми барашками небольших волн, ещё совсем недавно мрачноватая поверхность моря прямо на глазах стала сереть. Обозначилась линия горизонта, и она с каждой минутой становилась всё светлее. Вот-вот взойдёт солнце.
И сие действо не заставило себя долго ждать: у самой кромки горизонта будто из морских глубин вынырнул крохотный краешек яркого диска, и первые солнечные лучи брызнули вверх, озарив небеса, серый морской простор и кружащиеся над морем редкие снежинки. Пытаясь поймать восходящий поток они старались взмыть вверх, но законы природы неумолимы… – снежинки падали, и тут же таяли.
Раскрыв от восхищения рот, Сашка зачаровано разглядывал горизонт. Там – на востоке, ещё совсем недавно малюсенький кусочек солнца превращался в огромный, яркий диск. Красота!..
Несколько снежинок залетели ему в рот. Сашка стал хватать их ртом, размахивать руками, кривляться… Глядя на своего начальника сквозь дверной иллюминатор, рулевой покачал головой и пробурчал: –
– Молодь!.. Дык, пройдёт скоро… Кады ещё беситься!
Сашка продолжал кривляться. Сверху послышался шум, над судном кружили птицы.
Стая крупных бакланов с глухим карканьем по-хозяйски облепила мачту; птицы поменьше – чайки, расселись на судовых вантах. Всё чинно, благородно, без шумных птичьих разборок. Морские бродяги решили отдохнуть и погреться под лучами утреннего крымского солнышка. И тут же опустошили свои желудки: палуба покрылась белыми пятнами экскрементов, пару пятен отметились на его тулупе. Александр показал птицам кулак.
Утро вступало в свои права…
– А день-то, хорош! Спокойным обещается! – радостно произнёс он, вваливаясь в рубку.
На полуспущенных парусах купеческий бот «Агриппина» медленно двигался вдоль Керченского побережья, не спеша втягиваясь в акваторию бухты.
Со скрипом отворилась дверь в рубку вошёл капитан.
Ещё не старый, в овчинном тулупе, накинутым на толстый свитер из грубой овечьей шерсти, в серой из зайца шапке, из под которой торчали русые с небольшой рыжинкой густые волосы, капитан, несмотря даже на бороду, совсем не выглядел морским волком. Одень он рясу – вылитый батюшка из сельского прихода.
Кэп был в хорошем настроении.
– Красота! – произнёс он. – Утро спокойное, рейс заканчивается, погода – лучшего и желать не надо. Балует нас, Александр, Господь! Оградил от ураганов и в проливе и в море: чем не подарок Всевышнего?!.. Гляди, слабый ветерок и сейчас дует в нужном направлении. Груз для крепостей доставлен, остались пустяки – пришвартоваться, да выгрузиться. Рядовой рейс, обычный день. Помощник в знак согласия покивал головой.
Капитан по-хозяйски оглядел палубу.
Матросы, и даже кок, в нарушении морской дисциплины, сидели на планшире , разглядывая живописные картины крымской природы, портовые постройки, и медленно надвигающуюся на судно причальную стенку, на которой ещё с ночи, рассчитывая на заработок, стояла вереница телег запряжённых: где волами, где лошадьми, а где и верблюдами.
– Спустить паруса, – прокричал капитан. – Кок марш на камбуз – мешаешь!
Матросы рассыпались по палубе. Словно сытый кот, кок медленно сполз с фальшборта и ленивой походкой, с раскачкой, явно копируя походку настоящих моряков, побрёл к своим кастрюлям.
На баке находились, и все в лисьих шапках натянутые по самые уши, трое купцов, чей товар перевозила зафрахтованная ими старенькая «Агрипина». Они о чём-то спорили между собой. Пейзажи и прочие крымские прелести их не интересовали.
Вот уже более двух лет, как крепости Керчи и Еникале отошли к России по мирному договору с Турцией и большую часть грузов туда с материка поставляли именно эти купцы.
Капитан догадывался о чём спорили фрахтователи. Видимо торговых людей больше интересовал обратный груз: соль и контрабандный турецкий табак. В прошлый раз в укромной бухточке недалеко от порта грузили табак греки, и на отходе купцы не пересчитали тюки, а стали дома выгружать груз покупателю – не досчитались.
«И поделом, – подумал капитан, – меньше пить надо. С контрабандистами ухо востро держать надобно. И дружок мой Ласкаридис не исключение: обмануть в наглую не обманет, но и от соблазна – кто откажется? Однако ж, потолковать с греком не помешает»
– Глянь-ка Сашка на наших благодетелей! Поди о пропавшем грузе толкуют. Ты это… чуть одерживай, не крути круто штурвал, – произнёс он.
Помощник шмыгнул носом и недовольно пробурчал: – Так течение чуток сносит, кэп! Капитан не ответил. Глядя в сторону купцов, он, как всегда, стал философствовать.
– Мне, Александр, всё кажется, что на свете гораздо больше воров, чем неворов, и что нет такого честного человека, который бы хоть раз в жизни чего-нибудь не украл. Помощник хмыкнул.
– Нет, Александр, – не обращая внимания на парня, продолжил капитан. – Я вовсе не думаю, что все сплошь воры, хотя.., – кэп приподнял своего зайца, почесал затылок, нахлобучил обратно, и произнёс мечтательной интонацией, – ей-богу, ужасно бы хотелось иногда и это заключить. Нешто наступит время и воровство исчезнет? Нет, не исчезнет! Уж я-то точно не доживу до того времени. Ты как думаешь?
Помощник прыснул со смеху.
– Вот, и ты смеёшься! Не веришь… и правильно Так и Ласкаридис. И не вор, вроде бы, парень с виду честный, а уверен, – тюки с табаком попёр он.
В голосе капитана слышалась знакомая интонация этакого деревенского мечтателя-философа. Сашка знал, что кэп не притворялся, не лицемерил, просто он всегда старался дать свою собственную оценку любому событию, и в каждом его слове, как правило, звучала убеждённость в своей правоте. Александр не помнил случая, чтобы кто-то смог убедить его капитана в обратном, и потому в спор с ним не вступал, – бесполезно. Однако, слова о человеке, который ничего не крал, заставила его критически себя оценить.
«Хм.., а что я мог украсть? Пару фунтов табака из тюка в прошлом разе выгреб.., так это не себе – отцу и брательнику… Мешок муки, ну, сахару малёха…, что это воровство что ли?!..
Надвигающийся причал прервал его рассуждения о честности. Ещё круче заложив штурвал на борт, он направил бот параллельно причальной стенки.
С берега на плохом русском языке прокричали: – Эй, на «Агрипине», бросай линь! Давай концы.
Боцман привязал к швартовному тросу один конец линя, другой – с грузом на конце сильно раскрутил над головой и забросил на причал. С бота подали кормовой швартов. Татары быстро намотали его причальную тумбу.
Вот трос напрягся, вытянулся как струна, и судно, гася инерцию, слегка затрясся, протяжно заскрипел деревянным корпусом, и медленно стал приваливаться к причальному брусу. Портовая команда тут же завела носовой швартов. Судовые матросы сбросили на берег сходню .
Первыми покинули борт судна купцы. Их знали в лицо, и вокруг них тут же образовалась толпа желающих купить, разгрузить и доставить груз к месту назначения.
– Пойду в контору порта оформлять приход, – произнёс помощник.
– Ты, Алексашка, там не шибко права качай, как в прошлом разе. Говори истинный тоннаж, пущай пошлину купцы платят. Да не спорь с татарвой, им тож жить как-то надо. Встретишь Ласкаридиса, пущай ко мне заглянет.
Помощник перешёл по сходням на причал, мельком оглядел портовую территорию, сладко зевнул и, раздумывая как бы сэкономить на портовых сборах, неспеша направился в контору.
Недалеко от «Агриппины», слегка покачиваясь на волне, стояли пришвартованные, судя по красному с полумесяцем флагу, два турецких судна. Палубы их были безлюдны.
– Видно, выгрузились, – отсыпаются, – пробормотал он.
Уставший после ночных бдений, Сашка поначалу не заметил другого: подле портовых пакхгаусов, как правило загруженных солью, в разноцветных халатах стояла большая группа татар, и явно не портовых. На фоне чёрно-серой слякоти их разноцветье резко бросалось в глаза. И оттуда исходила пугающая тиштна.
А порт жил своей привычной жизнью. По всему причалу и прилегающей территории рядами выстроились повозки, среди которых расхаживали торговцы: евреи и армяне, извозчики и грузчики разных национальностей, и, как обязательный атрибут всех торговых портов, прочий праздношатающийся люд. Звучала татарская, армянская, греческая, изредка русская, речь. Шёл шумный торг.
– Вах… вах… вах.., – раздавались армянские восклицания, – Шайтан в твой дом, – недовольно бубнили татары. Звучали имена греческих богов Гермеса и Диониса. Евреи молчали, не торопились: знали, когда вступить в спор и назвать нужную цену.
Купцы отчаянно торговались. Они прикладывали к груди руки, срывали с головы своих лис, затем яростно нахлобучивали их обратно, а потом неистово крестились. Крик, гам, хохот. Обычная картина…
Спор и тех и других разносился по всему порту. Татары призывали Аллаха в свидетели, доказывая, что их цена самая низкая по всему побережью, купцы божились, мол, креста на них нет, – цена безбожная, – по миру пустит, и тоже тянули своего Христа в свидетели. Греки тоже горло драли, громко клялись своими богами – Посейдоном и Зевсом. Евреи продолжали молчать.
Чуть поодаль от этой разномастной публики с ружьями через плечо прохаживались русские солдаты из местного гарнизона. Солдат было немного, но их присутствие за последние два-три года делало картину портовой возни привычной.
Но вот помощник увидел дружка капитана известного контрабандиста Ласкаридиса. На грека уже насел один из фрахтователей громко требуя с него недостающие за прошлый рейс груз.
Ласкаридис нарочито громко клялся в своей невиновности в пропаже груза. Купец не сдавался…
– Ой, не лги, ой не лги, греческая твоя морда! Ты… – некому больше! А кто в тюки с турецким табаком подмешивал крымский? Тож не ты?..
Сашка ухмыльнулся. Подошёл к греку, передал ему просьбу капитана. Затем мурлыча песенку, поспешил в контору порта.
Уже подходя к строению, громко именуемое конторой порта, подле которой стояли местные начальники, приветливо помахивая в его сторону руками, Александр всё-же бросил взгляд в сторону пакхгаусов. Толпа молчаливых татар его наторожила. «Зачем они здесь?!.. Грузчики?!.. Портовых татар достаточно… Покупатели?!.. Вряд ли… Торговля - вотчина армян и евреев» – мелькнула мысль у помощника. Приветствие начальников «Салям аллейкум, Сашка!», впереди и шумные восклицания позади, его отвлекло от дальнейших размышлений. Помощник обернулся: евреи и армяне пожимали руки купцам, – договорились, значит, – решил он. Почти сразу же заскрипели судовые блоки «Агрипины». Выгрузка началась. Сашка поднял руки, для приветствуя татарских начальнтков.
Внезапно в галдящий причальный шум вплелись резкие звуки хлопков. Выстрелы?!.. И тут же раздались крики людей. Часть причала мгновенно окуталась белым дымом. Потянуло пороховой гарью. Криком закричали птицы, стая покинула «Агрипину».
Удивиться Сашка не успел. Словно налетев на стену, резко остановился, – что-то больно кольнуло под лопаткой. Ничего не понимая, он оглянулся. Пёстрые халаты запестрели в глазах. Теперь они громко орали: «Аллаху акбар!», и в их руках торчали сабли. Разноцветная лавина бежала в сторону причальной стенки.
Сашка с трудом перевёл взгляд на причал. Над палубами турецких судов стояла шапка белого дыма и оттуда неслись хлопки. Хрипели кони и верблюды, мычали волы, и дико, дико кричали люди. И последнее, что успел разглядеть помощник капитана, – рассыпанные возле «Агрипины» мешки с мукой и тела людей рядом… Резкая боль пронзила сердце… Сашка медленно осел на землю.
– Господи, больно-то как! – уже синими губами прошептал он.
А бойня на причале продолжалась. Татары окружили солдат, и те, сделав по выстрелу, отбивались штыками. Но силы были не равные. Под ударами кривых сабель один за одним солдаты падали на землю.
Грек Ласкаридис с двумя армянами успел добежать до «Агрипины», но пули с турецкого судна настигли их у самого трапа: все трое рухнули в воду.
Растерянный кэп увидел как татары окружили купцов, затем он увидел страшное: взмахи сабель… лисьи шапки вместе с головами полетели на землю.
– Сашка!.. – в отчаянии закричал он. – Сашка!..
Толпа татар двинулась в сторону «Агриппины».
– Руби концы, – заорал капитан.
Длинными баграми матросы упёрлись в причальный брус и бот медленно стал отваливать от причала: сходни с грохотом полетели вниз.
«Аллаху акбар», – неслось отовсюду…