Осенью 1958 года я вышла замуж за Сашу Косякина. Его мать Софья Семеновна Рыкова стала моей свекровью. К сожалению, наш брак распался в 1987 году, но и после этого долгие годы Софья Семеновна оставалась моим другом. Мне даже кажется, что я знаю кое-что о ней, о ее характере и ее жизни, чего не знали ее родные дети. Мы много разговаривали с ней в первые годы моего замужества. Я люблю рассказывать сама, но умею и слушать рассказы других, могу сопереживать. Видимо, Софья Семеновна понимала это и была со мной откровенной.
Она родилась 16 сентября 1911 года в Одессе в еврейской семье. Ее отец Семен Львович Рыков (Рыков – его псевдоним, на самом деле его фамилия была Рейтер) был профессором истории древнего мира Московского университета. Он родом из Могилева-Подольского на Украине. В 1905 году он вступил в партию левых эсеров, тогда же, видимо, и взял себе этот псевдоним. С тех лет началась его революционная деятельность. Я не знала Семена Львовича. Он умер в 1948 году, до моего знакомства с Сашей.
Его жену Татьяну Аркадьевну, мать Софьи Семеновны, я помню хорошо. По-видимому, в молодости она была красивой женщиной, потому что и в старости выглядела интересной: стройная, с большими карими глазами, правильными чертами благородного лица. Несмотря на то, что к началу нашего знакомства в пятидесятые годы прошлого века она была уже очень больным человеком, страдала гипертонией, ее энергии и жизнерадостности могли позавидовать и молодые люди. Так, летом 1954 года она отправилась с двумя внуками на Украину в Сорочинцы. Одна дорога с пересадками чего стоила. Летом 1961 года, уже будучи очень больной, она одна жила в садовом домике в Рассудово в шестидесяти километрах от Москвы. Дочь с зятем приезжали к ней туда только раз в неделю.
Однажды меня поразил рассказ Софьи Семеновны о том, как Татьяна Аркадьевна сумела в первые дни войны летом 1941 года добраться в Москву из Бессарабии. А дело было вот в чем. Татьяна Аркадьевна родилась в еврейском местечке Бречаны в Бессарабии в многодетной семье. У ее родителей Аркадия и Мальвины Гольдшмит было десять детей: пять мальчиков и пять девочек. Семья была достаточно богатой. Имели свой дом, хозяйство. Отец держал магазин. После первой мировой войны в 1918 году Бречаны отошли к Румынии. К тому времени Татьяна Аркадьевна с мужем и детьми уже жила в Одессе. Связь с родными для нее оказалсь потерянной.
Перед войной, в 1940 году, Бессарабия оказалась в составе СССР. Каким-то образом родные нашли Татьяну Аркадьевну, которая тогда уже жила в Москве. Ей очень хотелось повидать своих родителей, сестер и братьев. Так в начале июня 1941 года она поехала на свою родину. А 22 июня началась война. Никакой связи с оккупированными территориями, конечно, не стало.
Семен Львович и Софья Семеновна решили, что они больше не увидят Татьяну Аркадьевну. Как же они изумились и как были счастливы, когда однажды в конце лета они увидели на пороге своей московской квартиры похудевшую измученную Татьяну Аркадьевну. Они не могли понять тогда, а я сейчас, как она сумела выбраться с оккупированной территории и под бомбежками в самые ужасные первые дни и недели войны одна добраться до Москвы. Мало того, она смогла еще и привезти с собой подарок от родственников, шикарную каракулевую шубу. Эта шуба кормила потом в эвакуации в Перми всю семью. Софья Семеновна разрезала ее на воротники и меняла на рынке эти воротники на продукты. Тем и сохранила жизнь двум маленьким детям.
Софья Семеновна рассказала мне еще одну удивительную историю, из которой можно понять, каким решительным характером, какой находчивостью, каким бесстрашием обладала Татьяна Аркадьевна. Однажды еще до революции, когда они жили в Одессе, к ним с обыском нагрянули жандармы. Они искали Семена Львовича, чтобы арестовать его за революционную деятельность. К несчастью, он в это время был дома. Татьяна Аркадьевна отреагировала мгновненно. Она спрятала мужа в погребе, уложила в постели двух маленьких дочек, Софу и Тамару, закутала их в одеяла и только тогда впустила жандармов. Она объяснила им, что муж давно не был дома, а дети болеют скарлатиной. Жандармы побоялись заразиться и уехали. Так Татьяна Аркадьевна спасла мужа от тюрьмы.
Я была поражена этими рассказами. Сашина бабушка казалась мне таким мягким, интеллигентным человеком. А оказывается в нужные минуты она обладала и мужеством и решительностью.
Какая Татьяна Аркадьевна удивительная женщина, я поняла через несколько дней после своего замужества. Она знала, что мы дружим с Сашей, ее любимым внуком. Думаю, она понимала, что Саша влюблен, но она, конечно, не думала ни тогда, когда ее внуку было 15 лет, ни несколькими годами позже, что мы поженимся. Мы с Сашей решили пожениться 7 ноября 1958 года, через пять лет после знакомства. Расписались уже 18 ноября. Тогда не было дворцов бракосочетаний, в ЗАГСах не было очередей. Пришли и расписались. О нашем решении знали все родные и Саши, и мои – все, кроме его бабушки Татьяны Аркадьевны. За пару недель до того ей достали путевку в санаторий в Звенигород, и она там отдыхала. Мы решили, что в ближайший выходной день поедем в этот санаторий, проведаем бабушку и осторожно, все-таки у нее больное сердце, мало ли что, «осчастливим» ее своим сообщением. Но получилось все иначе.
Татьяна Аркадьевна отдыхала себе и отдыхала. И вдруг в какой-то день (возможно 18 ноября) она стала ощущать беспокойство. Ей неудержимо захотелось домой. И вот 21 ноября в пятницу она решила бросить путевку, а ей оставалась еще неделя для отдыха, и вернуться в Москву. В этот день как раз уезжал домой один отдыхающий студент, с которым Татьяна Аркадьевна познакомилась в санатории и который очень уважительно относился к интересной старушке. Студент взялся сопровождать ее до дома. Так они и сделали.
Часов в 12 дня она оказалась у своего дома. Сашины родители были на работе, а мы с Сашей и его сестрой на занятиях в своих институтах. Татьяна Аркадьевна вошла в подъезд высотного дома у Красных ворот, где они жили, и поздоровалась с лифтершей. Та помогла бабушке войти в лифт, спросила, как она отдохнула и стала ее поздравлять. Татьяна Аркадьевна очень удивилась горячим поздравлениям, но так как была умной и интеллигентной женщиной, то ни о чем не спросила и за поздравления поблагодарила. Дальше лифтерша рассказала, какой теперь счастливый Шурик после свадьбы, так что пока лифт дошел до пятого этажа, бабушка Таня кое-что узнала.
Известие, конечно, ее ошеломило. Ее Шурик, еще студент, такой молодой, оказывается женился в течение тех двух недель, пока она была в санатории. Ничего себе! На ком же? Татьяна Аркадьевна открыла дверь своим ключом, вошла в квартиру, срочно выпила сердечные капли и лекарство от давления и стала рассуждать. После некоторых соображений она допустила, что скорее всего Сашина жена – эта знакомая ей Лена Синельникова.
В 2 часа дня я вернулась из инстиута. У меня тоже был ключ от квартиры. Я открыла дверь и... увидела Татьяну Аркадьевну. Что делать? Я же знала, что у нее больное сердце. Что я должна была сейчас ей сказать? Как мне быть? Я застыла на пороге.
«Леночка! Дорогая! Как я рада за вас с Шуриком! Поздравляю!» Она обняла меня и поцеловала. Она была замечательной женщиной!
Несмотря на то, что в последние годы Татьяна Аркадьевна очень болела, она старалась никому не быть в тягость. Наоборот, как могла помогала дочери вести хозяйство, заботилась о внуках, о зяте. Одним зимним вечером 1963 года она, как всегда, приветливо встретила возвратившихся с работы дочь и зятя, накрыла к ужину стол и села с ними за компанию. Софья Семеновна обратила внимание, что мать стала поглаживать висок. Обычно это означало, что ей не по себе. И вдруг она потеряла сознание. Александр Родионович бросился на верхний этаж. Там жил врач. Они прибежали через пять минут, но было поздно. Татьяна Аркадьевна умерла. Умерла так, как ей всегда хотелось, никому не создав лишних хлопот и не страдая сама. О такой смерти мечтает каждый пожилой человек. Пусть земля ей будет пухом!
У четы Рыковых было трое детей: две дочери, старшая Софа, моя свекровь, помоложе – Тамара, и самый младший в семье долгожданный сын Володя.
Тамару я не знала. За пару лет до нашего с Сашей знакомства она умерла. Но я слышала о ней от Софьи Семеновны. Не сложилась у нее жизнь, и из рассказов свекрови я поняла, что именно она, старшая сестра сыграла в этом определенную роль. Еще девочкой Софа верховодила над младшей сестренкой: то волосы ей острижет, то платье обкарнает. Так, как ей казалось будет лучше. Младшая терпела. До войны Тамара вышла замуж за русского парня Николая. Кроме имени, не знаю о нем ничего. Жили они хорошо, вот только детей у них не было.А у Софы уже родились сын Александр в 1938 году и дочь Ирина – в 1939.
Всей большой семьей они в конце лета 1941 года эвакуировались в город Пермь.Там моя молодая свекровь приглянулась какому-то большому начальнику. А надо сказать, была она в молодости очень хороша. Я это могла себе представить. В свои сорок с небольшим лет она поражала меня необыкновенной женственностью, яркой красотой зрелой дамы. Так что можно понять и моего свекора, и первого мужа Софьи, еврейского студента Михаила, и этого большого начальника в Перми. Начался роман. Но ко всем своим внешним достоинствам Софья Семеновна обладала и редким практическим складом ума. В последний момент она остановилась. Побоялась рисковать. Ведь рядом с ней был чудесный человек, честный, преданный муж и отец ее двоих детей. И она нашла выход из положения. Познакомила своего воздыхателя с младшей сестрой. Тот, видимо, понял решение Софьи Семеновны и переключился на ее сестру. Не знаю, о чем думала Тамара, только она рискнула развестись с мужем, желая поменять Николая на более перспективного партнера. Да просчиталась, тот развода побоялся и остался с женой. Так Тамара осталась одна. Она тяжело пережила крах своих надежд, заболела. В начале пятидесятых годов Тамара умерла в Москве.
Софья Семеновна свою роль в драме сестры понимала. Во всяком случае, мне она об этом говорила. Думается, что только мне. Мой муж Саша об этом не знал.
Младшего брата моей свекрови Володю Рыкова я знала. Он тоже умер еще относительно молодым в семидесятые годы. Я не знаю точной даты его рождения, но, мне кажется, это было в году двадцать втором или двадцать третьем, поскольку ушел он на фронт прямо со школьной скамьи. Его судьба, так же как и судьба его сестры Тамары, оказалась не слишком благосклонной. Конечно, люди во многом сами определяют свою судьбу, но и обстоятельства жизни, не зависящие от их воли, свой вклад вносят.
Мальчик из обеспеченной профессорской семьи, любимый и обласканный, в 18 лет попадает на фронт. Ему повезло, из сотни своих ровесников в конце войны он оказался в числе тех трех, что остались живы. Но, но... Володя был способным юношей, быстро овладевал иностранными языками. Он в считанные дни на бытовом, конечно, уровне осваивал язык той страны, в которую входило его воинское подразделение в 1944-45 годах, и мог общаться с местным населением. Этот его талант однажды сослужил ему плохую службу. Как-то раз в Польше он влюбился в одну красивую панночку. Чему же тут удивляться? Парню едва перевалило за двадцать лет. Получив увольнительную, Володя отправился на свидание и в срок в часть не вернулся. Опоздал. Попал под трибунал и угодил в лагеря где-то на севере России.
Не знаю уже, сколько лет пришлось ему там пробыть, только он тяжело заболел и чуть не умер в заключении. В тюремном лазарете ухаживала за ним молоденькая русская медсестра Верочка, выходила его и вскоре забеременела. Вернулись в Москву втроем с маленькой дочкой Леночкой.
В детстве была Леночка похожа на Татьяну Аркадьевну, а повзрослев приобрела черты матери. В те годы Татьяна Аркадьевна жила в одном из арбатских переулков. После смерти мужа она имела комнату в коммунальной квартире. Туда и прописала сына с семьей. Довольно скоро Володя понял, что они с женой разные люди, и однажды ушел к другой женщине. Вера очень любила Володю, переживала разрыв и решила ему отомстить, а заодно и его матери, которая как раз хорошо относилась к невестке, а внучку Леночку очень любила. Обстановка в квартире накалялась, и Татьяна Аркадьевна зимой 1956 года переехала временно пожить к старшей дочери. Через какое-то время в период очередной выборной кампании приехала Татьяна Аркадьевна в районную избирательную комиссию, чтобы сверить паспортные данные, а в списках избирателей себя не нашла. Как же так? Стали разбираться. Оказалось, что Вера-невестка в порыве гнева выписала из квартиры и бывшего мужа-изменника, и его старую мать, которая не один десяток лет была прописана в этой квартире и сама прописала на эту площадь и Веру с ребенком. Так Татьяна Аркадьевна оказалась длительное время проживающей в Москве без прописки.
Возмущенная Софья Семеновна, конечно, прописала мать к себе, но еще долгое время не разговаривала с Верой. Однако моя свекровь и ее мать обладали отходчивым нравом, понимали в какой-то степени огорченную изменой невестку, любили маленькую Леночку, и к моменту моего замужества отношения между «враждующими сторонами» налаживались.
С удивлением я узнала через много лет после того, как Володя ушел из семьи, что Вера тщательно скрывала это обстоятельство от подруг и сослуживцев. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь из них узнал о ее горе, жалел бы ее.
Прошли годы. Леночка выросла, вышла замуж. Володя работал тогда в поликлинике, обслуживающей олимпийскую сборную страны, где-то около Курского вокзала. Иногда он захаживал к Вере и дочке. Однажды вечером после работы пришел к ним, выпил рюмочку и неожиданно упал и умер. Так все друзья и знакомые Веры вынуждены были поверить, что Володя жил с семьей и умер дома! Вера организовала похороны, пригласила массу людей на поминки. Среди приглашенных была и та женщина, с которой Володя жил в последние годы. Чего только не бывает в жизни!
Однажды рассматривая фотографии в семейном альбоме Софьи Семеновны, на одном маленьком снимке я с удивлением увидела мою молодую свекровь в военной форме. «Что это такое, Софья Семеновна? – спросила я. – Вы что, участвовали в военных действиях?» И тогда она рассказала мне, что после возвращения из эвакуации работала в Москве в Госплане РСФСР и в конце 1945 года была откомандирована в Австрию в составе специалистов для демонтажа и вывоза в Советский Союз оборудования для нефтеперерабатывающих заводов в качестве трофеев. Тогда же на время командировки ей было присвоено звание майора. Как же она могла не сфотографироваться в военной форме? Софья Семеновна рассказала мне, что привезла тогда из Австрии мужу ратиновое пальто. Я сама помню свекора в этом пальто еще в семидесятых годах. Себе же она привезла дюжину летних платьев. Все подруги ей ужасно завидовали.
А еще она купила в Вене дамскую сумочку, отделанную бисером и какую-то бижутерию: сережку, брошечку. Последними предметами она наслаждалась недолго. Летом 1947 года отправила она детей в пионерский лагерь под Москвой. В одно из воскресений они с мужем поехали навестить сына и дочку. От железнодорожной платформы до лагеря три километра пришлось идти лесом вместе с другими родителями, приехавшими этой же электричкой. Кто-то из идущих рядом, посмотрев на красивые безделушки в ушах Софьи Семеновны и на ее золотые часы, подарок отца, высказал опасение, как бы на мою разодетую свекровь не напали бандиты. Действительно, в то время в Подмосковье было неспокойно. Софья Семеновна мгновенно отреагировала на замечание попутчицы, сняла украшения и часы и все это положила в блестящую австрийскую сумочку. Когда же они дошли до пионерлагеря, то сумочки в ее руке не оказалось. Как она смогла потерять сумочку вместе с содержимым, она понять не могла. Не заметил этого и ее муж, шедший рядом.
Удивительно, но Софья Семеновна не слишком огорчилась в тот летний день из-за потери украшений и золотых часов. Моя свекровь умела относительно легко переносить и большие потери. В этом смысле она была счастливым человеком.