За длинной дорогой как-то быстро забылась схватка с разбойной шайкой. Другие заботы одолевали Никона и его людей, путь ещё предстоял долгий и опасный. Если в городке Глазов не удастся купить фуражу, то придётся ждать там весну и вскрытие рек, а в этом ничего хорошего нет: безделье развращает людей и парализует их волю к борьбе. Если для людей харчей было с избытком, то овса и сена оставалось в притык. Такую нелёгкую думу нёс в себе голова Кремнёв.
Ну, а как наш вездесущий домовой? Он решил немного отдохнуть после баталии, в которую внёс свой вклад. Сейчас он пустился в рассуждения, о природе добра и зла. И если вы думаете, что все домовые добрые, то вы глубоко ошибаетесь: есть такие злыдни что и клейма негде ставить. Откуда шумный дух, который всё крушит в дому или забавляется над невинными, требует деньги, сотворяет многие пакости, короче приносит одни несчастья. Это и есть злой домовой, с которым бороться хорошим домовым очень трудно:так как у добра всего одна дорога, а у зла множество. Поэтому, зло можно только упредить, а победить его совсем невозможно. «Как появилось на свете зло?»,-думал наш домовой. Вроде специально никто его не создавал, не вынашивал, но оно есть и будет всегда, скорее всего это противовес добру». На этой конформистской мысли он почувствовал большое облегчение, некоторое успокоение и решил раскинуть свою сетку. Сетка - это главное оружие домовых, в ней видны все события, как прошлые, так и будущие, главное уметь ей правильно пользоваться. А это может ни каждый домовой, а лишь немногие посвящённые, а без сетки трудно влиять на события. Злые домовые всегда хотят её иметь, но это им не дано.
Неделя пролетела спокойно, отряд Никона шустро продвигался по хорошей дороге, разбойники их пока не беспокоили, да и пугаться всякий сброда никто не думал. Так борзо шли, что когда из-за поворота показался городок Глазов, наши удивились. Два старых солдата, караулившие ворота в город, завидев стрельцов ни мало обрадовались, пропустили, зная, что свои. Притом заметили – «Поспешайте, у нас сегодня событие: казнят атамана местной ватаги разбойничков и мародёров, чтоб ему пусто было».
Надо сказать, в те достославные времена, на Руси умели и любили казнить, народ же смотрел на это как на развлечение, ведь других почти не было: пьяные скоморохи и цыгане с медведями давно всем прискучили. Поэтому народ на казнь два раза звать не приходилось. Во-первых, рассуждали люди, усекают главы не каждый день, во-вторых, знакомых можно увидеть поговорить и выпить с ними. Вообще много было на Руси всяких видов казней, до сотни. Сожжение живьём – для колдунов и тех, кто порчу наводит. Четвертование – это для отпетых государственных преступников, врагов царя. Простое усечение головы – для мелких злодеев за разбой, насилие и прочие пакости. Повешенье за ноги - за конокрадство с убийством. Простоё повешенье за шею – за двойное убийство. Усаживание на кол это атаманам больших шаек и их помощникам. Закапывание в землю по шею или по пояс -женам за убийство мужей. Казни всегда совершались публично, всенародно, зачитывали вину приговоренным иной раз по два часа кряду, весьма подробно. Великий реформатор, наш царь Петр, не только казней не убавил, а наоборот развернул повсеместно и широко, подключив к этому делу свою бурную фантазию, а ведь ему так нужны были люди.
Хотя хватит о грустном, вернёмся к нашим друзьям. Так как по случаю сотворения правосудия всё городское начальство было сильно занято, Никон с помощью одного попа, не любившего наверно казни, довольно скоро нашёл неплохой постоялый двор и разместил там свою команду. Сам с двумя стрельцами отправился к дому головы разведать обстановку, долго ждали сидя во дворе местного начальника, наконец, он объявился в весьма хорошем, если не сказать отличном расположении духа. Этому были веские причины: во-первых, он ловко обезвредил большого злодея, весьма надоевшего всей округе и теперь благополучно его казнил, во-вторых, он соблюл свой интерес и выудил у злодея, по кличке Лоб, всю наличность за крестное целование. Это означало, что тот будет просто обезглавлен, а не посажен на кол подыхать, яко собака, может трое суток.
Так что, увидев Никона и почитав грамоту самого князя-кесаря, он сразу расположился к приезжим всей душой, разумно опасаясь,а вдруг что народ им выболтает о его делах. Степан Ферапонтыч был большого ума человек, весьма поднаторевший на своём ответственном посту.
Перво-наперво все разбежались по баням, какой же русский без бани. Парились до отдышки и полного расслабления души. Затем, у кого водились деньги, отправились выпить в кабак, какая ж баня без доброй стопки или ковша браги. Сам Никанор Василич, попарившись и отдохнув с часок, отправился во главе семьи в местный храм Пресвятой богородицы, чтоб отстоять вечерню и поставить свечу к алтарю Господа нашего.
Ночевали в маленьком доме для личных гостей Степана Ферапонтовича. Давно не спали на таких необъятных перинах наши путники, даже как-то страшно было нарушать такое великолепие. Это была не кровать, а целое ложе размером наверно сажени четыре на четыре, оно звало и манило в свои сонные объятия. Но скоро Никон и Арина хорошо расположились там, два кудряша угнездились где-то на окраине этого чуда, пытались подползти к родителям, но не смогли и вскоре уснули, утонув в этом океане пуха.
Утром, проснувшись и увидев слабый свет в нормальном окне, Никон никак не мог понять, что это не сон. С трудом выбрались из этого перинового царства. Пора было браться за дела, однако на самом деле, всё решилось за столом, оказалось, любезный хозяин всё проделал сам, возы с ячменём и сеном уже стояли во дворе. Оставалось только отобедать с любезным Степаном Ферапонтовичем и отблагодарить его как следует.
Уже сутки как скрылся с виду городок Глазов и наши путники опять в дороге. Не без труда собрал свой отряд Никон, особо досадили забулдыги: Анкундин и Федька, их пришлось искать дольше остальных. С трудом нашли друзей у непутёвых девок, други давай отбиваться: эко их там разобрало. Стрельцы спутали баламутов и уложили на возок с сеном. Оказывается, эти отпетые, продали разбойничьих лошадей, на те деньги и куражировали. А сейчас, находясь в голове поезда, Никон и дядя Еремей любовались великолепной панорамой диких лесов, тянувшихся бесконечно насколько хватало взора. Столетние нетронутые деревья стояли стеной, казалось, они могли выдержать небо на своих могучих ветвях. Начались прорисовываться, пока неясные, силуэты уже недалёких горных хребтов. Холмы становились выше и массивней, иногда на самом верху возникали хаотичные нагромождения диких камней. «Ты посмотри, Никанор Васильевич, сколько земли и лесу пропадает впустую, да здесь можно поселить тьму народа, всех прокормит эта земля, а молодой царь воюет за шведские болота и дикие карельские скалы. Обидно». «Царю видней, а мы - что пешки», – ответил Никон. «Не, я всё равно не понимаю, чего нам эта Европа, на кой хрен издалась»,- продолжил Еремей. «Ты уж висел пару раз на дыбе, всё тебе неймется»,- подвёл черту Кремнёв. «Так я не для всех балакаю, только для тебя», - заключил Еремей. В этот миг где-то в средине поезда раздался громкий выстрел, Никон поскакал на звук и увидел, что его кибитка остановилась, что-то там происходило. Вожжи были брошены на землю, жены Арины не видно, скоро подъехав он увидел как Арина извлекла из возка Глеба и Ромку, пацаны здорово орали, но, слава богу, были вроде целые. Никон начал срочное разбирательство, быстро всё прояснилось. Арина с утра, пользуясь хорошей погодой, отослала их возчика Матвея к себе на целый день и правила сама, временами проходя по целой версте, вышагивая рядом с возком в татарских штанах и легком полушубке, на голове новая шапка из куницы. Надо ведь покрасоваться женщине. Пацаны, оставленные без присмотра, решили побаловать, извлекли из седельной сумы заряженную турецкую пистолю, подсыпали на полку густо пороха и недолго думая пальнули в отдушину. Много пороха на полке, обдало их в сей миг огнём и дымом, стрелявшему Ромке отбило руку, пуля вонзилась в снег прямо перед идущей сзади лошадью. Успокоив братьев, родители посадили своих чад на хлеб и воду сроком на два дня. Детей наша чета любила беззаветно и никогда не била в отличии от других. Проснулся и наш домовой. Оглушённый выстрелом он долго прочищал оба уха сразу, сожалел что проспал и вовремя не вмешался.