Двое

18+

Описание:
Небольшая любовная история, скрывающая в себе персонификацию стран.
___

Илга с недавних пор живёт одна. Нет, не совсем одна, иногда он встречается с друзьями, но у них не меньше проблем, чем у неё, и поэтому приходится постоянно работать, чтобы было на что прокормиться.

Илга иногда приходит на рынок, найдя на чердаке своего дома старые сокровища, доставшиеся ещё от деда, который собирал их много лет. Старая мамина статуэтка была продана за десять евро. А дедушкины медали за тридцать.

Илга загорела сильнее обычного, что для её бледной кожи было катастрофой, но каждый солнечный день, который она проводила на побережье, заставлял нежную кожу всё больше краснеть, а позже бронзоветь и ещё позже сходить тонкой плёнкой. Балтийское солнце, такое мягкое, было в этот год, как и в предыдущий, необычно жгучим для неё.

Илгу часто можно было встретить рано утром на пирсе, где она сидела, закатав брюки, свесив босые ноги в воду и неотрывно следя за поплавком.

Для своих лет она выглядела слишком молодо, напоминая скорее мальчишку, чем молодую девушку, а её взгляд был слишком тревожным и озабоченным для внешности невинного подростка.

Кожа на пятках грубела от солёной воды и песка, иногда трескалась и доставляла неприятности. Нос обгорел, даже несмотря на то, что каждое утро она мазалась защитным кремом.

Днём она продавал кильку на рынке, который в последнее время становился всё беднее. Покупателей становилось всё меньше, снижались и цены. Так или иначе, Илга была вынуждена искать иные пути дохода. Рано утром, прежде чем сесть с удочкой на пирсе, она обходила пляж в поисках подачек, которые ей иногда приносило море, сжалившись над девушкой, проводящей всю свою жизнь на его берегу. Нигде не было такого янтаря, как у неё, и, обнаружив очередной крупный солнечный камень, она прыгала от радости, разнося брызги воды по ещё холодному утром песку. Янтарь она относила в ближайший ювелирный, хозяин магазина хорошо знал её, поэтому доверял и платил хорошую цену.

Вечера Илга проводила в баре. Бармен, так же хорошо знавший её, не обращал внимания на столь юную внешность и с лёгкостью отпускал ей высокоградусные напитки. Илге редко приходилось платить за себя самой, обычно это делали богатые туристы или туристки из соседней страны, кому она составляла компанию. Это тоже приносило свой доход в её немногочисленную семью, которой были только она и старый серый кот, оставленный здесь одним солдатом ещё котёнком, ещё в прошлой жизни, когда её было кому защищать и кому заботиться о ней. Кот был русским и понимал только по-русски, поэтому Илга всё ещё не могла забыть этот язык. Иначе поговорить по душам стало бы совсем не с кем.

Конечно же, она не был настолько одинока. У неё были сводные братья, с которыми весело было проводить время, у неё был Альфред, который иногда её навещал. Но Альфред был у всех, братья были не родными, а поговорить по душам, значило для неё рассказать то, в чём она сама себе не в силах была признаться. Кот внимательно её слушал и всё понимал, а потом забирался на колени и одобрительно мурлыкал, или царапал обгоревшие коленки.

***

Дорога для него заняла не более двух часов. Дольше он ждал ответа на запрос о визе и чудом получил её. Начальство отговаривало его лететь в отпуск в Латвию — давно чужая страна, пугали враждебно настроенными людьми и холодным морем, но он выдержал все испытания и сошел с трапа самолёта в столице маленькой страны, наполняющей его грудь ностальгическим наслаждением. У него был маленький чемодан и лиловый шарф поверх серой рубашки, не сходящая с лица улыбка и русско-латышский разговорник в кармане.

Путешествие в электричке до небольшого прибрежного городка заняло не больше получаса, а мелькающие в окне пейзажи напомнили о прошлом. Когда-то он часто бывал здесь, служил в военной части, а после был перенаправлен домой в Москву. Устроив все дела в отеле, мужчина вышел на набережную. Прохожие туристы редко попадались ему навстречу, всё было непривычным и, казалось, что даже сама природа говорит на другом языке. Пляж встретил Ивана белоснежным песком, который тут же набился в сандалии, так что пришлось разуться. Босые ступни почувствовали холод чужой земли, но это не было неприятным. Сосны стряхивали на песок свои длинные острые иглы, которые под солнцем высыхали и становились особенно опасными для босых ног. Солнце только поднималось к зениту, показывая чуть меньше десяти часов утра. Море было спокойным и мало напоминало привычное для него Чёрное, даже цветом. Казалось, что даже прибой здесь говорит иначе.

Брагин расположился прямо на песке, достал блокнот и начал зарисовывать всё, что видит: от одинокой барки вдалеке, нагромождения камней на пляже, до мальчишки на пирсе, который пытался спрятать лицо под приплюснутой шляпой с неширокими полями, из-под которых торчала копна пшеничных волос. Мальчик этот долго сидел почти неподвижно, но при этом очень умело и ловко вылавливал рыбу — одну за другой. Поднявшись с песка и отряхнув брюки, Иван поднимается на пирс, заинтересованный рыбной ловлей. Он и сам обожал рыбалку, поэтому понаблюдать за юным рыбаком для него было особенным удовольствием.

— Ну как клюёт? — Брагин бросает попытки найти подходящую фразу в разговорнике и использует русский, надеясь, что этот мальчик тоже знает его язык.

Илга вздрагивает: она не заметила, как мужчина подкрался со спины, а потому едва не выпустил из рук старенький спиннинг. Поплавок пускается в пляс, но поспешно вытащив его, она обнаруживает на конце лески лишь пустой крючок с объеденным червяком.

— Пока вы не подошли, было лучше, — Илга вздыхает и насаживает нового червяка из банки, закидывает его в воду и старательно делает вид, что её не смущает мужчина за спиной.

Иван наклоняется и заглядывает в сетку с рыбой, болтающуюся в воде. Пара сельдей, много кильки и один небольшой лосось. Участь этих несчастных предопределена.

— Почём лосось?

Илга поднимает взгляд, встречаясь с добродушными глазами необычного фиолетового цвета, или это в них так отражается морская вода, когда бледные лучи солнца проникают меж серых облаков. Незнакомец кажется ей огромным, но в то же время каким-то знакомым. Будто она видела его давно-давно, когда в её доме поселился старый кот.

— Семь евро, — она не умеет торговаться или расхваливать свой товар. Что есть, то есть, покупатель сам видит, что рыба ещё живая, а вес можно определить и на глаз.

Брагин рад, что заранее поменял немного денег, он даёт девушке десятку, и та с гордо-постным лицом достаёт ещё очень даже живую и протестующе трепыхающуюся рыбу из садка. Собирается завернуть её в бумагу, но мужчина выхватывает её из тонких рук и выпускает в море. Илга хмуро смотрит на место, куда нырнула рыбёшка. С одной стороны, десятка евро в кармане греет душу, но с другой, ей жаль чего-то, и усилия кажутся напрасными.

— Деньги я вам не верну… — хмурится она и упрямо смотрит в глаза русскому туристу.

Иван улыбается и поднимает руку, чтобы потрепать мальчишку по волосам. Но Илга испуганно отступает и оступается, падая в воду…

Через полчаса они вдвоём сидят на берегу промокшие до нитки и угощаются водкой из фляжки Ивана. Брагин даёт девушке сделать глоток, а потом отнимает. Илга недовольно вздыхает, но не просит больше. Крепкий напиток приятно обжигает гортань и пищевод. Можно расслабиться ненадолго.

Брагин тоже делает пару глотков и снимает холодную мокрую одежду. С подбородка Илгы капает солёная вода. Она дрожит не только от холода. Мужчина рядом внушает ему настоящий трепет, но не отталкивает. Рядом с ним хочется находиться. Зажатая в кулаке купюра промокла, но её ещё можно спасти. Когда Иван отходит за своим пледом, Илга расправляет её, пару раз встряхивает и, сложив, прячет снова.

***

Через два дня Илга вновь встречает его на побережье. Русский купается в холодном, ещё не успевшем прогреться с утра, море. Он ныряет прямо с пирса, разогнав всю рыбу, а Илга пришла на побережье не за рыбой. Ночью был шторм, а, значит, на берег могло выбросить много янтаря. И девушка ступает по мягкому песку босыми ногами, увязая в нём, кое-где напарываясь на острые края разбитых ракушек. Но неотрывно следит она не за солнечными каплями камней среди водорослей и песка, а за русским, который плавает, как дельфин, и уже долго не выходит на берег, где без присмотра лежат его вещи. Соблазн велик — покопаться в оставленных вещах, но Илга ещё не настолько опустилась и не простит это самой себе. Она, наоборот, посматривает, чтобы кто чужой не решил поживиться за счёт беспечного туриста.

Горсть янтаря мелкого и не столь дорогого — её сегодняшняя добыча. Райвис собирается уходить, но его останавливает приятный улыбающийся голос откуда-то сверху. Тень на песке она заметила не сразу, и теперь застыла в нерешительности.

— Привет! Смотри, что у меня есть! — Иван бросает в подставленные руки три крупных камня.

Илга поднимает взгляд, и её волос касается большая мягкая рука.

— Это тебе. Я нашёл их сегодня утром на отмели чуть дальше от берега.

— Спасибо, — Галанте говорит с лёгким прибалтийским акцентом, что доставляет Ивану какое-то необычное эстетическое удовольствие. — Но мне нечем расплатиться с вами.

— Можешь оставить мне один из мелких камней в твоей руке, выбери тот, что имеет для тебя меньшую ценность.

Райвис вскидывается и настороженно хмурит брови. Потом берёт самый большой камень из тех, что принёс ему русский, и кладёт на протянутую ладонь.

— Почему этот? — Брагин усмехается: неужели девушка не понимает, какой из камней выйдет дороже?

— Потому что для меня он имеет меньшую ценность.

Иван чувствует себя отвергнутым, когда смотрит вслед Илге, оставляющей миниатюрные следы на мокром песке.

***

Какой русский не любит покутить на отдыхе? Музыка гремит в баре, громкие голоса русскоговорящих туристов разносятся по заведению. Брагин снисходительно улыбается, встречая знакомые лица. Подсаживается к барной стойке, где к своему собственному изумлению обнаруживает светловолосую мальчишку, распивающую Кимену Дегвинс*.

Илга замечает русского, стоит только ему войти в бар. Отчего-то его громадная фигура кажется ей здесь неуместной. Но это лишь её ощущение. Этот русский кажется неуместным везде, даже на побережье Балтийского моря, которое они делят вот уже который день.

Иван заказывает русскую водку и выпивает залпом несколько стопочек подряд. Илга упрямится, и не хочет отставать. Русский не сразу, но замечает это и подсаживается ближе.

— Привет. За что пьёшь? — дружелюбно улыбается он, легонько толкая девченку плечом. Та чуть вздрагивает, покачнувшись, но не отстраняется, а упрямо поджимает губы.

— За хороший улов, — не моргнув глазом, отвечает Илга, рассматривая светлую горячительную жидкость в своём стакане, а потом опрокидывает его, не закусывая.

Брагин удивлённо охает и останавливает руку девушки, когда она берёт следующую.

— А тебе не будет слишком много?

Илга отстраняется, недовольно поджимая губы. Фиолетовые глаза горят неподдельным беспокойством.

— Это для меня мало, что ты? — лёгкий непринуждённый смех тонет в громкой музыке. — Могу поспорить, что перепью тебя.

Похоже, спиртное расслабило её, и куда-то пропала вся зажатость и неоправданный страх.

***

А спустя два часа они целуются в полумраке подворотни, за водосточной трубой, разгораясь изнутри от выпитого спиртного, и сходя с ума от влечения. Брагин пьян, но держится ровно, перед глазами пляшут искры, он забывается в своем первобытном желании. Илга на удивление прекрасно осознаёт, где она и с кем, как утром будет краснеть, и врать про собственную невинность, как возьмёт с «клиента» крупную сумму денег, не побрезговав даже рублями.

Как потом будет отмываться от его «грязных» медвежьих объятий, в глубине души желая, чтобы тело запомнило их надолго. Чтобы он приезжал к ней хоть иногда, как Альфред, чаще, чем Альфред.

Иван напевает что-то, шагая в сторону отеля, Илга идет рядом, позволяя себе любоваться им, думая, что позже всё равно русский этого не вспомнит.

Отель на самом берегу встречает их теплом после свежего прибалтийского ночного воздуха. Но даже он не в силах заставить их протрезветь. В номере Илга спотыкается о чемодан, запутывается в покрывале, когда её опрокидывают на кровать, и умело расправляется с одеждой русского. Тот прижимает к себе угловатую девчонку, словно игрушку, собираясь заснуть, но Илга выпутывается из объятий, и нежные влажные губы заставляют мужчину повременить со сном. Слишком хорошо… Она явно умеет это делать. С какой ловкостью язычок скользит по чувствительному органу, дразнит и сводит с ума. Губы упруго сжимают растущую плоть, именно так, как надо.

Брагин на грани сна и яви, он не может больше терпеть, хватает девушку, притягивает к себе и осыпает поцелуями, медленно раздевая. Не спеша, будто это не его член стоит колом и упирается ей в бедро. Нельзя так отдаваться процессу, когда лишь хочешь использовать кого-то…

Илга чувствует, что его собрались не использовать, а любить. Любить нежно, необыкновенно, сильные руки почти невесомо скользят по её груди, глаза влюблённые, пьяные, дыхание тяжёлое. Иван медленно, спокойно и настойчиво ласкает её, прежде чем войти и насладиться хрупким, тугим, горячим телом. Лёгкая холодность в глазах Илгы сменяется искрами страсти. Узкие ладони скользят по иссечённой шрамами коже русского, она пытается рассмотреть хоть что-то в темноте комнаты, освещённой лишь светом фонаря за окном, и в то же время не хочет видеть ничего, закрыть глаза и раствориться в ощущениях, забыть, кто с ней, где она, и кто она сама.

Утром она открывает глаза, будто вынырнув из глубокой тёмной бездны. Кислород ударяет по лёгким, как и реальность по голове звенящим похмельем.

Русский лежит рядом, закутавшийся в одеяло и уткнувшийся носом в её хрупкое плечо. Илга смотрит на него, не двигаясь, не производя ни звука, обдумывает, вспоминает, размышляет, а ненависть поднимается из глубины души, стоит лишь ей осознать, что рано или поздно он исчезнет, как исчезал всегда, и однажды не вернётся совсем.

***

Рига… Сказочный многолюдный город, Рижский вокзал. Вот и закончился отпуск, кончилось с ним лето. В Латвии становится холодно, с Рижского залива тянет сыростью и осенью, бледные, будто молоко, облака затягивают небо. Чемодан, кажется, стал тяжелее от одного единственного кусочка солнца во внутреннем кармашке, рядом с паспортом и опустевшим кошельком. Погода располагает к ангине, и шарф оказался, как нельзя кстати. Проводник с лёгким скрипом открывает дверь старого вагона, выходит встречать пассажиров. Иван сжимает ручку чемодана в одной руке, а во второй билеты и паспорт. Оглядывается, пропуская попутчиков вперёд, будто ждёт кого-то. Словно кто-то может провожать его в этот пасмурный дождливый день. Как некстати начинается дождь, прогоняя с перрона провожающих, заставляя латышей хмуриться и открывать зонты.

Брагин проходит за всеми в вагон, всё время оглядываясь, ожидая чего-то, какого-то чуда. Находит своё место в вагоне, забрасывает чемодан наверх, на багажную полку и выходит в проход, мешается располагающимся попутчикам, но не может усидеть. Ему кажется, что он слышит шаги маленьких ног, лёгкий бег. Это не его сердце стучит, это Илга… Иван не может поверить своим глазам, когда видит её в окно, под дождём, ищущую на перроне знакомую фигуру между зонтов и других людей, оглядывающуюся по сторонам в каком-то отчаянии. Ивану преградили путь чемоданами. Он бросает затею пробраться к выходу и бежит назад, в другой вагон, едва не сбивает с ног проводника, но выскакивает из поезда, и оказывается позади отчаявшейся в своих поисках промокшей до нитки девушки.

— Ищешь кого-то? — Брагин открывает зонт над ней, и Илга оборачивается, крупно вздрагивая от неожиданности.

Она приоткрывает рот, чтобы сказать какую-нибудь дерзость, но замолкает, чувствуя, что не может произнести ни звука.

Их губы встречаются так легко и гармонично, словно между ними нет никаких преград. Это не тот пьяный ночной поцелуй и не тот, украдкой на пляже, и не тот, на чердаке его дома, где они разбирали сокровища, оставленные от прошедшей, ненавидимой им эпохи. Этот поцелуй прощания и прощения. Которое ни один из них не получит от другого. Это поцелуй любви, прорвавшейся сквозь ненависть и досаду. В нём столько же гармонии, сколько в музыке. И острые зубки латвийки сжимают нежные губы русского, тот вздрагивает и врывается языком в тёплый рот, Илга прикрывает глаза и прижимается к мужчине, одновременно упираясь руками в его грудь, словно пытаясь оттолкнуть того, кто её и не держит.

Поезд издаёт протяжный гудок, Иван отстраняется. Над Ригой стоит туман, зонт оказывается в руке Илгы, а она не сводит взгляда с сиреневых глаз Брагина. Ждёт чего-то, просит чего-то одним лишь взглядом, делает шаг за ним, словно привязана, когда русский отступает и запрыгивает в вагон уже отъезжающего поезда. Идёт следом за поездом, не замечая толкающих её людей, также проводивших кого-то и теперь спешащих по домам. А потом останавливается так резко, словно внутри неё кто-то дёрнул вниз рычаг и сработал стоп-кран. Она с ненавистью сжимает ручку зонта, так крепко, не желая отпускать, ведь это то немногое, что у неё осталось.

*Кимену Дегвинс - тминная водка, традиционный латвийский напиток.
*Илга - мечта; страстное желание