К 50-летию исхода поэтов
великой русской Плеяды
Двадцатый: поэт и время.
В нобелевской лекции Иосиф Бродский утверждал, что люди поэзии с точки зрения биологии являются наиболее совершенными образцами человеческой природы, а украшенная ими земля роскошнее реальной. Дело, очевидно, не столько в том, что поэты восславили окружающий человека мир, а скорее в том, что этот мир способен вызвать приливы творческого вдохновения, в том числе и поэтического. Творец одарил нас миром, полным поэзии. Поэты прежде и лучше других его разглядели.
Популярный в годы моего студенчества, а сейчас почти забытый Вадим Шефнер писал:
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,-
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумление.
Все будет так – и все не так
Через одно мгновение.
Услышаны ли поэт и поэты? Кто возьмется утверждать… Однако поэзия и поэты в нашей реальной жизни значат куда больше, чем это сдается на первый даже очень проницательный взгляд. Вот параллели не очень замеченные, не затасканные…
********************
В конце девятнадцатого века, как теперь признанного самым благополучным в истории России, происходили никем, кроме близких, незамеченные события: рождались дети. И человечество ни как не реагировало на рождение в 1889 году Анны Ахматовой, 1890 – Бориса Пастернака, 1891 – Осипа Мандельштама, 1892 – Марины Цветаевой, 1893 – Владимира Маяковского. В 1894 году природа словно замерла, чтобы в 1895 году, в соответствии с законами физиологии, подарить миру Сергея Есенина. В течение семи лет родились шесть поэтов определивших не только уровень литературного процесса, но и ставших своими судьбами и творчеством символами 20 века России, по определению одного из них «Века-волкодава». Природа словно зная наперед, озаботилась в преддверии страшного века запасти для человека наиболее тонких и прочувственных его выразителей И вот почти мистика: поэты уходили из жизни в обратном порядке. И лишь однажды его нарушили, словно подтверждая объективность о соотношении закономерностей и исключений.
ЕСЕНИН Сергей Александрович ушел из жизни первым в 1925 году. Споры о том сам ли он ушел из жизни или его убили, продолжаются. Я не знаю, существует ли табель о мерзостях и где в нем стоят убийство и вынужденное самоубийство. Но то и другое равно выразительно говорит о времени и государственном строе. Поэт, редкий гость на поверхности планеты Земля, уничтожен. Жаль каждого человека и это не риторика, поэта, способного выразить чувства многих, народа, жаль болью всех знавших его творения. «Погиб поэт…» - слова сказанные другим поэтом в адрес старшего собрата ещё в 19-ом, стали эпитафией 20 века.
Всё, что есенинское висит на слуху по всей необъятной России сотворено поэтом в последние годы жизни. И можно только горевать, как много утрачено проживи он ещё тридцать. Для его крестьянской кости это не возраст. Классификация его как крестьянского поэта откровенно наивна. Как и всякий великий художник, на каком бы материале он не творил имеется в виду Человек. Не было до него и вот теперь после (90 лет) никому не удавалось писать с такой искренностью и чистотой чувств, с такой любовью к Родине, селу, матери, женщине. Лучшая пропаганда поэта – песня на его стихи. Песни на стихи Есенина отличаются удивительной сердечностью, мелодичностью. И где бы они не звучали, человеческий голос передает не только слова, но и чувства. Видно таково свойство великой поэзии. Нынешние песни, написанные не на стихи, а тексты, никто кроме оплаченных профессионалов не озвучивает. Есенинские песенные стихи звучат по всей России и где, только не окажется россиянин. Сегодня трудно представить и молодому поколению неизвестно, что уже после смерти Есенина его поэзии в России не стало. Оказался в почетном числе запрещенных поэтов. Нет, лежать на Ваганьковском позволили, но читать ни-ни…
В начале пятидесятых на срочной военной службе я познакомился с ровесником из редкой по тем временам семьи. В свободные от службы часы мы бродили по парку или у обреза воды бухты Большой Улисс под Владивостоком. Бесконечные юношеские разговоры и стихи. Я читал ему своего любимого К. Симонова:
Был у майора Деева
Товарищ майор Петров…
А он однажды не выдержал
Не жалею, не зову, не плачу…
,
какого-то неизвестного Сергея Есенина. Читал по памяти. В учебном отряде бригады подводных лодок, где он учился профессии радиометриста, толи донесли, толи выследили, но особист обнаружил под матрацем тетрадь со стихами Есенина. Спасибо простили, но тетрадь не вернули.
И еще при жизни, но особенно после гибели нашлось не мало, кто осуждал образ жизни поэта, его загулы и браки. Вот и в последнем телефильме авторы не удержались и больше озаботились показать разгул богемы той поры, чем поэта. Словно и невдомек: гуляк у нас всегда с избытком, а поэт всегда один. Очевидно, не совместимы пуританская узда и свобода творчества. И не только на примере Сергея Есенина… Впрочем любителям прекрасного это ничуть не мешает. В поздне-советские времена особо подчеркивались те немногие экивоки, что сделал поэт в адрес новой власти. Эту дань платили многие, если не все, кто не эмигрировал. Однако воспринимать это можно только как игру, он оставался верным себе – русским поэтом вне времени и власти.
Смерть Есенина отозвалась сердечной болью у многих, но, прежде всего у собратьев по цеху. Ещё в средней школе мы учили как обязательное «На смерть Есенина» В. Маяковского:
Нет, Есенин, это не насмешка.
В горле горе комом – не смешок.
Вижу – взрезанной рукой помешкав,
собственных костей качаете мешок
.
Почему-то школьных методистов не смущала двусмысленность таких слов человека такой судьбы. Очевидно, это точно соответствовало замыслу идеологической борьбы с Есениным и, как тогда говорили, есенинщиной. Борьба с неугодными явлениями культуры только набирало обороты, а у политиков в борьбе все средства хороши. Менее известны строки другого поэта И. Уткина:
Есть ужас бездорожья
И в нем конец коню
И я тебя, Сережа,
Ни капли не виню.
……………………….
……………………….
И кроме права жизни
Есть право умереть.
Сергей Есенин погиб 28 декабря 1925 года.
МАЯКОВСКИЙ Владимир Владимирович воспользовался этим правом в 1930 году. Лучше всех сказал о В. Маяковском Б. Пастернак – «Первый поэт поколения» и за долго до И. Сталина. Его поэтический дар, невероятная трудоспособность или языком технократа – «производительность труда» не могут не удивлять. Не претендуя на литературные оценки, сравню: на моей книжной полке стоят 13 томов его собрания сочинений и это по объему больше, чем остальные пятеро вместе взятые создали за свои жизни. Стихи и поэмы стали содержанием эпохи. Пожалуй, не было и нет поэта, хотя бы близкого по масштабу дарования, кто бы так самозабвенно отдал себя, и свой необъятный талант на службу новому политическому строю. Отдал безоглядно, словно броском с кручи в пучину страшного морского вихря, в цунами кровавой политической борьбы. Были, конечно, и другие поэты на этом страшном пути, но талантам несравненные и сыскали известность верностью строю. Правда многих и это не спасло. В 1922 году Пастернак на своей новой книге «Сестра – моя жизнь» сделал Маяковскому дарственную надпись:
Вы заняты нашим балансом,
Трагедией ВСНХ
Вы, певший Летучим голландцем
Над краем любого стиха.
………………………………….
………………………………….
Я знаю, ваш путь не подделен,
Но как вас могло занести
Под своды таких богаделен
На искреннем вашем пути
.
Собственно до полного разврата или расцвета богаделен он и не дожил. Он не видел пика внедрения колхозного строя, не знал геноцида страшных тридцатых годов. Он выстрелил в себя 14 апреля. Особый трагизм в факте: на прощальном письме поэта дата – 12 апреля. О чем эти страшные пару десятков часов размышлял сам себя приговоривший. Какие великие разочарования обесценили жизнь. Такую жизнь! Разочарование оказалось сильнее его, казалось бы, безграничных физических и душевных сил. У Маяковского, конечно же, были поводы для бытовых огорчений: размолвки с любимой, завистливые коллеги и чиновники и проч., но что это все вместе взятое для человека такого склада, политического и поэтического революционера. Он был одним из немногих, кого позже называли «выездным». Власти позволили ему привести из-за границы автомобиль, что по тем временам было редким событием. Его публиковали, театры ставили спектакли, были выставки и даже если все творческие признания огорчали уколами – разве это убедительный повод для выстрела. Причина, возможно, в одном - полном неприятии нового общественно-политического строя, осознании, что жизнь и талант были поставлены на пустое, отданы за зря. Возможно, этому способствовали и наблюдения зарубежной жизни.
Не стало одного из самых значительных столпов советской и, прежде всего русской культуры 20 века. И в самом расцвете сил и дарования. Здесь как в случае с Есениным, нет разночтений – самострел. И признанный сразу по следам событий и позднее следственными действиями. Стихи В. Маяковского заученные в школе помнятся и прошли с нами по жизни. Они хорошо запомнились, их искренность была по душе моему поколению. Хочется верить, когда лик российской культуры смоет с себя политическую наслоенность, избавиться от заданной зашоренности двойных – тройных стандартов, к нам вернется великий русский поэт Владимир Маяковский, и как обещал –
Я к вам приду в
коммунистическое завтра…
МАНДЕЛЬШТАМ Осип Эмильевич погиб в 1938 году, не стало рыцаря «без страха и упрека» русской поэзии. Мало кто так до полного отказа от себя ей служил. Она была его пищей и воздухом, венозной и артериальной системой. Он отдавался ей весь, и она приняла его, как небеса принимают верующего, безвозвратно.
О нём писали, что был он, в сущности, обыкновенным нищим, а ещё бездомным и гонимым. Всю жизнь, что выпала ему, фактически без постоянного, не говоря уж своего, жилья, без элементарных бытовых условий. Рождение в семье не крупных и не очень удачных торговцев в Варшаве никак не предопределяло интерес к поэзии вообще и к русской в частности. Но как поэзия заметила его и забрала в свои тенета – кто знает? Произошло это в знаменитом Тенешевском коммерческом училище Петербурга. С ранних лет он общался с поэтами близкого ему круга – Волошиным, Гумилевым и их окружением. И очень близкие дружеские, а может и более отношения с Анной Ахматовой. Это, как «дар бесценный», и он, и она пронесли по жизни до последнего дня. Скромный и несмелый в обыденной жизни, физически слабый и внешне не видный и это самое мягкое, что можно сказать, избегающий громил, торгашей и милицию он преображался в стихах. Здесь он был Орфеем и Зевсом.
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой – Сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая –
И, потянулась оживая,
Тончайших пальцев белизна
.
А есть ещё вариант предпоследней строки:
И тоненький бисквит ломая
И это из первого сборника «Камень». Из своего опыта и возраста: как такое можно прочувствовать в 19 мужских лет, нашептать и написать.
Из этого же сборника:
Образ твой мучительный и зыбкий
Я не мог в тумане осязать
Господи! – сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать
.
Да это на все времена и про всех нас. Сколько раз «не думая» поминаем Его. Удивительный лиризм одних и грозный рокот других стихов, словно создавались разными поэтами:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца –
Там припомнят кремлевского горца
.
Предполагается, что именно это стихотворение загубило поэта. Мне где-то встречались соображения, что сам Сталин – «Кремлевский горец» это стихотворение и не видел, и не знал. Никто бы из литераторов в голенищах и при петлицах не рискнул бы на такое – показать ему. Это верный способ вынести себе смертный приговор.
Внутренняя свобода и раскованность поэта плохо соотносились со страшным временем. Можно только удивляться, как ему удалось прожить сквозь тридцатые аж до 1938 года. Еще в начале тридцатых он писал, что всю мировую литературу делит на разрешенную и не разрешенную. Первая - мразь, вторая – ворованный воздух. И он сам был один из главарей шайки расхитителей воздуха российской поэзии. Его милое утверждение, что у нас поэзию уважают, только у нас за неё убивают, конечно же, не могло все в совокупности не привлечь соответствующие органы. Публиковался он очень мало, убивался, что его не знают. Основным читателем был узкий круг друзей, да оперативные службы ЧК. Не исключено, что это и был самый массовый читатель-почитатель. О жизни Осипа Эмильевича впору романы писать, приключений и передряг на многие бы хватило. Однако последние годы удручающи по-советски (тех нет) однообразны. В 1934 году арест и трехлетняя ссылка вместе с женой в Воронеж. Очевидно, это были не самые худшие годы, во всяком случае, если судить по стихам того цикла. А если по убогости всей бытовой стороны жизни, то едва ли не санаторий. Следующий и последний арест по доносу писателей В. Ставского и П. Павленко 1 мая 1938 года – 5 лет лагерей.
Земной поклон журналисту-известенцу Эдуарду Поляновскому, ему удалось отыскать, очевидно, единственного и последнего оставшегося в живых сокамерника Юрия Илларионовича Моисеенко. Он и оставил потомкам весть о последних часах и минутах жизни Осипа Мандельштама. Это произошло при санобработке одежды, на «вшебойке» в пересыльном лагере на Второй речке под Владивостоком. Группу заключенных раздели догола и оставили ожидать вещи в холодном почти уличной температуры помещении. Мандельштам упал лицом вперед на грязный дощатый пол. Когда перевернули, он худой, синюшный, «скелет и шкурка морщенная» не подавал признаков жизни. Так наспех оценила фельдшер. Это случилось 27 декабря 1938 года.
ЦВЕТАЕВА Марина Ивановна ушла из жизни в 1941 году, единственный из шестерки поэтов – человек эмигрантской судьбы. Она родилась в семье московских интеллигентов: отец – профессор университета, создатель Художественного музея, мама – одаренная пианистка. В 14 лет она её лишилась, и заботы о воспитании детей достались Ивану Владимировичу, одному. Поэтом осознала себя рано. В 18-ть лет выпустила свой первый сборник стихов, и он не прошел незамеченным. Поэты, будущие друзья, отнеслись внимательно, маститые критики и не подозревали о юности автора. Следом последовали ещё два сборника. Вот строки, написанные в 1921 году в Коктебеле у М. Волошина:
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, - что я – поэт.
…………………………………………..
…………………………………………
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед
.
В мае 1922 года ей вместе с дочерью разрешили уехать за границу к мужу, оказавшемся в белой эмиграции. К этому времени её поэтический дар расцвел, определилась самобытность яркого таланта, страстность колючей натуры, противопоставление себе окружающей действительности, а может быть и больше – миру. Начались годы неприкаянной эмиграции, где её там не приняли и не принимали. Такую. Жизнь в Праге, а потом и в Париже в нищете, болезнь мужа, отсутствие публикаций, а значит и литературного заработка, при упорной творческой работе. Жалкие крохи подзарабатывает старшая дочь Ариадна вязальной работой. В двадцатом году в Подмосковном интернате умирает от голода младшая дочь Ирина, в эмиграции родится сын Георгий. Безысходность бытовая, враждебность эмигрантского творческого окружения, оккупация гитлеровцами любимой Чехии подталкивают её к возврату на родину. После 17 лет бедственного пребывания за рубежом она вместе с семьей возвращается в Россию, Советскую Россию. Родина-мать, встречай заблудшую Дочь! Наверно ей говорили в не глухой и зрячей Европе, что может ждать её на родине. Да видно не могла поверить, что встретит её злая мачеха. Наследие отца – Художественный музей в Москве, Москве же досталась уникальная потомственная библиотека рода Цветаевых, да и она, поэт с развитым чувством своей исключительности…
В 1937 году арестована сестра Ася. В 1939 27 августа арестовали мужа Сергея Эфрона, припомнили его белогвардейство, не помогло ему и содействие советской разведке за рубежом. В 1939-м же году 10 октября арестована старшая дочь Ариадна – 16 лет лагерей. В 1941 году 16 октября в возрасте 48 лет расстрелян муж. В Москве семья была вместе менее трех месяцев. С началом войны совместились потеря близких, бездомье, нищета, тоска и безысходность вынужденной эвакуации. В начале в Чистополь, потом в Елабугу. Здесь она появилась 17 августа 1941 года. Здесь обосновался лагерь эвакуированных семей, членов союза советских писателей. Сняла угол в частном доме на окраине города. Работы, а значит и средств существования – никаких. В столовой литфонда появилась вакансия посудомойки. 26 августа она подала заявление – отказали наотрез. 31 августа 1941 гола простой плотницкий гвоздь в балке скромного русского дома принял красу и гордость отечественной поэзии Марину Ивановну Цветаеву. Все произошло по слову поэта – «Единственный суд над поэтом – Самосуд» - М. Цветаева. В мемуарной литературе поминаются имена советских писателей, оттолкнувших руку погибающего собрата. Не нашлось ни одного…
Сын Георгий Сергеевич Эфрон в возрасте 19-ти лет погиб на фронте где-то под Витебском. В бою получил ранение, машина, на которой вывозили раненых, попала в засаду. Места захоронений дочери Ирины, мужа, сына – неизвестны. О месте захоронения Марины Ивановны известно только направление. Спасибо татарам, 31 августа 2002 года открыли в Елабуге первый в мире памятник Марине Цветаевой. Московские творческие оракулы откликнулись письмом за 17 подписей, не соглашаясь с этим. Старшая дочь Ариадна умерла в возрасте 64 лет в 1975 году. На земле не осталось никого из рода Цветаевых, только дела.
О прозе. Немало поэтов, что составили себе имя стихами вдруг обретают прозаичный дар. На мой взгляд, просто читателя, только редким удается только-только приблизиться в прозе к высотам собственной поэзии. Марина Цветаева – редкое исключение, возможно единственное, у неё и проза – поэзия. Я поздно прочитал «Повесть о Сонечке», да и не найти её было. Это повесть о любви. «Я когда не люблю, не живу» - эти слова в повести принадлежат Сонечке, но сказаны они Мариной. И только одну строфу из посвящения Софье Голидей:
В час, когда мой милый гость…
Господи, взгляни на нас,
Были слезы больше глаз человеческих
И звезд атлантических
. Марина Ивановна оставила незавершенные стихи. Одно из них привлекло не только какой-то особой искренностью, чистотой, честностью, но и постановкой, так сказать, проблемы. Не очень-то об этом так пишут или говорят. Однако в нем недоставало одной только строчки. Неспешно листая томик и перечитывая стихи, вдруг непроизвольно сорвалось с губ вместо пропущенной собственные. Святотатство! – править Цветаеву.
Вот эти строфы (и моя строка!):
Так, от века здесь, на земле, до века,
И опять, и вновь
Суждено невинному человеку –
Воровать любовь.
По камням гадать, оступаться в лужи
Клясть свою вину
Сторожа часами – чужого мужа
Не свою жену.
Счастье впроголодь у закона в пасти!
Без свечей, печей…
О несчастное городское счастье
Воровских ночей!
У чужих ворот - не идут ли следом? –
Поцелуи красть…
Так растет себе под дождем и снегом
Воровская страсть.
.
ПАСТЕРНАК Борис Леонидович умер в 1960 году. Единственный из
шести поэтов Нобелевский лауреат и первый кому судьба позволила умереть в постели. Он родился и вырос в семье московских творческих интеллектуалов. Семья дружила и общалась с высшими в то время представителями московской и российской творческой интеллигенции. Кумиром его юности был композитор Скрябин и первое серьезное увлечение будущего поэта – музыка. С ней он решительно расстался, несмотря на успешные первые опыты, одобренные кумиром, как только обнаружилось отсутствие абсолютного слуха. И никакие увещевания, что это и не обязательно для успешного музицирования не помогли. Другим долгим и заметным увлечением стала философия. Возможно, в связи с желанием родителей дать сыну высшее образование. Не знаю, на сколько справедливо утверждение – талантливый человек во всем талантлив, но в случае с юным Борисом это так. На родительские деньги, точнее заработанные маминым концертным музицированием он поехал в Германию, в центр тогдашней философской мысли Марбург. И очень приглянулся тамошнему профессору Когену, мировому светилу философии. Однако и с философией он расстался в её мировом центре. Возможно, ему в этом помогла его первая муза – Ида Высоцкая, посетившая студента в Марбурге и наотрез отказавшая притязаниям юного влюбленного. Кто знает, ей дочери из богатой семьи ни в чем не знавшая отказа, претила жалкое содержание студента, выехавшего покорять заграницу в папином костюме. Однако именно ей мы обязаны появлением стихотворения «Марбург», о котором в самой превосходной степени отозвался Маяковский, скупой и ревнивый к похвале. Там, в Германии и возник поэт Пастернак, хотя в угоду родителям университет он закончил.
Первые стихи появились в девятнадцать лет. Я не коллекционирую работы критиков о поэзии Пастернака, хотя и не отбрасываю случайно встреченные. Впрочем, профессиональная критика не очень нуждается в читателях литературных первоисточников, а те, в свою очередь, не очень интересуются её вторичным сырьем. Мне в поэзии Б. Пастернака всегда видятся корни двух начал его юношеских увлечений: музыки и философии. У букв, слогов и слов кроме начертания, смысла есть еще и звучание и Пастернак это великолепно демонстрирует в стихах. В одних больше, в других меньше, но всегда:
Облако. Звезды. И сбоку –
Шлях и – Алеко. – Глубок
Месяц Земфирина ока: -
Жаркий бездонный белок
.
Авторитет молодого поэта у читателей и собратьев по перу нарастал водопадом. К первому съезду советских писателей (1934 год) он уже мастер, о котором уважительно сказано в основном докладе съезду. У него уже есть подражатели и завистники. Нельзя сказать, что его творчество не знало спадов. В поэзии такое наверно не бывает. Любимый поэт моей юности Константин Симонов в поздние годы разводил руками – ушли куда-то стихи. И в творчестве Бориса Пастернака были активные годы, были и годы творческого спада. Но в целом это редкий тип поэта, писавшего до самой кончины стихи и стихи превосходные. Столько поэтов, в том числе нынешних, пережили собственную славу. У Пастернака не так, стихи написанные в последний год жизни столь же по своему великолепны, как и те, что создавались в 30 и 40 лет. А последний сборник «Когда разгуляется» поражает глубиной и молодостью. Даже если о болезни и смерти.
О, господи, как совершенны
Дела твои, думал больной,
Палаты и люди, и стены
Ночь смерти и город ночной.
Я принял снотворного дозу
И плачу платок теребя
О Боже, волнения слезы
Мешают мне видеть тебя.
Мне сладко при свете не ярком
Чуть падающим на кровать
Себя и свой жребий подарком
Бесценным твоим сознавать.
Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар
Ты держишь меня как изделие
И прячешь как перстень в футляр
.
Если бы педагогика смогла открыть всю глубину и тайный смысл этих строк школьной и, особенно, вузовской молодежи. Какой высокий духовный аргумент в мире нынешнего чистогана и рвачества. Я пробовал – возможно, достучаться…
Однако особую известность, в том числе и печальную, принес поэту его роман «Доктор Живаго». Ему отданы последние примерно полтора десятка лет жизни. Он же, возможно, досрочно и лишил его жизни. Поэзию, конечно же, придумали мужчины и главным объектом их творчества всегда были женщины. И все лучшее, что создано в этом цехе ,посвящено им же. И Пастернака не минуло такое. В его судьбе были три очевидные музы. Им посвящены стихи, и даже сборники. Не мало…. Однако особая роль досталась последней музе поэта – Ольге Всеволодовне Ивинской. Он встретил её в 1946 году в редакции журнала «Новый мир», где она тогда работала. Внешность великолепной молодой женщины, её богатый духовный мир, горьковатый личный опыт в её женской доле – все привлекало немолодого человека. И случилось невероятное – Ольга вошла в роман главной героиней. Со всей пылкостью молодой и одинокой женщины она отдалась любви к человеку, чью поэзию боготворила задолго до знакомства. И ещё. Она пусть больше технически стала помогать Пастернаку в завершении романа и подготовке его к публикации. Вот это дорого ей стало…
С самого начала, ещё со времени чтения его частей близким и друзьям роман получил оценку соответствующих органов как антисоветский. А это уже обрекало автора и причастных к нему. Приструнить поэта с мировым именем не посмели, с изуверской изощренностью нашли способ досадить больнее – посадить музу и главную героиню романа. В 1949 году Ольга Ивинская получила по суду пять лет. На её долю выпали тяжкие испытания: истязания светом, бессонницей, прекратили, узнав, что она беременна, запугивание моргом и как следствие – гибель ребенка. Ребенка Б. Пастернака. Заботу о её семье, дочери и сыне, не смотря на собственную болезнь, взял Борис Леонидович. После возвращения Ольги они вновь встретились…
О завершении работы над романом Б. Пастернак заявил 10 декабря 1955 года. Из письма заведующему идеологическим отделом ЦК «Я написал то, что думаю, и по сей день остаюсь при этих мыслях…. Если правду, которую я знаю, надо искупить страданием, это не ново, и я готов принять любое». Роман был опубликован впервые в Советском союзе только через 32 года. Советские издательства не могли опубликовать роман без высочайшего соизволения. И в ноябре 1957 года роман впервые был опубликован в Италии. Это вызвало ураган негодования властей и средств массовой информации. Травля велась по жестоким законам идеологической войны, где были свои проверенные стервятники. Пламя возгорелось с новой силой после присуждения в 1958 году автору Нобелевской премии. Зажатый трагическими обстоятельствами Б. Пастернак был вынужден от неё публично отказаться. На западе хорошо понимали причину отказа, догадываясь, очевидно, о физическом состоянии двусмысленного Лауреата. В 1958 году 31 октября собрание писателей Москвы заклеймило автора Живаго и исключило его из союза писателей. Осквернили свои биографии позорными выступлениями виднейшие советские писатели: С. Смирнов, Баруздин, Николаева, Солоухин, Слуцкий, Полевой, Мартынов, Безымянский, рвались и другие. Да повезло им, не пустили. Может быть, в этом объяснение, почему советская литература не на много пережила советскую власть.
После тяжелой болезни Борис Леонидович Пастернак умер 31 мая 1960 года. Александр Галич отозвался стихами:
…………………………………………
…………………………………………
А над гробом встали мародеры
И несут почетный ка – ра – ул!
!
Смерть Пастернака развязала руки властям, и они вновь осудили Ольгу Ивинскую (16 августа 1960 года) – 8 лет лагерей, а следом и ее дочь (тоже соучастница!) Ирину (5 сентября 1960 года) – 3 года. Ольга Ивинская (1915…1995 года) успела написать книгу воспоминаний «Годы с Борисом Пастернаком. В плену времени». Советские и постсоветские литературные интеллектуалы по-разному отнеслись к ней. И было не мало, кто и по сей день оплевывает книгу и автора. Можно по разному относиться к Б. Пастернаку, его поэзии, последнему роману, но 25 стихотворений «цикла Живаго» - великая поэзия. Слабо критикам хотя бы приблизиться…
Дмитрий Лихачев, соавтор предисловия к четырехтомнику Пастернака назвал это «Духовной биографией поэта». Последняя строка первого стихотворения цикла Живаго:
Жизнь прожить – не поле перейти.
АХМАТОВА Анна Андреевна умерла в 1966 году.
Она родилась в Одессе в семье флотского инженера А. Горенко. Фамилию сменила, когда отец воспрепятствовал публиковать стихи и тем позорить фамильное достоинство семьи. Тогда она приняла фамилию своей бабушки или прабабушки, идущей вроде бы из глубины известного нашествия. Родители расстались и ей довелось жить и учиться в гимназиях Царского села и Киева. В Царскосельской гимназии и встретились Анна Ахматова и Николай Гумилев. Ей было 13, а Николаю 17 лет. Через 8 лет они поженились, а 1 октября 1912 года родился сын Лева, Лев Николаевич Гумилев. К тому времени Николай Степанович Гумилев был известным русским поэтом, создателем и лидером основанного им акмеизма, а Анна только начинала свои поэтические опыты. Очевидно, что Гумилев и не менее заметное его окружение не могли не повлиять на молодую, впечатлительную и, как показало время, одаренную натуру. Однажды, вернувшись из долгого путешествия по Африке, он обнаружил, что жена не просто балуется рифмовкой, но и пишет достойное, заинтересовавшие его, беспощадного критика, стихи. Первый ее сборник «Вечер» вышел в 1912 году и в его подготовке участвовал муж. Все остальные были чисто Ахматовские: 1914 – «Четки», 1917 – «Белая стая», 1921 – «Подорожник», 1922 – «Anno Domino».
Раннее увлечение двух индивидуумов не гарантия безоблачного брака. И в этом скоро стали терятся гарантии, преимущественно по инициативе мужа. Именно в эти времена произошел распад семьи поэтов Ахматова – Гумилев. Однако Анна Андреевна была уже признанным мастером. Ее авторитет очень высок и вне связи с Гумилевым. Ее публикации считаются лучшими после смерти А. Блока. В поэзию пришел новый поэт, тонкий лирик, способный привлечь интерес самой изощренной читательской публики. Каждое публичное чтение стихов становится событием. Ей удается удивительно малыми средствами выражать бескрайнюю глубину чувств. А чувства и есть «каменный уголь» поэзии, а возможно и любого творчества.
25 сентября 1921 года по ложному обвинению был расстрелян Николай Гумилев, быстрая на расправу власть только через пол века подтвердила его полную невиновность. Для Анны это оказалось первым сердечным ударом. Не смотря на развод, человеческая привязанность к отцу своего ребенка не могла не сохраниться. И через много – много лет это будет не раз проблескивать в скупых стихах.
В 1924 году она опубликовала «Новогоднюю балладу», по – ахматовски лаконичную в пять строф. Однако это вызвало злую реакцию властей, словно догорел бикфордов шнур их терпения.
Ныне, так сказать по прошествии лет, в антисоветской эпохе, когда многое стало доступно массовому читателю, удивляет слепая трусость властей и ее всевидящих органов. Теперь – то мы знаем, что гибель пришла совсем не оттуда где ждали ее. Творческий ингредиент страны Советов в этом совершенно не повинен. Это потом некоторые его адепты стали колотить в свои груди, груди ярых борцов с режимом. Это была патологическая боязнь режима любого таланта, ставка на усредненное серое человеческое месиво.
Ну, что подрывного в «Новогодней балладе»?
В первой строфе:
Там шесть приборов стоят на столе,
И один только пуст прибор.
Через строфу:
Я пью за землю родных полян,
В которой мы все лежим! –
то есть это застолье покойников.
И в последней –
………………………………………
…Мы выпить должны за того,
Кого еще с нами нет
.
И все пятеро на погосте пьют за шестого, кто к ним придет. Обязательно! Неотвратимо…
Именно с этого стихотворения надломилась творческая жизнь Ахматовой. В 1925 году резолюция ЦК партии и ей закрыты все издания страны, а значит и средства существования… Очевидно у многомудрого ЦК в двадцать пятом году нет проблем важнее лирики Ахматовой. И начались года нужды, унижений, откровенных преследований. Отлучение от союза писателей в то время означало невозможность жить литературным трудом.
Где-то у Виктора Конецкого описано как на собрании литераторов Ленинграда она властно и, вместе с тем, иронично скомандовала: «Конецкий, подайте мои меха!» А меха – изношенное до утраты следов породности что–то лохматое. Нужда, как известно, ходит рядом с голодом, и Анна Андреевна в жизни голодала четырежды: в 1918…20 годах, в конце двадцатых, в эвакуации и в первые послевоенные.
В 1935 году впервые арестовали сына и мужа Николая Пунина. Вмешательство друзей, а те подняли высоких чиновников и через девять дней их освободили. Арест сына в марте 1938 года оказался иным. В университете провокатор – профессор в присутствии сына стал глумиться над поэзией Николая Гумилева. Защита чести отца обошлась ему 5 годами лагерей. И хотя после он воевал, дошел до Берлина сыну Гумилева и Ахматовой ничего не забыли. В апреле 1945 года Ахматова вместе с другими ленинградскими поэтами и писателями оказалась в Москве. На встрече с читателями, когда ее объявили, зал встал и встречал ее овацией. Это вызвало свирепый гнев самого Сталина.
Другая беда пришла неожиданно и ниоткуда…
Летом 1945 года в посольство Англии в Москве прибыл советник по культуре И. Берлин, уроженец России, знающий русский язык. Он получил разрешение посетить Ленинград и там, в книжной лавке писателей, случайно познакомился с литератором, взявшегося познакомить его с Ахматовой. Первая встреча была недолгой, ее нарушил сын Черчилля, а вторая продолжалась до утра. Возможно, она бы прошла незамеченной, но за Черчиллем следили и факт неразрешенной беседы Ахматовой с иностранцем обнаружился. Известна омерзительная тирада Сталина поэтому поводу. Позже Исайя Берлин написал великолепные воспоминания об этой встрече, а ученик Анны Андреевны (из четверки опекавшихся ею молодых поэтов: И.Бродский, Д.Бабошин, А.Найман, Е.Рейн) Анатолий Найман написал повесть о Берлине «Сэр». Именно этим он был удостоен в Английском королевстве за вклад в мировую культуру. Теперь ко всем безвинным винам приплели и английское шпионство. И как следствие печально знаменитое постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 год. И вновь в послевоенной стране с ее разрухой, разоренными семьями, селами и городами, голодом не нашлось важнее заботы…. Это пустило под нож два запушенных в производство сборников стихов Ахматовой. И… И второй арест сына в ноябре 1949 год, приговор – 10 лет лагерей. Совершенно очевидно, это месть матери наиболее омерзительным способом – судом над сыном. Под заглавием «Реквием» стоят две даты – 1935…1940, а под «Вместо предисловия» - 1 апреля 1957 года. И вот первая строка: «В страшные годы ежовщины я провела 17 месяцев в тюремных очередях в Ленинграде».И россыпи страданий:
Я под крылом у гибели
Все тридцать лет жила.
1960.
…………………………………
…………………………………
Эта женщина больна,
Эта женщина одна,
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
1939.
Лучше б я по самые плечи
Вбила в землю проклятое тело,
Если бы знала, чему навстречу,
Обгоняя солнце, летела.
1944, июнь.
Вбила… Анна Андреевна Ахматова умерла 5 марта 1966 года.
ЭПИЛОГ
В 1949 году молодой (25 лет) поэт Николай Панченко написал:
Страна лесов,
Страна полей,
Упадков и рассветов,
Страна сибирских соболей
И каторжных поэтов.
Весь мир хранит твои меха,
А паче – дух орлиный.
Он знает стоимость стиха
И шкурки соболиной.
И только ты, страна полей,
предпочитаешь с дуру
Делам своих богатырей
Их содранную шкуру
.
Есенин, Маяковский, Цветаева доведены до такой крайней безысходности, из которой один выход – «Самосуд». Мандельштама извели в «лагерную пыль». Пастернака в последней четверти жизни травили, словно сводя счеты за терпение его в предыдущих трех. Ахматову преследовали все годы творческой жизни и только в последние оставили и даже позволили выехать за границу для получения поэтической премии в Италии и мантию почетного Оксфордского доктора в Англии. Не знаю, о чем думали власти, но так получилось что Анне Андреевне «под занавес» контрастно и лаконично как ее стихи показали всю меру ее утрат.
Так ушли из жизни поэты великой Русской Плеяды.
Как заметил В.О. Ключевский земная жизнь поэта – это только первая часть его биографии, другая и более важная посмертная история его поэзии. И к счастью и чести российского читателя она оказалась более благополучной, чем судьбы авторов. Бессильными оказались вся гигантская карательная система, все постановления, запреты, издевательства, аресты и прямые убийства. Очевидно, прав Бродский – поэты наиболее совершенные образцы человеческой природы и их «Образ мира, в слове явленный…» проникновенностью и воздействием несравненно превосходит все иные формы языка, всех иных слоев общества.
.