Объем 15,8 тыс. зн.
(Моим однокурсникам посвящается)
Возможно мент студиозу - друг, товарищ, брат, но не тогда, когда надо скупнуться! Речка холодноватая, грязноватая малёк, только нам-то едино! Требуется по возлияниям, хоть пруд пруди.
Купались, как наитье подсказало! и с набережной, И с моста, и вдоль её имели, и поперёк!
Оказывается, водная милиция тоже бывает. Катер у них, прожектора? А хрен ли! Кто они такие, чтобы нас пымать? Лимита поганая! сельпо! Кантри-фолк!
Думали, захватят одежду, да у нас ничего нет, кроме трусов и телесов. Думали, шмыгнём по проспекту, из отдела подкрепление повыскакивало! Мы же прямо через площадь, мимо ленинской простёртой руки, сквозь дыру в штакетнике... Там песочница с домиками и бабами ягами! Алкаши свет поразбивали, дабы тоже у ментов под носом радоваться на свой лад.
Тут-таки настигла недолга, Витьке подвернулось под ногу нечто. Если честно, дырок в сквере пять, про одну блюстители порядка осведомлены, а остальные сделаны из висящих заборин, не вот догадаешься, хоть и скрипят-призывают.
Поэтому шмыгнули мы туда одномоментно, веером. Витёк на то самое наткнулся, оно скаконуло, в столб ударилось, а потом "с налёта, с поворота", аки тачанка, преследователя нашего в голову и наповал.
Витёк, не сильно муздонутый, губы повредил об лавочку, но сбёг. Я летящую улику схватил, прижался за кощеем, стою. Как ни говори, нападение на стража порядка при исполнении обязанностей!
Менты с фонариками. Думают, они нас видят, на самом же деле, мы их первые... Трое подняли окровавл'енного Тибальта, матюкаются, хоть топор вешай! Всякими словами обзывают, но главное слово - лох.
Он, видишь, на тот же корень спотыкнулся, об ту же скамью прилёг, только носом. Тут у них слабина вышла! злые очень! А злой, считай, бессильный, огорчённый, потому что.
После при разборе полётов мы прикинули, что обнаружить нас по следам босых ног на песке легко было бы, но Карацупов средь потрульно-постовых не оказалось. Так побазарили, да восвояси подались.
У нас мальчишник. Костя женится. Правило стандартное: чтобы всего вдоволь, а девок не звать. Две ночи грузили на станции, три дня бухлом затаривались, в очередях прозябали. Даром, что сессия! Теперь отдыхаем.
В общаге из окна второго этажа простыни с узлами висят для выхода в мир иной. По ним предстоит забраться покупаным.
"Что это у тебя?"
Спрашивает Миша.
"Причина Витькиной фиаски, мяч резиновый, вот что".
"Ну да?"
"Ага, он самый. Потерял какой-то дак!»
С досады швыряю мяч, Витя добавляет, Костя тоже...
"Стойте, - кричит Антон, - Зря вы все на одного набросились! Экзекуцию ему надо сделать, голову отрубить!"
"Как ты мячу голову отрубишь?"
"Очень просто, топором!"
"Где топор возьмёшь?"
"Ты, чмовина, книжек не читал? В дворницкой, конечно! У сторожихи Гриппы Михаловны под тумбочкой лежит ледоруб".
"Сказал тоже, у сторожихи. Как взять, она же там? Конечно, старушка, но тогда порядок действий меняется: сначала старушка, потом топор".
"Ты чо! Это из другого романа! Мы кому собрались голову рубить?"
"Да. Гриппу порубим, кофе отменится. У ней кофейник электрический и добрая воля. Не надо Гриппу рубить".
Топор скоммуниздить надо".
"Не выйдет".
"Выйдет, ещё как! Что ты, жених, репу чешешь? Про нейролингвистическое программирование забыл?"
"Нет, генералы! Видно мало нолито! Какое программирование!"
"Психотехника такая есть новая! Подстроиться надо под Гриппу, в унисон с ней зажить, тогда она не проснётся, и топор заберём!"
Начали подстраиваться, вернее, учиться подстраиваться под Гриппу. Генка захрапел, тихо так, неназойливо, и развернулась тема: Ббабка за дедку, дедка за репку, мышка за жучку, кошка за внучку! Получилось, как будто большая дорожная машина работает. Даже дворник в форточку высунулся, посмотреть, кто, не учтённый, распоряжается в его хозяйстве.
Нам такое ни зачем. Смолкли, обогнули дом, поднялись по полотняной тропе, добавили. Мяча усадили в кусты, чтобы шавки не загрызли. Тюрьма ему там, предварительное заключение.
Топор на первом этаже. Красть один пойдёт, кто-нибудь на выбор. Как выбирать? Нужно изыскать минимально храпящего. Состоялось ристалище, обнаружили победителя, меня.
На четвереньках, чтобы подстроиться под высоту топчана, на котором Гриппа лежит, заполз я по вестибюлю, а Генка, негодяй, не спросившись, сзади для подстраховки пошёл.
И только-то я поравнялся с подушкой, чуть дальше продвинулся, Гриппа протягивает руку, гладит меня по голове, бормочет:
"Что, Джим, не спится? Жарко, милый, да?"
Собака у ней, видишь ли, когда-то была, овчарка с таким именем. Гена своим чрезвычайным храпом напомнил, вызвал ассоциацию, гад!
Припал я к земле, стих! Вот, как она меня ниже головы погладит! Что делать? Рубахи со штанами надели, да кто бы видел собак в рубахе и штанах!
Убью Генку, если попанется! И не его одного! Вся кодла амфитеатром на задах застыла. Ждут, значит, и в образ вжились, храпят, негодяи.
Я, распластавшись, дотянулся до подтумбочки, кончиками пальцев выволок топор, проскользил, Генке подал, а сам по-червяцки удалился из-под ласкающей руки.
Так пришлось втереться в доверие к полу, что неделю нос болел.
Добыли мы топор, принесли в комнату. Красивый, прям явленное счастье! Добавили и вниз.
Мяч не сбежал. Плотный такой, блестящий, литой! Отыскали лобное место, освещённый пятачок возле трансформаторной будки.
Вдарять решили каждый по разику до полного порубания. На третьем кругу поняли, ничего не выйдет. Он, мяч этот, - просто русский солдат. Две пули нужно: одну, чтобы повалить, другую, чтобы убить. Раненый, конечно, мягким стал, но от этого воще не разрубается. Сталинградская битва какая-то, хоть ты что делай! У Миши первого терпение лопнуло.
"Говённый топор!"
Закричал он и, взмахнув, запулил орудием мести прямо в стену. Видно быть тому на горе наше! Правда, негодяйское изобретение ледоруб! Ручка длинновата! Застряло лезвие между кирпичами, между окнами, между первым и вторым этажом! Хрен достанешь!
Вспомнили мы тут Мамая, как он воинов Евпатия Коловрата пощадил, надели на кол мяч в знак уважения и почёта, А сами домой пошли.
Ничего не будет. Кто нас видел? Никто. В общаге слесарь есть, за инструментом следить, вот пусть и вызволяет.
Хорошо в собственной комнате, просто за каменной стеной. Ручки-ножки вымыли, сидим, чин чинарём, и видим, закуси-то нет! Вот что значит, девок не звать! Прокололись по фуражу, так оно называется.
Если совсем на голяк, то и выпивка не в радость! Но мы всяко видели. Ладно, добудем, где ни то. Наверняка на кухне растяпушки кастрюлю с борщом оставили!
Сунулись, нету. По всем этажам проверка, - результат аналогичен. Через стенку они, девки. Спросишь, дадут, только третий час ночи. Спят. Потому и уходим, плотно общаться, дабы не беспокоить их.
"Пойду, поцарапаюсь".
Говорит Антон и быстренько возвращается.
"Ты что?"
"Там у них, смотрите, к номеру животное прицеплено!"
На верёвочке за шею мышонок-брелок, а выражение лица такое, будто не выспался, или помешали сторожить.
"Неспроста знак, - резюмировал Костя. - Поди, сакмогон, выясни, - велел Мише. - Если враги нашим бяку подсунули, голову оторвём!"
"Подожди! надо операцию разработать".
"Чего разрабатывать?"
"Как чего! Зинке завтра хвоста сдавать. Разбудим, уроет прям с тапочками".
"Тогда проще стратегия: поскребись интеллигентненько. Выйдет кто, спросить, поймай и притащи сюда. Таким способом Зинку не разбудим".
"Одному не с руки".
"Возьми Никола".
"Вы чо, всё Косой да Косой! Мне хватит собачьей участи! Сам почему не идёшь?"
"Лида обидится, если узнает, что ловил".
Вальку приволокли вперёд ногами, Антон спереди, Гена сзади. Она в какой-то байковой одёжине: по синему полю оранжевые кошки гоняют красные клубки. Скорее всего, ночная рубашка, но по расцветке вполне за халат сойдёт, потому и не боится двери открывать.
"Вот добыча, настоящий "язык"! Что транспортируете, как поросёнка! Надо по правилам: руки связать, рот изолентой заклеить!"
"Зачем изолентой! Как допрашивать будем!"
"Очень просто. Мимикой, жестами, написать заставим!"
Миня остался плацдарм обшаривать в поисках трофеев. Вернулся бедным, аки церковный крыс.
"Даже апельсиновых корок в мусорнице нет, а ели! Чувствуется!"
"Тихо! Допрашиваем. Скажи нам, смелый воин, добром просим! Есть жратва?"
"Нет".
"На первый раз прощается откровенная ложь! Второй вопрос: кто повесил мыша
на дверь?"
"Сама повесилась!"
"Прямо так и сама?"
"Ну да. - Валька совсем не боится, дерзко глядит. - Мышь повесилась, с голоду удавилась. Запомните раз и навсегда!»
Мы запомнили, но не верим. У Наташки конфеты должны быть непереводно, у Лиды - семечки.
"Нет ничего, - дожимает тему Валя. - Нам профком абонементы выдал с завтраками. Вам, кстати, тоже".
Абонементы, абонементы! Не козлы мы, чтоб бумагу жевать!
"Может, варенье, хоть!"
Жалобно попросил я.
"Для запивки чайный гриб на подоконнике возьмите".
Антон живой ногой предоставил банку. Там растение из беспозвоночных блещет в неверном свете электричества коричневой спиной!Жидкости пятнадцать капель, но само плодовое тело! Мама дорогая! Треть объёма, если ни больше! почти что литр чистой биомассы!
"Как же вы такого мостодонта вырастили! Зачем? - Ужахается Генка. -Их же делют!"
"Ну да, на стол для просушки клодют, в другие банки содют, на счёт, выпить, мимо не проходют!"
"А закусить?"
Кой негодяй высказал идею! Точно не мы и не Валька! Чёртово наитие, не иначе! Потому и сработало, будто вольтовая дуга!
Вот! - резюмировал Витёк. - Это вам не мячика обезглавливать, и не психоделия!"
"Психопатология, я бы сказал!"
"Слабо тебе, Михайло Васильич! Сразу видать, не Ломоносов!"
"И ты, Антошка, не Жуков, хоть таскаешь за собой фамилию".
"Вот чего, - разрешил конфликт Костя, - кто готов к труду и обороне, тому всё будет".
Надежда умирает последней, я присутствовал там, где случился летальный исход эспирансы.
"Может и готовы, - попробовал отменить процедуру Витя, - да как его достать? Это даже не мячь! Пынгвын ускользающий!" "Ножиком амёбу резать, только стёкол натрясём".
Поддакнул я.
"Эх вы, инженеры!"
Миша нырнул под кровать, поскрёбся там по сусеку, вынул кусок сталистой проволоки, скрутил две петли.
"Пошли, чо покажу! Ща вам будет извлечение корня и член на многочлен".
"Тут извлекай".
"Долго здесь. Пошли!"
На кухне большой железный стол. В духовке сковородни, чёрные палки с хваталками. Миша берёт одну, просовывает в малую петлю, нагревает проволоку до свечения, с филигранной ловкостью набрасывает большую на банку, крутит и! Щелчок! Пузичко срезано. Бери за горло, снимай. Чисто, без осколков.
Верхняя часть стеклянного узилища остаётся на столе для утренних вопросов, в нижней происходит вынос результата.
Плетусь в хвосте процессии, краем глаза вижу, как валя выключает газ. Освобождаемая радость довольна, будто дышит. Антон уже ложемент этой штуке приготовил, громадную тарелку для тортов. Сервиз, видишь ли, подарок на свадьбу мы купили, прятали до времени. Тут же стало невтерпёж.
"Надо сок по бокальчикам разлить".
Командует Костя, но приказ не выполним. Животина вываливается, лезет вперёд воды. Пришлось опрокинуть и получить полный сюр!
Оказывается, скручена была тварь, навроде гармошки, только лепестками вниз. Выпустили и получили Франкенштейна, белопузую медузищу на всю тарель!
"Скорей надо! - завопил Гена, - она щас окружающее пространство начнёт захватывать!"
"Стойте, Архимеды! Среди нас лазутчик, казачок засланный!"
Все разом повернулись к Вале, и я понял, начинаю убивать. Она в ожидание грибного дележа забыла про то, что в халатообразности. Если хоть кто-нибудь станет смеяться над этой её рубахой, разорву, упластаю, гриба не дам!
"Брысь отсюда, чуждый элемент! - "Завопил Генка! - У нас дискриминация, половой деморфизьм! Ты что, не понимаешь!"
"Пусть уйдёт, но отдаст гитару. - Сжалился Витя. - Поди, Колян, забери".
"Шуметь будете?"
Робко возражает Валя.
"Не! После этого! Навряд!"
Я стою в коридоре, взял инструмент. Валя смотрит. Прощается или завидует? Некогда рассуждать. Тихо спешу туда в подозрении, что кончилось, ну нет, только начинается.
Как те грибы разделяют! Кто бы сказал. Плохое дело деморфизьм. Надо было бы Вальку оставить в качестве консультанта по расчленению. Что только мы ни делали! Хуже мяча эта дрянь во сто раз: с рук выскальзывает, от ножика бежит... Бились мы, дабы не угваздать, потом додумались! Ниткой надо, как там, где "после первой не закусывают". Пока старались, сто потов сошло, три бутылки водки для подзадору прокатило! Переругались в дым. Ну, роздали. Я лизнул и понял: хай лопнет моя совесть. Вспомнилось, как мамка учила:
"Не всё пей, что наливают. Не получится просто отставить, тихонечко подбородком спусти, будто пьян и пролил".
Такое с жидкостью не вдруг проходит, а тут - условно твёрдое тело или алкаллоид! То и слово, что условно!
Притянул я поесок, соскользнул гриба под рубаху, аж комар не заточился. Он не холодный, так себе, сидит, дожидается, чтоб где-нибудь его тихо потеряли. Больше столь хитропузых не нашлось. Все сожрали. С достоверностью скажу вам, как уцелевший очевидец, это стрихнин с курарой пополам, и визжит, падла, на зубах, с миром прощаеьтся!
Ну и лица же у них были! Если сфотографировать, разместить на монтажном столе для мультей, Жанна д’Арк на костре получится или Тарас Бульба! Всё-таки, никого не стошнило, похмелились только. Лично я протрезвел с одного вида пиршества. Однако, сжалился над грибом. Пока ребята от радости звёзды созерцали, нашёл трёхлитровую банку, слил туда опивки чайные, высадил страдальца. Сунул за помойное ведро, на всякий случай, чтоб в дезертирстве не уличили.Хай живёт.
Грустно стало всем. Есть гитара, да голосить нельзя, и настроенье погребальное. Ну ладно. Собрали мы остатки горючего, пошли с верной подругой в тот конец, на дальнюю лестницу. Первые курсы выселились, никто не живёт, а у окошка стопкой матрасы лежат, из обработки привезённые.
Славная вещь - студенческий матрас! Не то, что у мещан в известной книжке! Виды он видывал, слыши он слыхивал! А каких учебников на нём лежало!
"Я, - говорит, - с Фихтенгольцем сегодня спала". "Конечно, - отвечает, - чего не сделаешь ради науки!"
А матрас всё слыхал, прям, не матрас, а философ! Решили мы отгородиться матраснёй от сонного коридора. Витя, на всякий случай., пошёл лестницу проверить, возвратился именинником. "Там, -говорит, техэтаж открыт, на крышу можно!" Мы с радости челюсть отвесили, взяли по философу на спину, зелёной улицей пошли.
"О, крыши ночные!
О, трубы печные!
О, звёзды, которых не счесть!
И месяц, как чудо!
И если вам худо,
Спешите на крышу залезть!"
Сидим на матрасах, ножки протянувши, закуси не надо, в сердце песня просится.
"Там, в семье прокурора! - Воет генка. - И однажды, во вторник!"
Чего-то, всё у них во вторник было? А голос у Генки, ладно, хоть сломался. Будь мальчишеским, кошки бы сбежались. Теперь больше на пса похож, но сие животное по крышам не ходит. Встретили мы зорьку алую, полюбовались и в люлю, с места не сходя. Перед "смертью" миша, как самый достойный, пузыри за территорию скатил, и верно сделал. Утром смела дворничиха, будто нет ничего. Проснулись от Костикина вопля.
"Вставай, негодяи! К Рахиму на консульт опаздаем!"
Страшнее этого только воздушная тревога. С крыши нас смело взрывной волной. Гитару, правда, успел я прихватить. Валина, всё-таки. Какие мы у Рахима сидели, надо понимать. Ну, вытерпели, не облажались, даже зачёты кой-кому поставил. Живи, умирать не надо! Сессию перетоптали, потом лето, последний курс! Только грянула беда не там и не оттуда.
"Я всё равно найду, кто это сделал! - Ревела бурей комендантша два месяца спустя. Крышу мне будете чинить, негодяи, потолок вылизывать! степаками скинетесь!"
Витя наш, член комитета комсомола, идейно правильный, юридически подкованный , попытался объяснить, что чердаки должны быть закрыты, и мы не обязаны расплачиваться за халатность персонала.
"Кто мне это сказал! Выходи первый!"
Оказывается, матрасы наши вплавились в гудрон, и с осенними дождями читальный зал на смерть потёк после ремонта. Новоиспечённые старшекурсники оплёванными вышли, один я доволен. Вечером у нас мальчишник, потому что мы с Валей заявление подали.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2016
Свидетельство о публикации №216091402190
обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2016/09/14/2190