КОСТРОМА: ТИШЕ ЕДЕШЬ...
У нашего водителя а автобусе все увешано вымпелами футбольных команд. Дядечке под полтинник. Затылок выбрит тремя полосками. Это как у кого? Как у Месси?
Но самое интимное – приклеенное на руль распятие на руле автобуса.
Мы кружим по улочкам Костромы и Христос (мало ему было мук!) вслед за движением руля выписывает все повороты…
На улице Симановского, неожиданно: «Резиденция Снегурочки».
Увы, закрыто, но зато есть почтовый ящик, можно, вероятно, туда письмишко Дедморозовой внучке бросить.
А вот куда дели самого Деда Мороза – не ясно.
Забрели в антикварный магазинчик.
Ну как… антикварный. Ну, в основном пятидесятые года.
Продавец, в возрасте такой, большой, чуть заикающийся, в очках, седой. Просветил нас, что нужно ехать в Гамбург, там в тридцати километрах от города есть мощный блошиный рынок, так вся настоящая Россия уже там разложена.
Я всегда думал, что самые неспешные люди живут в Ялте. Ну, если там сесть на набережной в ресторане поужинать, то официант, приняв заказ, просто исчезает неторопливо в синей дали. Попросить его за едой принести еще хлеба или рюмку водки – это все равно, что отправить малого в путешествие через Гоби и Хинган.
Но Кострома разрушила этот мой стройный образ.
Ни один водитель не может припарковаться сходу. Он обязательно остановится посреди улицы и начнет прикидывать, вписывается ли он в разметку парковки. Секунд через двадцать начнет осторожно поворачивать руль
И въезжать на пустое место, где рядом все свободно и вообще нет машин.
Впрочем, то же самое и с продавщицами в аптеках, кассиршами в супермаркетах, а равно - банкоматами. Они много думают.
Положительно невозможно представить себе, что когда-то тут кипела бурная жизнь в лавках (город купеческий) и сновали приказчики.
Сновали – этого слова в скрижалях Костромы просто нет.
В кафе готовую пахлаву при нуле посетителей нам несли 18 минут. Я засек.
Лекарство в аптеке, одну штуку, продавали 12 минут.
Банкомат телился четыре минуты, прежде чем выдать деньги.
Впрочем, я не совсем прав.
Есть тут шустрый национальный вид спорта: перебегать на красный дорогу перед огромным едущим туристическим автобусом.
Остались Торговые ряды. Рынок при них. Бутики в классическом исполнении двухсотлетней давности - с колоннами, арками, гульбищами.
И вдруг – «Бляхин клуб».
Я не отважился заглянуть…
КОСТРОМА: КАК ПОДОИТЬ ЛОСИХУ?
Никто, как оказалось, не решился поехать на лосеферму в Сумароково. Так что сорвалась наша дополнительная платная экскурсия.
Ну и дураки.
Я когда-то про нее писал. Там рядом санаторий «Сусанино». И туда отдавали молоко, надоенное у лосих с этой самой ферме. Еще при Советской власти. Теперь, наверное6 ферма уже частная.
Лосих хозяйка, как сейчас помню, скликала пионерским горном на дойку. Они сбегались, ломая кусты и тянулись к ней своими лепешечными губами за лакомством.
Они косились на меня большими выпуклыми глазами, полными черноты и синей поволоки. И ресницы их чуть подрагивали в настороженном ожидание опасности от незнакомца.
Хозяйка – уж не помню, увы, как ее звали, мне сказала, чтобы я не сильно резко двигался: «Они, понимаете, волка копытом убивают. Ребра - насковзь».
Я затих.
Мне налили молока, хотя было строго с этим. Ну как налили - половинка мензурки, грамм пятьдесят. Как столичному гостю. В санатории им лечили язву желудка.
Коровы едят несколько десятков видов травы, кажется, около тридцати. А вот лось поедает больше двухсот видов растений, некоторые из которых, кстати, ядовиты.
Я поднес мензурку к губам и медленно потянул тягучую, как сметана, жидкость.
Я до сих по помню. Это было все равно, как, закрыв глаза, неторопливо выпить чистый весенний луг, полный цветов и росы, пронизанный запахом хвои, ощутимый только на самом-самом рассвете.
Я привез тогда домой лосиный колокольчик, большой, его подвешивают на ферме лосихам на шею.
Он и сейчас стоит у меня на рабочем столе.
Историю России со всеми ее закидонами нужно изучать на пристани.
Вот стоят борт о борт теплоходы. Имени художника и эстета, «Александр Бенуа», рядом - сурового пролетарского писателя, буревестника революции, отравленного, говорят, по приказу Сталина «Максим Горький».
Борт о борт с ними - мистик и гений чертовщины наш «Михаил Булгаков», мечтавший угодить Сталину, но так и не сумевший это сделать, а также – теплоход имени тюремного лирика «Михаил Танич».
А кому мало - на подходе, уже скачет по волнам «Дмитрий Фурманов»...
(Продолжение следует)