Дождик, осенний, мелкий и непроглядный лил вторые сутки. Авдеич вышел из будки-сторожки, нахлобучил поглубже капюшон плаща-накидки и пошел осматривать вверенный ему участок пути.
Одному было скучновато, да делать нечего – Петрович грудь застудил. Кашлем мучается, вот и остался в дежурке чай заваривать и Авдеича поджидать.
Шпалы-рельсы, опять шпалы, и снова рельсы. День за днем из года в год Авдеич обходил пятикилометровый участок, зорко выискивая неполадки.
Работа, конечно, не бог знает какая сложная, но и не нужной ее не назовешь.
Вместе с Петровичем оно веселее проходить изученный маршрут – словом можно перекинуться, порассуждать. Но и один Авдеич не скучал. Вот помада лежит на путях – видать, женщина прихорашивалась перед выходом из поезда, да обронила. А, может, выкинула? Скорее выкинула. С чего бы это? Сердилась, похоже. А на кого? Женщины на себя редко сердятся. Значит на него. Ну, ясное дело, на него.
Вот листок бумаги лежит, промок, на ветру колышется, то согнется, то разогнется – как будто ручонкой помахивает, зовет. И буквы на нем не расплылись. А чего бы им расплываться – не чернилами писаны. Ручкой шариковой.
Почерк детский. Буквы крупные, кривые. Авдеич поднял листок, отнес подальше на вытянутой руке и стал всматриваться дальнозоркими глазами в танцующие строчки.
«Дедушка, я уже по тебе скучаю…»
Авдеич, сложил листок, предварительно промокнув несвежим носовым платком, и убрал в карман.
«Ишь, внучок писал» - позавидовал старик.
Своего внука Авдеич давненько не видал. Дочка жила в городе. Раньше, когда Андрюшка был маленький, привозила на лето. Подрос внук, мир повидать захотел, к деду с бабкой вырваться времени не оставалось. Да оно и понятно – все ездят. Как оглашенные по миру мечутся, будто у нас места мало. Авдеич понимал желание внука, только вот сердце частенько щемило от любви и тоски. Дочка еще нет, нет, да приезжала на денек, другой. Внука только по телефону иногда и слышал – дочка в подарок мобильник привезла. А много ли наговоришь по этой пластмасске? А чтобы письмо написать – так этого нет. А как бы хорошо было получить письмецо от внука. Можно было бы читать и перечитывать, соседям показывать. Звонок, разве покажешь?
Сглотнув подкативший горький комок, Авдеич размечтался. Он представлял, о чем бы мог написать внук. Письмо получалось длинным и душевным. В нем были воспоминания о том, как строили шалаш в лесу, ходили на зорьке рыбачить, внук подробно описывал свою нынешнюю жизнь, спрашивал о здоровье деда. Хорошее письмо получалось.
Авдеич не замечал моросящий дождь, шаг помолодел, стал пружинистым, пританцовывающим. Еще через некоторое время Авдеич тихонько затянул песню, которую когда-то пел с Андрюшкой, играя в кавалерию. Песня знакомая, да редко кем кроме одного куплета и припева знаемая – «По долинам и по взгорьям».
Воспоминания о внуке согрели стариковскую душу, лицо разрумянилось и засветилось.
Вернувшись в дежурку, Авдеич стряхнул накидку, повесил на гвоздик. Петрович налил чай в большие кружки, порезал сало и хлеб.
- Ну как там?
- Порядок.
- Что-то ты сияешь, будто кошелек нашел.
- Скажи, Петрович, у нас конверт есть?
- Конверт? Какой конверт?
- Ты что не знаешь, какой конверт бывает? Письмо, ответ внуку нужно отписать.
- А ты никак письмо получил? И молчал, - немного обиженно пробурчал Петрович.
- Получил, получил.
Авдеич допил чай, тщательно убрал со стола все крошки, протер стол тряпкой, положил чистый лист бумаги и сел писать письмо внуку.