Вернуться к началу второй части:
Сновидец 2. Часть 1. Лада http://www.proza.ru/2016/09/18/152
Корпус «Зета»
Санаторий «Надежда»
Остров Малый Медведь
Утреннее солнце показалось из-за красных крыш санатория. Сразу стало теплее, послышалось пение птиц. День на острове Малый Медведь будет изумительный.
Инга взяла со стола планшет и отправилась в самый дальний корпус – «Зета». Под ложечкой засосало от тоски. Работать с пациентками этого корпуса было тяжелее всего. Но это были и самые важные пациентки санатория.
Довольно давно, еще в 23 веке, после масштабной Третьей Мировой Войны человечество изменилось. Сначала война выкосила миллионы мужчин. А потом болезни и голод убили еще больше детей и женщин. Популяция людей на планете уменьшилась так стремительно, что были брошены все научные силы на то, чтобы как-то выровнять ситуацию. Поначалу получалось. Население Земного шара приблизилось к отметке 2 миллиарда, что составило около двадцати процентов от того, что проживало на планете до войны. Но затем появился странный вирус, который убивал только девочек. Мальчишки рождались с контролируемой государством частотой, девчонки тоже, но к взрослому возрасту подходила лишь каждая пятая девушка. Население сначала стало более чем на половину состоять из мужчин. Потом более чем на две трети. А сейчас женщин стало почти вчетверо меньше, чем мужчин, и это уже не являлось проблемой отдельных семей. Это была проблема человечества в целом.
Государство попыталось решить вопрос путем разрешения нетрадиционных браков. Но это не сильно помогало восстанавливать количество здоровых женщин. Придумали искусственно выращивать детей в пробирках. Но и это не решало проблему – среди детей, родившихся искусственным образом, процент выживших девочек был тот же, что и в обычных традиционных семьях. Выживала одна пятая. Население начало сокращаться. Мужчины, не сумевшие найти себе достойную жену, стали агрессивны. Женщины, почувствовавшие свою уникальность и редкость, поначалу пользовались своим привилегированным положением, вступали в несколько браков, рожали много детей. Потом и эта тенденция пошла на спад. Они стали бояться рожать. Никому не хотелось снова и снова переживать боль потери, когда не выживали дочери.
Напряжение в обществе росло и росло. Мужчины становились всё агрессивнее. Женщины – всё несговорчивее. Образовалась целая каста женщин, которые вообще не хотели вступать в брак. Они просто боялись насилия и агрессии со стороны мужей. Боялись стать заложницами системы, в которой на каждую из них накладывалась обязанность обязательно родить, воспитать, и не одного ребенка, а нескольких. И уже не учитывались ни желания женщин, ни их чувства, ни их жизненные цели. Государство навязывало им одну единственную задачу – становиться матерью, снова и снова.
В корпус «Зета» попадали те, кто категорически отказывался вступать в брак. В большинстве своем это были дочери жестоких отцов, - молодые девушки, которые еще никогда не выходили замуж и не собирались, потому что боялись. Государство оплачивало им терапию, чтобы убрать этот страх и вернуть молодежь в строй тех, кто готов приносить потомство. Но были в корпусе и те, кто уже побывал замужем, у кого уже были дети, и кто после неудачных и болезненных отношений категорически отказывался снова вступать в брак, снова рожать, даже просто общаться с мужчинами. Они сознательно предпочли одиночество. Предпочли растить своих детей одни. Государство не поддерживало такие тенденции. Ведь эти дети вырастали свободными и не желали становиться как все и послушно включаться в программу по восстановлению популяции на Земле. Их матерям удалось пожить для себя, и дети тоже хотели достичь чего-то большего, чем брак и деторождение. И если матерей мальчиков государство не особенно трогало, то к тем, кто воспитывал в одиночку девочек, применялись крайние меры. Их отправляли на лечение принудительно. А девочек отдавали в большие полные семьи, чтобы они впитывали общепринятые нормы и росли готовыми продолжить род человеческий. Государство не могло позволить, чтобы следующее поколение женщин росло свободным и не покорялось программе восстановления популяции.
Вот к такой пациентке, Веронике, Инга и должна была прийти сегодня на двухчасовую беседу. Совсем недавно у Вероники забрали дочь, пятилетнюю Айю. И Инга прекрасно понимала, что для Вероники сама мысль о психотерапии и об изменении взглядов на жизнь была противна. Потеряв двух дочерей и родив любимую и здоровую третью, расставшись с мужем и прожив почти два года в одиночестве, Вероника сейчас испытывала горе, гнев и разочарование, вероятно еще и страх, но уж никак не желание беседовать с психотерапевтами и сновидцами. Ей не нужна была никакая терапия, ей нужна была ее дочь и право жить собственной жизнью.
Вероника встретила Ингу, сидя за столом. Руки скрещены, холодный непроницаемый взгляд. Каштановые волосы заплетены в тугой хвост. Не женщина, а скала. О чем с ней беседовать? Инга не любила пациенток корпуса «Зета» по одной причине – она понимала их. И разделяла их понимание о том, что женщина имеет право жить одна, если захочет. Имеет право одна растить ребенка, если хорошо справляется с этим. Инга не считала справедливыми те законы, которые предписывали отнимать детей у одиноких матерей. Поэтому ей было крайне сложно работать с теми, кто попал сюда на принудительную психотерапию.
- Доброе утро, Вероника!
Главное, чтобы голос не звучал виновато. Ведь не Инга виновата в том, что государство так устроено. Лично она голосовала против нового законодательства. Но оно было принято мужским большинством.
В ответ – молчание. Вероника даже не посмотрела в ее сторону. Уставилась в окно, где ярко светило солнце и по лазурному морю вдалеке плавали яхты.
- Может, пойдем прогуляемся по берегу, там и поговорим?
- Как хотите. Мне всё равно. Я не планирую с Вами ни о чем говорить, Инга.
- И всё же давайте прогуляемся…
Они спустились на лифте и вышли через просторный светлый холл на дорожку, ведущую к пляжу. Погода радовала теплом, воздух был наполнен ароматом цветов. Это был бы настоящий рай, если бы рядом с Вероникой находилась сейчас её дочка Айя. Инга понимала, что ни солнце, ни море, ни изумительные цветы, растущие в клумбах по всему санаторию, не могли порадовать Веронику. Инга очень хотела бы, чтобы дочек помещали в санатории вместе с матерями, тогда, возможно, подобное лечение имело бы смысл и успех. Но пока действовал новый закон, а поправки еще не были приняты. Вероника находилась здесь одна, ее дочка жила в семье старшей сестры Вероники. Хорошо, что хотя бы у сестры, а не у чужих посторонних людей. Это давало Инге маленький шанс на то, что Вероника всё-таки сможет пойти на контакт и пройти программу реабилитации. Или… хотя бы сделать вид… Иногда, чтобы вернуть ребенка, достаточно было просто притвориться.
- Как поживает Айя? Ваша сестра звонила вчера?
- Вам-то что до Айи? Не всё ли Вам равно?
- Нет, мне не всё равно. У меня тоже дочь. Я понимаю, как трудно Вам здесь. И я не голосовала за новый закон, если хотите знать.
- Какая разница? Вы работаете здесь. Значит, поддерживаете его.
- Нет, Вероника. Я поддерживаю поправки к закону, согласно которым дочери должны проходить психотерапию вместе с одинокими матерями. Я считаю, дочери должны жить вместе с мамами. И тогда, возможно, ситуацию можно будет изменить.
Вероника, уже было посмотревшая на Ингу с интересом, снова отвернулась и разочарованно хмыкнула.
- Изменить… Вы тоже не понимаете того, что некоторые ситуации вовсе не нужно менять…
Инга выдержала длинную паузу. Трудно переубедить человека, если и сама не очень веришь в смысл тех убеждений, которые надо бы передать пациентке по наказу государства. Трудно уговорить ее стать тем, кем она не является. Да и зачем? Что от этого Инге? Вероника уже сделала свой выбор – быть одной. К чему вмешиваться и пытаться что-то изменить? Государство хочет переделать ее. Но это не нужно ни Веронике, ни Инге.
- Знаете, может, Вы и правы. Давайте просто погуляем и не будем ничего менять. Пройдут два часа, которые я обязана провести вместе с Вами. И я просто уйду в другой корпус к другому пациенту. А Вы спокойно вернетесь в свою комнату, и ничего не изменится.
Инга отошла от Вероники и подошла ближе к кромке воды. Солнечные блики отражались от волн, над морем носились чайки, вокруг было так красиво и спокойно.
Спустя несколько минут подошла Вероника.
- Что я должна сделать, чтобы мне вернули дочь? Вы знаете, каков механизм? Какие условия я должна выполнить?
Вот это уже разговор. Возможно, Веронику действительно можно будет уговорить притвориться. И тогда Айя снова будет с нею. И им удастся протянуть время до принятия поправок к новому закону.
- У вас должна быть стабильная работа. Вы не должны отказываться от новых знакомств. Желательно, чтобы вы вышли замуж. Но если у вас хотя бы будет постоянный друг и дочь будет воспитываться в традиционной школе, то государство пойдет Вам навстречу. Если, конечно, вы прекратите вести свой блог и уговаривать женщин воспитывать детей в одиночку.
- Но я вовсе не уговариваю женщин воспитывать детей в одиночку, Инга. Я уговариваю женщин не терпеть агрессию и насилие, не становиться игрушкой и жертвой в чужих руках. Ведь это вредит в первую очередь именно детям!
- Простите, Вероника, я не успела прочитать блог внимательно до того, как его закрыли. Мне попалась лишь пара ваших статей, перепечатанных в электронных газетах. Там вы пишете о том, что женщина не должна делать всё в семье так, как хочет муж. А должна получить образование и быть готовой вырастить детей одна. И должна своим детям внушить мысль о том, что, возможно, они проживут свою жизнь в одиночестве и это совершенно нормально, если им это нравится. Думаю, именно из-за этих публикацией у вас и забрали Айю. Вы же понимаете, в той ситуации, которая сейчас сложилась на Земле, пропагандировать жизнь в одиночестве просто опасно.
- Инга, а жить с насильниками и агрессорами – это не опасно?
- Конечно же опасно. Но вы же знаете, это не та тема, о которой могут открыто писать женщины в 25 веке, когда агрессивно настроенных мужчин вокруг большинство. Вы же понимали, чем могут закончиться эти публикации.
- Но кто-то должен был начать говорить об этом. Инга, я читала книги психологов 20-21 века. Там написано, что домашнее насилие – это преступление. И что ни одна женщина не должна терпеть его, потому что оно пагубно влияет на наших детей. Что же стало с нами теперь? Прогресс не стоит на месте. Мы живем в процветающей стране, где почти искоренены болезни, за исключением пары-тройки коварных вирусов. Мы не нуждаемся в деньгах, мы можем позволить себе четыре отпуска в году и большие комфортабельные дома. Но мы не можем открыто говорить о том, что домашнее насилие невозможно и не дОлжно терпеть. К чему же тогда все наши блага, вся наша цивилизация? Если в итоге мы живем по закону джунглей – кто сильнее, кто в большинстве, тот и прав. А кто слабее – молчи и подчиняйся.
- Никто не хочет четвертой мировой войны, Вероника. В мире много агрессии из-за дисбаланса. Если популяция не уравновесится, мир постигнет весьма печальная участь. Люди просто перебьют друг друга. Мы, женщины, не можем позволить этому случиться.
- Мы, женщины… Знаете, Инга, я слышала, что где-то на востоке есть поселение женщин, которые приобрели новые поддельные документы – на мужские имена. Селение называется «Община отцов», они воспитывают там своих детей, государство не трогает их. А на самом деле все эти отцы – переодетые в мужские костюмы матери-одиночки, которые побоялись, что государство не даст им спокойно воспитывать детей, и просто удрали, подальше от новых законов.
- Вы хотели бы жить там?
- Нет. Я хотела бы жить у себя дома. Носить женские прически и платья и не бояться, что на улице на меня нападет какой-нибудь изголодавшийся мужик, а в полиции меня не защитят и скажут, что я сама виновата – мол, слишком вызывающе была одета. Я хотела бы растить свою дочь и не бояться, что у меня отберут ее под предлогом того, что одинокие матери мало зарабатывают и не могут дать ребенку всех благ нашей цивилизации. Какой бред, Инга! В 25 веке все зарабатывают вполне достаточно для того, чтобы жить достойно. И любому ребенку лучше жить с родной мамой, а не с более богатой и замужней тетей, даже если их объединяет родство.
- Я надеюсь, что когда поправки к новому закону примут, то так и будет. Дети будут оставаться вместе с матерями.
- Дети будут оставаться вместе с матерями в таких закрытых санаториях, как этот? В вашем искусственном раю, больше похожем на тюрьму?
- Я не воспринимаю это место как тюрьму.
- Конечно же нет. Ведь вы здесь не пациент, вы здесь работаете. И у вас не отнимали дочь и не отдавали в другую семью.
- Вероника, зря вы сердитесь на меня. Я не виновата в том, что вы сюда попали. И я хочу помочь решить эту проблему.
- Вы хотите сделать меня удобной и послушной. Вы желаете мне удобной судьбы. Выйти замуж, чтобы мне отдали ребенка. Молча терпеть унижения от мужа, зато не выделяться из толпы. Это именно то, чего хочет государство. Но это не то, что нужно мне и моему ребенку.
- Зачем вам еще один муж, который будет унижать вас? Найдите такого, кто будет любить вас и беречь. Ведь свободных мужчин вокруг очень много.
- Вы психолог, Инга. Вам ли не знать, что мы привлекаем к себе мужчин определенного типа. И если первый муж был насильником и моральным уродом, то вероятность того, что и второй окажется таким же, равна почти ста процентам.
- В Вашем досье ничего не сказано о том, что ваш муж был насильником и уродом.
- Конечно не сказано! Домашнее насилие – тема, о которой все вокруг предпочитают молчать.
- Расскажите мне.
- А смысл?
- Может быть, мы с вами вместе придумаем, как исправить ситуацию.
- Инга, что тут исправлять? Я пришла к решению больше не пробовать, жить одна. Мне так спокойнее. Так безопаснее для моей дочери. Мне не нужно ничего исправлять в моей жизни! Я хочу, чтобы мне дали право жить так, как я решила.
- Мы ходим по кругу, Вероника. Если вы будете жить так, как решили, вам никогда не отдадут Айю. А я хочу, чтобы её отдали вам. Я считаю, что дочь должна жить вместе с любящей родной матерью.
Вероника долго стоит на берегу по щиколотку в воде. Смотрит на море, на чаек, на переливающийся всеми оттенками синего горизонт. Молчит. Вероятно, обдумывает, стоит ли доверять Инге свою историю. Потом наконец она начинает рассказывать.
- Вы понимаете, какое дело, Инга. Когда я выходила замуж, я искренне верила в то, что мой муж меня любит. Он осыпал меня знаками внимания. Он проводил со мной каждую минуту своего времени. Он звонил мне по сто раз на дню, чтобы узнать, где я нахожусь и что делаю. Мне льстило это, я думала, что он не может жить без меня, так сильно любит. Он говорил мне, во что одеваться, какие книги читать, с кем из моих подруг продолжать общаться, а с кем нет. В конце концов у меня полностью сменился круг общения – я стала общаться только с его друзьями и их женами и детьми. Потом родились две первые дочери, их поразил вирус, и я очень тяжело пережила это. Я винила себя в том, что не смогла защитить их. Муж ходил мрачнее тучи, и я чувствовала себя такой виноватой… Он насмехался надо мной. Говорил, что я не способна родить здоровую дочь и лучше бы рожала мальчиков. Я уже и сама поверила в это и думала даже обратиться в службу искусственного вынашивания, чтобы оплатить рождение мальчика. А потом родилась Айя. Совершенно здоровая прекрасная девочка. И муж поначалу был так счастлив. А потом стал пропадать на работе, задерживаться надолго. На мои вопросы о том, чем он там занят, огрызался и отвечал уклончиво. Айя росла фактически без его участия. Он так редко стал появляться дома, что наш брак просто потерял смысл. И мне захотелось уйти и найти себе другого мужа, более любящего, более внимательного и заботливого, благо свободных мужчин вокруг пруд пруди. И тут моего мужа как подменили. Он стал требовательным и злым, стал угрожать, что отберет у меня Айю. Когда я плакала и просила его быть добрее к нам, он так тряс меня, что я начала бояться его. Я боялась, что в какой-то из моментов гнева он меня просто убьет. Между этими вспышками он казался нормальным и даже стал более внимателен. Стал много времени проводить дома, контролировать каждый мой шаг. Поначалу я радовалась. Я думала, он снова полюбил меня. Но нет, это было не так. Он просто разозлился, что теряет свою собственность. Ко мне и к дочери он относился как к своим вещам и просто не хотел делиться ими с кем-то еще. Когда я подала на развод, он так тряс меня, что в моей шее что-то хрустнуло, и с тех пор у меня часто подолгу болит голова. Я проходила несколько курсов лечения, посещаю специальную гимнастику. Но боль не проходит. Врач говорит, возможно, это психосоматика. Я не знаю, может и так. Знаю одно: я не хочу больше быть в браке. После развода я сделала пару попыток наладить свою личную жизнь. Но я выбираю таких же, как мой первый муж. Сначала красивые жесты, потом полный контроль и угрозы. Я не умею выбирать любящих мужчин. Я не верю больше в то, что могу сделать какой-то другой выбор. Как ни пытайся, мне будут попадаться одни и те же личности. И безопаснее жить одной, чем с подобным мужем. Я притягиваю к себе уродов. А хорошие мужчины, если и есть на свете, уже все заняты – они женаты на других женщинах, не похожих на меня.
Признаться, Инга ожидала чего-то более страшного. Рассказ Вероники не сильно впечатлил её. Стандартная история обычной семьи. Большинство пар сталкиваются с моментами отчуждения и гнева, но продолжают жить вместе. Терпят, приспосабливаются, приноравливаются – ради детей. Может, Вероника просто была недостаточно терпелива? Хотелось бы выслушать эту историю со стороны её бывшего мужа, но такой возможности у Инги не было.
Вероника словно прочитала её мысли.
- Я знаю, о чем Вы думаете, Инга. Вы думаете, что я сама виновата. Что я должна была быть мягче и терпеливее. Сделать всё для того, чтобы муж спешил с работы домой, а не задерживался неизвестно где. Я должна была быть послушной, и тогда бы он стал другим. Вел бы себя по-другому. Не обозлился бы. Вы ведь об этом думаете, правда?
- Такая вероятность есть…
- Такой вероятности нет, Инга. Я много раз анализировала эту ситуацию. Много месяцев провела в самообвинениях и попытках всё исправить и вернуть. А потом я увидела, как мой бывший муж живёт в новой семье. Как контролирует каждый шаг своей второй по счету жены. Как врет ей, что задерживается на работе, а сам в это время встречается с моей соседкой. Как он трясет эту соседку и орет на нее, стоит ей только заикнуться о том, что пора бы ему развестись и жениться на ней. Я виновата лишь в том, что позволила ему плохо обращаться со мной. Выбрала его, позволила ему думать, что он всегда сможет контролировать меня и угрожать мне. Я виновата в том, что не умею выбирать, Инга. Но не виновата в том, что он такой, какой есть. Таким его сделали его собственные родители. Какой бы хорошей я ни была, как бы ни старалась приспособиться, адаптироваться, потерпеть, он никогда не изменился бы. И если бы мы не разошлись, рано или поздно он сломал бы мне шею. Я не хочу больше рисковать. Не хочу попасть опять в подобные отношения. А государство убеждает меня в том, что я должна снова выйти замуж, родить еще детей, желательно девочек. Но я не хочу больше всего этого. Я хочу одного – покоя. Спокойно растить свою дочь и больше никого не бояться.
- Но дочь теперь живет не с вами, и тревога за неё усилилась.
- Да… И что же? Вы считаете, что надо было терпеть? Надо было сохранить этот брак, и тогда дочка была бы при мне, да?
- Если вы были так несчастливы в том браке, то можно было бы выйти замуж за другого мужчину. Доброго, любящего. Сейчас такой большой выбор…
- Нет у меня выбора, Инга! Кому как не вам знать. Мы выбираем тот образ, который уже существует в нашей голове. Сколько бы выборов я не совершила, все мои мужья будут похожи друг на друга.
- Звучит очень безнадежно…
- Так и есть.
- Но другие женщины как-то справляются с этим. Что если в ваши рассуждения закралась всего одна ошибка. Что если вы ошибаетесь только в одном – в том, что невозможно поменять свой выбор и выбрать правильно? Вы уверены, что тогда захотели бы остаться одна, навсегда? Лишить свою дочь братьев и сестер. Лишить себя и ее возможности жить в полной счастливой семье. Вы уверены, что именно этого хотите, Вероника? Моя подруга и коллега, Лада, в первом браке была очень несчастлива, а теперь у нее прекрасная семья. Второй муж, дочь, счастливые отношения. Я убеждена, что и Вы могли бы сделать правильный выбор и создать счастливую семью.
- Вы убеждены? А я нет.
В этот момент Инге показалось, что она упирается лбом в высокую каменную стену. И ничего не сможет изменить, исправить, подвинуть.
- Вероника, хотите, я передам вас другому терапевту? Моей подруге Ладе. Может быть, она сможет помочь вам, в отличие от меня?
Вероника по-прежнему смотрела на море, на чаек, на солнечные блики. Ей было всё равно. Или так только казалось?
- Делайте что хотите, Инга. Вам виднее, как поступать. Вряд ли от этого что-то изменится.
Они вернулись в корпус по песчаной тропинке, Вероника ушла в свою комнату и заперла за собой дверь, а Инга всё-таки решила сделать попытку обойти возникшую между ними каменную стену непонимания. Она позвонила мне.
Продолжение: Сновидец 2. Часть 3. Айя http://www.proza.ru/2016/09/21/900