Процесс по делу о Ленском расстреле

Виорэль Ломов
Процесс по делу о Ленском расстреле


О расстреле рабочих на Ленских золотых приисках в 1912 г. сегодня вспоминают, как о судьбоносном эпизоде в карьере А.Ф. Керенского, в то время мало кому известного адвоката, леворадикального оппозиционера. Громкое дело послужило трамплином для его взлета в 1917 г. в кресло министра-председателя Временного правительства.
В 2012 г. исполнилось 100 лет Ленской трагедии, что вызвало повышенный интерес к ней политиков и СМИ, договорившихся до того, что рабочие пострадали в рейдерских разборках.

Событие прогремело на весь мир. Правда, расследование не завершилось одним большим судом, а раздробилось на мелкие судебные и административные решения. Не были осуждены и главные виновники трагедии — Николай II и его правительство, которые в своем небрежении к народу прошли в 1905—1912 гг. точку невозврата. Не был учинен спрос с владельцев золотых приисков и с губернских чиновников. Суд над ними свершили две революции в 1917 г.

Историческую роль этого события лучше всех определил В.И. Ленин: «Ленский расстрел явился поводом к переходу революционного настроения масс в революционный подъем масс».
Несмотря на неполноту, этот юридически ущербный процесс можно с полным основанием отнести к величайшим в истории нашей страны.

Прииски находились на Витиме и Олекме (притоки Лены), в 2 тыс. км от ближайшей ж/д станции Иркутск. Они принадлежали английской компании «Lena Goldfields» и Ленскому золотодобывающему товариществу «Лензото», хозяевами которых были лондонские и петербургские банкиры (М.Е. Мейер, Г.С. Шамнаньер и др.) во главе с бароном А.Г. Гинцбургом. Пакетами акций владели вдовствующая императрица Мария Федоровна и ряд сановников (министр торговли и промышленности С.И. Тимашев, быв. председатель Комитета министров С.Ю. Витте, быв. министр торговли и промышленности В.И. Тимирязев и пр.).
«Хотя компания была частной, она имела стратегическое значение для государства: здесь копился золотой запас Империи».
«Добыча велась хищническими методами». Главноуправляющий И.Н. Белозеров, за несколько лет сколотивший миллионы, завел на приисках «каторжный режим, чем обеспечивал акционерам получение очень высоких прибылей». Так, в 1911 г. чистая прибыль компании (дивиденды акционеров) составила 55% основного капитала.

А как же тысячи золотодобытчиков? Их проще было назвать рабами. Смена длилась 11—16 час в шахте, заливаемой водой, при отсутствии вентиляции и сушилок. Зашкаливал производственный травматизм — в 1911 г. 896 несчастных случаев на 5442 рабочих.
«Дикий быт в бараках-казармах, где семейные и холостые жили рядом, разделенные лишь занавесками. Абсолютная зависимость от всякого рода подонков, выбившихся в местные начальники». В бараках царила вопиющая антисанитария, и было «так холодно, что мокрые сапоги примерзают к полу».
Отоварка продуктами производилась втридорога и только по талонам. Катастрофически не хватало медперсонала.

Все это усугублялось жесткой системой штрафов и хамским обращением начальства. Жаловаться было некому, т.к. царила «массовая коррупция чиновников, подкупленных компанией». Уехать с приисков не хватало денег на дорогу, т.к. наличными рабочие получали лишь четверть зарплаты. (Факты взяты из материалов расследования).
Когда 29 февраля (13 марта) 1912 г. на Андреевском прииске в лавке по талону вместо говядины всучили конский половой орган, стихийно началась бессрочная забастовка, к которой присоединились другие прииски (к 5 марта бастовало около 6 тыс. горняков). Это переполошило все власти от Иркутска до Петербурга.

Для поддержания порядка на прииски был послан жандармский ротмистр Н.В. Трещенков с ротой солдат и группой жандармов.
Стачечный комитет выдвинул 18 экономических требований: 8-час рабочий день, улучшение жилищных условий и качества продуктов питания, увеличение жалования, отмена штрафов и т.п.

30 марта директор Департамента полиции С.П. Белецкий дал телеграмму начальнику Иркутского губернского жандармского управления: «Предложите непосредственно ротмистру Трещенкову непременно ликвидировать стачечный комитет».
Трещенков 3 апреля арестовал 11 руководителей стачкома, чем вызвал возмущение бастующих, т.к. администрация гарантировала неприкосновенность выборных. Иркутский прокурор Преображенский «потребовал от недовольных индивидуальных заявлений о причинах отказа от работы».

4 апреля 3 тыс. рабочих с этими заявлениями направились на Надеждинский прииск, где остановился прокурор, но их встретил отряд Трещенкова. Как потом установила комиссия, ротмистр самовольно приказал солдатам стрелять на поражение. Раненых добивали, а убегавшим стреляли в спину. После акции устрашения посчитали гильзы от патронов — 985. Точное число жертв и поныне неизвестно, фигурируют разные данные: 107—270 человек убиты, 83—250 ранены.

5 апреля столица узнала о расстреле из телеграмм, отправленных с приисков, в т.ч. в Совмин и Госдуму. Вскоре в газеты попали и фотографии жертв расстрела. Известия о бойне на приисках вызвали волну забастовок по всей стране, каких не было с 1905 г.

9 апреля на заседании Госдумы 4 фракции сделали официальный запрос министрам юстиции и внутренних дел: «Известно ли министрам, что подведомственные им лица, в целях содействия интересам предпринимателей, вмешались в протекающую мирно забастовку и несут ответственность за ничем не спровоцированное массовое кровопролитие среди мирно настроенной рабочей толпы?»

Отвечая, министр внутренних дел А.А. Макаров поставил под сомнение правомерность стачки, и, не дожидаясь результатов расследования, свалил вину на стачечников и ошеломил думцев разъяснением: «Когда потерявшая рассудок, под влиянием злостных агитаторов, толпа набрасывается на войско, тогда войску ничего другого не остается делать, как стрелять. Так было и так будет впредь».
Слова министра были восприняты обществом «как циничный и жестокий ответ правительства, что подогрело и без того кипящее общественное негодование».

В газетах продолжались публикации о подробностях дела. Правительство, также получившее сведения о положении на приисках и «о действительном ходе кровавой бойни», с одобрения Николая II, назначило комиссию из 9 чиновников, возглавил которую член Госсовета сенатор С.С. Манухин, наделенный чрезвычайными полномочиями — для расследования «всех обстоятельств забастовки на Ленских промыслах, равно как и причин, вызвавших забастовку».
III Дума накануне своего роспуска также направила на прииски комиссию из 5 московских и иркутских адвокатов под началом Керенского.

Обе комиссии одновременно занялись параллельным расследованием. Манухину помогали местные чиновники и специалисты. Керенскому — независимый комитет присяжных поверенных.
Керенский, не несший юридической ответственности за свои выводы, проявил большую прыть, ежедневно отсылая для Думы и прессы телеграммы (это ему весьма пригодилось при выборах в IV Госдуму). Манухин же подготовил материалы уже по возвращении в Петербург, многократно перепроверив их и переписав. 27 ноября сенатор отослал доклад, «пышущий негодованием», царю, а тот передал его в Совмин.

Резкие формулировки Манухина пришлись не по вкусу венценосцу и ряду министров, стоявших на стороне местных властей и владельцев компании. «Условия жизни рабочих на приисках были названы не совместимыми с человеческим достоинством, принятая в «Лензото» практика обращения с рабочими — не соответствующей закону, стачка рабочих оправдывалась как чисто экономическая и мирная по характеру, а ружейные залпы решительно осуждались как неспровоцированные». (М. Хаген).
Хотело того правительство или не хотело, оно вынуждено было заниматься «мучительным самооправданием». Скрепя сердцем Совмин принял вывод Госдумы, что основная причина беспорядков «коренится в области экономической». Также он вынужден был согласиться с обвинением думцев в «не принятых своевременно мер… для улучшения быта рабочих и урегулирования их отношений с Ленским товариществом».

В январе 1913 г. Совмин трижды обсуждал доклад Манухина, не соглашаясь с рядом его обвинительных и осуждающих выводов.
15 мая Николай II одобрил доклад, а 7 июня было опубликовано выхолощенное «Правительственное сообщение по делу о забастовке весной 1912 г. на приисках Ленского золотопромышленного товарищества».

Самые существенные моменты из доклада Манухина не комментировались, в т.ч. «материальная зависимость немалого числа представителей государственной власти от золотопромышленной фирмы», а обвинение акционеров «Лензото» было подменено тезисом о «злостной агитации» среди золотодобытчиков.
Совмин предложил министрам юстиции, торговли и промышленности, а также внутренних дел «представить на утверждение Совета министров свои предложения о необходимых мерах к недопущению возможности повторения где-либо подобных непорядков в будущем».

Пресса не замедлила тут же обрушиться на власть, «замазывающую дело», но нежелание царя найти истину, административный ресурс и начавшаяся в 1914 г. мировая война отвлекли внимание общественности от Ленской трагедии.
Первые конкретные меры по результатам расследования начались 18 июля 1912 г. Было возбуждено дело против главного виновника происшедшей бойни, ротмистра Трещенкова. Разбирательство и суд над ним длились 2 года. Покровительство Николая II помогло избежать ротмистру наказания, он был разжалован в рядовые, зачислен в пешее ополчение, с которым попал на фронт, где и погиб в 1915 г.

Компания «Лензото» в июне ликвидировала продуктовые карточки, а в сентябре перетрясла состав руководства, уволив одиозных служащих, в т.ч. и Белозерова; выработала новый договор о найме, из-под стражи освободила рабочих-активистов, вернув их на рабочие места и пообещав прибавку к жалованью.
Дума признала объяснения Макарова неудовлетворительными, и его отправили в отставку. Следом ушел и премьер В.Н. Коковцев.
Был принят закон о страховании рабочих.

Практически все золотодобытчики (ок. 11 тыс. человек) в июле 2012 г. организованно покинули прииски, а на их место владельцы вынуждены были нанимать новых несчастных.
Все вернулось. Вот итог.


Рис. http://history.syktnet.ru/02/11/img/027.jpg
Жертвы Ленского расстрела.