Елена Муравьева
Отрывок из книги «Авантюристы MADE IN UKRAINE»
Часть третья: "Яков Блюмкин – заговор антимолчания"
Глава 11
О следующем подвиге Якова Блюмкина поведал широкой общественности знаменитый советский писатель Юлиан Семенов в книге «Бриллианты для диктатуры пролетариата». Правда, вряд ли литературная история соответствует реальной, засекреченной, уничтоженной, сгинувшей в спецархивах. Но при живом воображении всегда можно слегка заглянуть за покровы тайны…
Зимой 1921 г. советское правительство создало Государственное хранилище (Гохран). Несколько месяцев все учреждения (даже всесильная ЧК), имевшие на учете или хранении ценности, свозили и складировали в предназначенных для этого помещениях золото, драгоценные камни, оклады икон, произведения искусства – все, что представляло историческую и материальную ценность.
Добра набралось немеряное количество. В прямом и переносном смыслах. Современник так описывал впечатления от увиденного в Гохране: «…Я бродил по громадным комнатам, заваленным сундуками, корзинами, ящиками, просто узлами в старых рваных простынях, скатертях... Все это было полно драгоценностей, кое-как сваленных в этих помещениях... Кое-где драгоценности лежали кучами на полу, на подоконниках. Старинная серебряная посуда валялась вместе с артистически сработанными диадемами, колье, портсигарами, серьгами, серебряными и золотыми табакерками... Все было свалено кое-как вместе... Попадались корзины, сплошь наполненные драгоценными камнями без оправы... Были тут и царские драгоценности... Валялись предметы чисто музейные... и все это без всякого учёта. Правда, и снаружи и внутри были часовые. Был и заведующий, который не имел ни малейшего представления ни о количестве, ни о стоимости находившихся в его заведовании драгоценностей...»
Чтобы собрать столько добра, большевикам пришлось сильно постараться. Источниками поступления, в частности, драгметаллов были банковские золотые запасы, личные вклады граждан, отчужденное у населения имущество, запас государственных наград; золотой фонд Румынии, эвакуированный в Россию в годы Первой мировой; переплавленные в слитки произведения ювелирного искусства и многое другое, что большевики смогли наскрести по чужим сусекам. Специалисты утверждают, что доля конфискованного у частных лиц и учреждений имущества составила около восьмидесяти процентов объема Гохрана. Плюс доставшаяся красным треть золотого запаса Российской империи: более восьмисот тонн золота на сумму свыше миллиарда золотых рублей.
Кстати, в первые годы после революции специальными декретами было отменено право наследования или дарения золота в любом виде. Операции сбыта, скупки, даже хранения драгметаллов считались преступлением. Регламентировался вес обручальных колец и нательных крестов.
Когда сокровищница наполнилась, начался обратный процесс. Драгоценные камни и металлы стали вывозить грузовиками и отправлять в Прибалтику, Закавказье и Среднюю Азию – туда, где у советской державы имелись «окна в Европу».
Цели траншей были как самые благородные: покупка военной и промышленной техники, зерна, угля, – так и не очень. Золотом и бриллиантами большевики заплатили мировому истеблишменту за признание своей власти. Золото и бриллианты шли на поддержание левацких течений в иностранных социалистических партиях, на строительство памятников вождям и на массированную пропаганду.
Организовать сбыт ценностей удалось далеко не сразу. Мир не признавал большевиков, биржи объявили бойкот русскому золоту, считая его ворованным. И вполне справедливо. Октябрьская революция была откровенным государственным переворотом, а поведение ее вождей по отношению к собственному народу – иначе как преступлением назвать нельзя.
Но нам «нет преград ни в море, ни на суше». Только продажа ценностей могла спасти советскую власть – и выход нашелся. Советы купили мирный договор с маленькой Эстонией. По договору РСФСР передала Эстонии часть золотого запаса царской России в размере более одиннадцати тонн золота (пятнадцать миллионов рублей золотом), принадлежавшее российской казне движимое и недвижимое имущество плюс право на лесную концессию на территории РСФСР площадью в миллион десятин.
Пришлось сделать презенты – «громадные уступки», по словам Ленина – и другим прибалтийским государствам. Латвия получила золота на четыре миллиона рублей и территории возле Двинска (ныне Даугавпилс), а также часть Псковской губернии, позднее возвращенную Сталиным. Литве дали три миллиона рублей.
Но «Париж стоит мессы». Эстония открыла бывшей метрополии «окно в Европу» и стала главной торговой площадкой для РСФСР. По разным данным, через Ревель (Таллинн – столица Эстонии) за 1920–1922 гг. прошло около пятисот тонн золота на гигантскую сумму около 700 млн. золотых рублей! Не стоит при этом полагать, что процесс спасения Родины отличался революционной сознательностью. Напротив. Новые чиновники вели себя хуже царских. «Сотрудники… [торговой миссии]… жили и работали в этой же гостинице [правительство Эстонии выделило под торгпредство «Петербургскую гостиницу»]. Жили грязно, ибо всё это были люди самой примитивной культуры. Тут же в жилых комнатах помещались и их рабочие бюро, где они и принимали посетителей среди неубранных постелей и сваленных в кучу по стульям и столам грязного белья и одежды, среди которых валялись деловые бумаги, фактуры. Большинство поставщиков были «свои» люди, дававшие взятки, приносившие подарки и вообще оказывавшие сотрудникам всякого рода услуги.
С самого раннего утра по коридорам гостиницы начиналось движение этих темных гешефтмахеров. Они толпились, говорили о своих делах, о новых заказах. Без стеснения влезали в комнаты сотрудников, рассаживались, курили, вели оживленные деловые и частные беседы, хохотали, рассказывали анекдоты, рылись без стеснения в деловых бумагах, которые, как я сказал, валялись повсюду, тут же выпивали с похмелья и просто так. Тут же валялись опорожненные бутылки, стояли остатки недоеденных закусок... Тут же сотрудники показывали заинтересованным поставщикам новые заказы, спецификации, сообщали разные коммерческие новости... тайны».
Финансовые операции проходили в кабинете главы миссии. «Делалось это очень просто. Ящики его письменного стола были наполнены сваленными в беспорядочные кучи денежными знаками всевозможных валют: кроны, фунты, доллары, марки, царские рубли, советские деньги… Он обменивал одну валюту на другую по какому-то произвольному курсу. Никаких записей он не вел и сам не имел ни малейшего представления о величине своего разменного фонда. И эта «деловая» жизнь вертелась колесом до самого вечера, когда все… начинали развлекаться. Вся эта компания кочевала по ресторанам, кафе-шантанам, сбиваясь в тесные, интимные группы… Начинался кутеж, шло пьянство, появлялись женщины… Кутеж переходил в оргию… Шло угощение, шампанское лилось рекой… Таяли народные деньги…» (Из воспоминаний очевидцев).
Масштабы хищений наверняка были огромны. Известно, что размер отката от поставщиков составлял сорок процентов от цены. Золото продавалось на тридцать–сорок процентов дешевле мирового прейскуранта. Учету подвергались только драгоценные металлы. Камни же, для обезличивания, выпотрошенные из изделий, привозили в мешках и считали на вес или в штуках.
Беспредел продолжался до тех пор, пока Яков Юровский (руководитель расстрела царской семьи), приставленный от ЦК контролировать Гохран, лично не сообщил Ленину о хищениях.
Следствие началось немедленно.
Почти всех сотрудников хранилища арестовали, девятнадцать были расстреляны, тридцать пять – осуждены на разные сроки заключения. Но странно – под высшую меру попали только «стрелочники». Пропавшие ценности (объем неизвестен), само собой, отыскать не удалось.
Что касается начальства, то те, кто непосредственно попустительствовал хаосу и злоупотреблениям, даже охрана, отпускавшая ценности по документам без печати, отделались лишь легким испугом.
Такая снисходительность заставила современных исследователей усомниться в официальной версии и заподозрить, что дело могло быть сфабриковано, дабы прикрыть аферы ревельских и московских партийных бонз. А так как в следствии принял участие наш герой – Яков Блюмкин, то подозрения наверняка не безосновательны. Блюмкин был мастером особых поручений.
Как кратенько излагает суть дела Википедия: «Природная смекалка и умение разбираться в драгоценных камнях, обретенное им (Блюмкиным) во время одесских экспроприаций, позволили Блюмкину осенью 1921 года быстро раскрутить дело с хищениями в Гохране. В октябре 1921 года Блюмкин под псевдонимом Исаев (взят по имени деда) едет в Ревель (Таллин) под видом ювелира и, выступая в качестве провокатора, выявляет заграничные связи работников Гохрана».
Большего в открытом доступе нет. Но и этого достаточно, чтобы прийти в изумление. Откуда у простого одесского шалопая «природная смекалка и умение разбираться в драгоценных камнях»? До революции Яков вряд ли имел дело с ювелирными изделиями. После, если и научился отличать бриллиант от страза, то строго на глаз. Выдать себя за ювелира в кругу суперпрофессионалов – это уже слишком.
Нет, в Ревеле Яков должен был заниматься чем-то более простым.
Чем именно? Об этом чуть позже. Пока попробуем разобраться в ситуации в целом.
Гохран подчинялся только Политбюро. Следовательно, начавшееся следствие могло установить, что расхитители пользовались покровительством либо исполняли волю кого-то из высшего руководства. Допускать это никак не следовало. Народ и так не жаловал большевиков. Поэтому виновными оказались в подавляющем большинстве люди беспартийные.
Но тотальное воровство следовало пресечь, и истинных виновных хорошенько припугнули весьма своеобразным способом.
Следствие о хищениях в Гохране вел начальник спецотдела при ВЧК-ГПУ Глеб Бокий.
Отнюдь не рядовой чекистский босс, Бокий обладал, так сказать, широкими и высокими полномочиями. Член ВЦИК РСФСР всех созывов, член ЦИК СССР, делегат всех съездов партии, член Верховного суда СССР, видный деятель Коминтерна – Бокий не подчинялся руководству Лубянки, был искренне предан Владимиру Ильичу и отличался редкой проницательностью.
Двенадцать арестов, полтора года в одиночной камере, два с половиной года сибирской ссылки, травматический туберкулез, полученный от побоев в тюрьме – такой человек мог выполнить любое поручение вождя.
И выполнил. В Гохран внедрили несколько сотрудников спецотдела, по «наводке» которых в ходе внезапной проверки в сейфах лучших ювелиров страны были обнаружены бриллианты более чем на четыре тысячи карат.
Исключительно для сравнения… В архивах хранится документ, подписанный заместителем комиссара народных финансов, но не заверенный печатью, о выдаче бриллиантов на почти полторы тысячи карат. Это, конечно, меньше четырех тысяч, но сколько таких не завизированных записок было предъявлено охране, и сколько тысяч карат неучтенными исчезли из хранилища?
В списке обвиняемых значился и Яков Шелехес. Один из лучших экспертов-ювелиров давно и основательно сочувствовал большевикам. А его братья служили партии верой и правдой много лет. Впоследствии имя одного, умершего в 19-м, долгое время носил переулок в Москве. Другой, пока не расстреляли в 1937 г., занимал высокие посты в советских и партийных органах в Украине. Имелся вроде бы и третий, служивший резидентом ЧК в Ревеле, но это не точно.
Якова Шелехеса знали многие видные большевики. Кому-то он помогал скрываться, кому-то давал деньги. Арест Шелехеса не оставил красных вождей равнодушными. На Бокия началось давление.
Широко известна переписка Ленина и Бокия по поводу арестованного ювелира. Ленин просил чекиста ослабить режим Шелехесу и внимательно разобраться с обвинениями. На что получил резкую отповедь: «Вами поручено мне ведение следствия по делу Гохрана, о ходе какового следствия я Вас еженедельно ставлю в известность. Среди арестованных по сему делу имеется оценщик Гохрана гр-н Шелехес Яков Савельевич (родной брат т. Исаева-Шелехеса), за которого хлопочут разные «высокопоставленные лица», вплоть до Вас, Владимир Ильич... Эти бесконечные хлопоты ежедневно со всех сторон отрывают от дела и не могут не отражаться на ходе следствия.
Уделяя достаточно внимания настоящему делу, я убедительно прошу Вас, Владимир Ильич, разрешить мне не обращать никакого внимания на всякие ходатайства и давления по делу о Гохране, от кого бы они ни исходили, или прошу распорядиться о передаче всего дела кому-либо другому...»
По свидетельству очевидцев, Ленин был в ярости от такого ответа.
Но… дело у Бокия не забрал.
В итоге Шелехеса расстреляли, а все, кто намеревался впредь расхищать социалистическую собственность, получили вполне доступный месседж: на снисхождение рассчитывать не стоит. Раз Шелехес не защитил брата, если ЧК проигнорировала заступничество сильных мира сего и отказала даже вождю мирового пролетариата, значит, карающий меч революции будет казнить всех без разбора чинов и партийного стажа.
В подтверждение этой версии можно привести не столько убедительный, сколько эффектный аргумент. Впрочем, возможно, это просто случайное совпадение. Брата ювелира Шелехеса, того, который занимал посты в Украине, приятеля многих видных большевиков, вступившихся за ювелира, в партийных кругах знали под псевдонимом Исаев. Этот же псевдоним взял себе и Блюмкин, отправляясь в Эстонию искать компромат на оценщиков.
Ревельские махинаторы тоже получили по заслугам. И тоже не явно. Главу миссии вызвали в Москву. Однако приехать он не смог: неожиданно скончался в Ревеле от воспаления легких.
О несчастных случаях с другими участниками афер можно только догадываться. Скорее всего, «зачистили» многих – и в наущение потенциальным расхитителям, и для сокрытия информации. Ведь один из бесконтрольных денежных потоков «вымывал» ценности из Госхрана на именные заграничные счета первых лиц государства. Суммы исчислялись миллионами и предназначались не на шикарную жизнь, а на мировую революцию.
Логично предположить и следующий ход.
Чтобы вернуть украденное, большевики могли «отжать» у нечестных торговцев и чиновников неправедно нажитое богатство. Само собой, грязной работой занимались специальные исполнители. И Блюмкин вполне мог быть в их числе. Стрелял он метко.