Очередной приступ состояния wonderlust застал Уайти под занавес лета. «А не съездить ли мне в Сухуми?» - озвучил он вслух первое, что пришло в голову. «Сухуми, так Сухуми!» - с готовностью поддакнул друг Леша по прозвищу Седой, которому тоже особо делать было нечего. В двадцать лет сборы занимают минимум времени, и уже на следующий день наши друзья наблюдали в иллюминатор проплывающие под крылом заснеженные вершины Хибин.
Леха был впервые не только в Сухуми, но и вообще на Кавказе, и местное гостеприимство было для него в новинку. Это, например, когда однорукий таксист на вопрос, где продается лучшая чача, сразу, не слушая никаких возражений вез их домой, чтобы закатить нехилую попойку в своем саду под раскидистыми шелковицами. Когда на крыльцо вылетела жена таксиста и на местном наречии, подбоченясь, стала мужу что-то выговаривать, Леха рефлекторно подорвался с репликой о том, что пора и честь знать, и долго не мог поверить, что милая женщина просто выражала свое возмущение по поводу того, что стол был накрыт на улице, потому как дорогим гостям место, конечно же, в доме.
Итак. Поздний совок. Никакой войной еще не пахнет, и глядя на цветущий, весь такой домашний и уютный Сухуми, просто невозможно себе представить, что через несколько лет он будет лежать в развалинах. Уайти с Лехой в ленивом блаженстве устроились на обед в шашлычнице у дяди Шоты на Привокзальной площади, сидя за одним концом длинного дубового стола. Все места на открытой площадке были заняты, поэтому противоположный конец оккупировала шумная компания человек из шести местных джигитов возрастом от двадцати до сорока. Через некоторое время, уже под чачей, Леха обратил внимание, что базар в соседской тусовке начал сопровождаться взглядами в их сторону.
А надо вам сказать, прозвище Седой Алексей получил не просто так. Догадались? Ну конечно же, лепший кореш Уайти был натуральным альбиносом, чем-то напоминавшим Инаморату, с абсолютно славянскими чертами лица, бурно краснеющим по всякому поводу, а иногда и без повода. Именно поэтому Леха, который, по справедливости и должен был зваться Уайти, зачастую чувствовал себя не в своей тарелке, ловя на себе пристальные взгляды жгучих аборигенов, в отличии от Уайти, которого постоянно принимали за своего.
- Боб, слышь, а че они на нас смотрят?
- А хер его знает, чего смотрят. Пей давай.
- Нет погоди. Они на нас смотрят и какую-то х@йню про нас говорят!
- Леха, успокойся, ну говорят и говорят. Или ты хочешь щас тут вендетту устроить? Ты погляди на этих Гойко Митичей, у них сто процентов в каждом кармане по кинжалу...
- Бля...ну не люблю я, когда про меня х@йню говорят!
И неизвестно, чем бы закончился назревающий конфликт (хотя чего там лукавить, прекрасно известно), если бы один из членов враждебной группировки не обратился к Уайти с фразой, произнесенной на чистом абхазском языке, если таковой существует, на что тот с достоинством ответил, что к сожалению его лингвистические способности оставляют желать лучшего. После чего джигиты загалдели в два раза громче обычного, и наши парни незамедлительно были приглашены на сопредельную поляну.
После тоста за вечную дружбу Сухуми и Мурманска Леха наконец расслабился и попойка пошла по вновь обретенному сценарию. Все шестеро джигитов оказались родными братьями ( вах, как жал, Котэ и Васо придти не смогли, но мы сейчас пайдем к нам дамой и их пазавем! ), а еще у них была сестра Софико... Узнав, что Уайти не женат, сидевший рядом с ним самый молодой брат, называющий себя Сашей, в шутку предложил тут же познакомить его с Софочкой, дабы он сам увидел, как прекрасны абхазские девушки. Уайти еще не подозревал, чем это все чревато, и с легким сердцем согласился.
Надо сказать, Софико на тот момент стукнуло уже 22 полновесных годика, а по местным понятиям незамужняя девушка в таком возрасте являлась натуральным позором семьи. И что энтузиазм братьев Гулиа продиктован корыстным желанием заманить в свои сети столь видного жениха ничуть не меньше, чем традиционным гостеприимством. Но чуйка Уайти, находящегося в предвкушении обильного застолья и приятного знакомства, на этот раз ему изменила...
Стол был накрыт за две минуты, вся компания расселась по местам, был налит и выпит первый стакан, после чего Саша заорал на весь двор: «Мама, слыш, пазави Софико, пусть к гастям выйдыт, с нами пасыдыт!» На пороге дома возникла стройная высокая фигурка в длинном черном платье, и сердце Уайти дрогнуло, ибо он всегда питал слабость к «жертвам Бухенвальда», как называл его подружек Леха. Но по мере приближения Софочки, сердце стало закатываться куда-то в пятки...мама дорогая! Нет, фигурка у Софико была что надо, но нос...ну как бы вам объяснить...в общем, когда дул сильный боковой ветер, этот нос, как заправский флюгер, разворачивал по ветру всю голову. Нет, на лице какого-нибудь полководца или римского императора может такой нос и смотрелся бы не столь отталкивающе, но тут... В чувство Уайти привел тычок в бок и жаркий Сашин голос на ухо: «Ну сматры, сматры, я же гаварыл, какой красавиц!»
Софико села напротив и улыбнулась новоиспеченному жениху. Видимо радость знакомства недостаточно убедительно отразилась на Уайтином фэйсе, потому что Саша, обняв его за плечи и наливая очередной стакан, тут же начал атаку по всем фронтам:
- Кароч, сматры. Дом вам пастроим сразу – раз! Бэлий Волга видел у варот? Такой же будит. В Маскву паедым, будэм бизнэс делать! Будиш уважаемый чэлавэк, да?
- Этта, Сашо...да я ж молодой еще...семья, бизнес...а учеба? Да, блин, в конце-концов, мне ж погулять еще охота!
- Вах, какой глупасть гаварыш! Я тибе так скажу. Нэ знаю, как у вас, а у нас мужчына – глава семьи! Так што гулять вмести будым, а жены...их дело дэтэй васпытыват и хазяйство вести! Кароч, я вижу, ты уже сагласэн. Вот и маладэц! Тибя тут в Сухуми, если что, никто пальцем ни тронет, мы брат за брата любова парвем!
Саша обвел застолье взглядом, и братья в подтверждение его слов согласно закивали и многозначительно вперились в Уайти, который от их взглядов поежился. Софико, для которой данная процедура по всему была не внове, сидела напротив с видом покорного ангела и улыбалась Уайти, уже практически трезвому. «Боб, блин, пора валить» - услышал он Лехин шепот и согласно кивнул в ответ. Но его кивок был расценен совсем не так, как ему хотелось бы. «Вах маладэц, я знал, что ты сагласишся!» - довольно заорал Саша, и начал наливать очередной стакан. Уайти справедливо рассудил, что после такого идти в отказ – значит нанести оскорбление всей присутствующей семье, а оскорбления, как известно на Кавказе смываются кровью, и обреченно кивнул еще раз...
Отступление было спонтанным и стремительным. На радостях новоиспеченные родственники упились вусмерть, и наши пацаны, отпросившись в туалет, сиганули через забор, подобно Сергею Бубке, но без шеста, и были таковы. Уайти несся по ночному Сухуми и думал о том, какой страшной опасности он только что избежал. Но было бы лукавством сказать, что в каком-то отдаленном уголке сознания не копошилась некая мыслишка...ну примерно такая: «Черт побери, а не лоханулся ли я опрометчиво только что?»...:)