Баллада о джинсах

               
Один раз, во время нашего очередного отпуска на Волге у родственников жены (что из-за нехватки средств мы почти  постоянно и делали), поехали на рыбалку я и двое шуринов, её братьев, так сказать, отдохнуть чисто мужской и родственной компанией. Конечно, в большей степени рыбалка послужила предлогом отдыха чисто мужской компанией. Впрочем, и настоящая рыбалка является тем же самым отдыхом чисто мужской компанией. Ну, разве что бывает за редчайшим  исключением.
 Разложив предварительно костёр, так как скоро должно было  стемнеть, оставили Коляна поддерживать наш «родственный» очаг, а с Володей отправились рыбачить.
 Перед этим заплывом, приняв дружно дозу «бодрящего», мы с Володей поплыли заводить снасти, чтобы поймать чего-нибудь «большого и  стоящего». Например, осетра. Наши амбиции оказались «скромны» не по способностям. В общем, планы у нас были похлеще наполеоновских. Хотя, честно говоря, по пьяной лавочке ничего хорошего вообще никогда  не делается потому, что не получается ничего хорошего. Но попытки, вопреки здравому смыслу, делаются всеми всегда постоянно и настойчиво! Вот и наш заплыв с Володей получился, мягко говоря, какой-то неуклюжий, что ли. Закончив с «рыболовецкими» снастями, кое-как которые куда-то (но в воду, это точно) завели, мы продолжили заниматься на волжском берегу употреблением  «бодрящего» напитка. И при этом, как обычно, вести разговоры «за жизнь», в перерывах между «принятиями на грудь» с заеданием, то есть с закусыванием принятого во внутрь спиртного, чем «Бог послал».
Как обычно это бывает, после окончания застолья, которое заканчивается обычно с окончанием запасов спиртного, а его обычно почему-то чуть-чуть не хватает «для полного счастья», пошли делать групповые баюньки. Кое-как поместились втроём в двухместный полог, поставленный Коляном засветло, пока с Володей заводили снасти, и рядком, в уплотнённом порядке, в нём улеглись спать. А хозяйственный Володя перед самым сном приспособил сушить джинсы, промокшие во время «заводки» снастей, у вялогорящего, даже, можно сказать, потухающего костра, от которого остались практически одни тлеющие угли.
Проснулся я как обычно раньше всех, братаны являются большими любителями поспать, а особенно после так «активно» проведённого нами вечера. А на улице (в принципе мы и спали на улице, полог, к великому сожалению, тепла не даёт) настоящий «дубняк», он меня-то и разбудил: конец августа, перед рассветом, да ещё и возле воды на берегу Волги.
Быстренько раздув те дотлевающие угли, что остались от нашего «родственного» костра, подложив туда дровишек, способных  «воскресить» наш очаг, я пошёл в лодку взять что-нибудь теплое из одежды, чтобы накинуть себе на плечи. А изнутри, сами понимаете, согреваться,  после хорошо проведённого вечера, уже было нечем. Конечно, оренбургского платка я не нашёл, а взяв какую-то куртку, естественно, повернулся, чтобы идти греться к разведённому костру. Но тут же остановился в шоке: костёр так неожиданно, по крайней мере, для меня, так быстро и сильно разгорелся, что загорелись сушившиеся возле него на сооружённой Володей треноге его джинсы. В первую очередь это напомнило мне сцену из обряда расистской организации «Ку-клукс-клан», я некоторое время как завороженный смотрел на горящие джинсы, и слегка даже оторопевши от неожиданности: так они, мне показалось, были похожи на горящий крест!  Точно такие обряды сожжения показывали по телевизору, обряды этой расистской, а сейчас ушедшей тень, некогда знаменитой американской организации.
«Полюбовавшись» несколько секунд «обворожительной» сценой сожжения, после которой джинсы «пришли в полнейшую негодность», я пошёл сообщать эту грустную для Володи и почему-то сильно рассмешившую меня весть родственникам. А джинсы-то  сгорели буквально за пару минут, я не успел даже дойти от лодки до костра (ещё, вдобавок, и любовался этим «неповторимым» зрелищем сожжения). Кое-как растолкав их «знатной» вестью, в которую они долго отказывались верить, посылая меня очень далеко, пока я их всё же окончательно не разбудил и не привёл на место только что случившейся  «трагедии», и показал им, лежащую среди пепла, которого неожиданно оказалось слишком мало, на песке пуговицу с надписью «RIFLE». Только тогда, после длительного «анализа», спросонья этот процесс протекал слишком медленно, они поверили в случившееся. Тут же сон у них улетучился, как только пришло осознание случившегося и уже непоправимого. Особенно горевал Володя: в трусах, что ли идти по посёлку домой? Какой-никакой, а всё же город! В первые приезды к ним, можно сказать, в деревню, меня в шлёпанцах не выпускали за калитку на улицу, неприлично, что люди скажут!? Зятю обуть нечего? У себя по городу ходил, и это было в порядке вещей, а тут, можно сказать в деревне, нельзя. Какой-то нонсенс. Вот так, такие разные понятия о приличии!
На том и закончилась наша рыбалка. Рыбы, естественно, не поймали, ни большой, ни маленькой. А Володе нашли в лодке какие-то штаны, ранее используемые в качестве тряпки, подпоясали его верёвкой, чтобы не спадали с его бёдер, так как штаны были размером немного больше его комплекции. В общем, можно было ставить его в огороде среди подсолнухов, надеть старую шляпу, и ни одна птица не подлетела бы, даже на пушечный выстрел.
А от лодочной станции до дома добирались, как в одной из интермедий у Аркадия Райкина, «огородами, огородами», чтобы Вовкиным видом не пугать прохожих, вид этот был у Володи очень уж колоритнейший. Хотя и «деревенская» часть города, а приличие надо хотя бы немного соблюдать и там!