Обоянь

Ефремов Игорь Борисович
...Уайти докурил последнюю сигарету и щелчком послал ее в ночь. Окурок, описав дугу, приземлился в невидимые кусты и вступил в последнюю стадию своей короткой, но яркой жизни.

   За сутки до описываемых событий хозяина вышеупомянутого окурка повязал синдром, известный англичанам как wanderlust. Уайти обожал это чувство, обязывающее временно забить на существующие грустные реалии в виде семьи и работы, и властно зовущее в дорогу. Свой бизнес он давно построил таким образом, что несколько суток отсутствия хозяина не сказывались на нем ни в коей мере, семья, хоть и номинально существующая на тот момент, тоже вполне могла обойтись без него, а впереди простиралась трасса...и так ли уж важно, куда она вела в настоящий момент?

   Трасса вела в Крым, где его ждала Вероника и маленькая Кристинка. И если бы его спросили, кого на тот момент он любил больше, красавицу Веронику, сексуальную брюнетку с обворожительным грудным голосом и призывным взглядом зеленых глаз или озорную непосредственную Кристюху с задорно торчащими косичками, он бы не смог ответить на этот вопрос однозначно. Природа не терпит пустоты, каждому человеку в этой жизни нужно пристанище, тихая гавань, где бы он мог, устав от скитаний, сбросить усталые кости и успокоиться на время, зная, что его окружают любящие и любимые. Где-то в далекой перспективе, он уже строил планы на то, что вскоре объявит своей возлюбленной о грядущем переезде в Одессу, и уже готовил всю возможную аргументацию. Но судьбе было угодно распорядиться по-другому.

   Пути Господни неисповедимы. Пути людские легко ложатся на карту. Из Крыма путь Уайти лежал на север, в Россию, где жила его мама, самый близкий человек. Любовь - очень многогранное чувство, границы его лежат от любви к сырокопченой колбасе до любви к Господу, или, проще, до любви ко всему самому дорогому в этой жизни, к самым близким людям, что по силе чувств, в принципе, равнозначно, да простят меня продвинутые теософы. Уайти, как человек невоцерковленный, и даже не имеющий персонального духовника, чувствовал, что в его богоискательских рассуждениях что-то не совсем правильно, но справедливо полагал, что Господь простит некоторое незнание матчасти в обмен на желание жить по совести. В любом случае, навестить маму после почти годового отсутствия звал даже не сыновний долг, а то сосущее нечто, выражаемое лаконичным и емким «скучаю».

   Последний раз Уайти пересекал харьковскую таможню в далеких 90-х, когда новоявленные погранцы шерстили только фуры коммерсантов, коим западло было пылить по приграничным проселкам. Заплатив сто гривен за проезд без очереди, он под покровом ночи вырвался на просторы сопредельного государства. До цели оставалось всего ничего. Курская область. Фары осветили табличку с надписью «ОБОЯНЬ»...

   Обоянь. Городок с красивым названием, но с быдлячьей провинциальной сущностью. А когда-то это название для Уайти значило очень многое. В этом городе, в центральном универмаге, в отделе игрушек работала Анжелика. Не Анжела, как звали ее коллеги, это красномордое тупое бабье, плоть от плоти местного невзыскательного истеблишмента, а именно Анжелика. Хрупкая, высокая девушка-подросток. С черными волосами, уложенными в каре, воскрешающее в памяти образ молодой Мирей Матье, с огромными, доверчиво распахнутыми в мир голубыми глазами. Когда Уайти видел этот взгляд, к его горлу комом подступало щемящее чувство, неведомое местным механизаторам, и птичье желание скорей накрыть ее своим крылом и защитить от жестокости и несправедливости окружающей действительности. Уму непостижимо, как такое создание могло появиться в этом оплоте повального пьянства, стяжательства и местечковой быковатости. Знакомство их было ни к чему не обязывающим, более того, первым на нее запал компаньон Уайти, Саня Хохол, но после того как Уайти увидел это чудо, все было предопределено. Лето 92-го года. Все течет, все меняется. Но есть моменты, которые остаются с нами навечно...

   Скомканное прощание на исходе лета, когда тянуть с отъездом уже нельзя. Обещания вернуться, слезы, застывшие в печальных, все понимающих глазах. Клятвы самому себе, что при первой ближайшей возможности...клятвы, так и оставшиеся невыполненными.

   Уайти хотел вернуться. Не смог. И вот он вновь в Обояни, спустя тринадцать лет.

   Трасса шла прямо через городок. Темный универмаг. Ничего не изменилось, только вездесущая реклама Билайна напоминает о безвозвратно ушедшем времени. Линкольн Уайти, мощное американское купе, так непохожее на отцовские Жигули третьей модели, некогда колесившие по этим дорогам, тихо урча двигателем, катится по спящей Обояни. И руль кажется сам поворачивает на улочку, где на горе, у церкви, жила Анжелика.

   Ничего не изменилось, ничего. Кажется, нажми на сигнал, и зажжется крайнее правое окно, а спустя минуту откроется калитка, и сонный воробушек еще успеет прощебетать: «С ума сошел, родителей разбудишь!», перед тем, как уткнуться в подмышку и утонуть в объятьях...

  Уайти смолил одну за другой, а в мозгу, меняя друг друга, проносились видения из прошлого и предполагаемые картины настоящего. Только подъехав к дому он понял, что встречаться им совсем не стоит. Воображение нарисовало сорокалетнюю тетку, хранящую следы былой красоты, обремененную кучей детей и мужем-алкоголиком, подслеповато взирающую на невесть откуда взявшегося мужика, по виду явно нездешнего. Господи, лишь бы не узнала! Воистину, никогда не возвращайся туда, где был счастлив. И пусть былое счастье остается только в воспоминаниях.

   Уайти докурил последнюю сигарету и щелчком послал ее в ночь. Окурок, описав дугу, приземлился в невидимые кусты и вступил в последнюю стадию своей короткой, но яркой жизни...