Все неприятности из-за свободы. Как хорошо было в армейской учебке! «Подъем! – Бегом марш! – Еще круг! – Вспышка слева! – В роту! – Воротнички к осмотру!» Первая задача – успеть до зарядки в туалет заскочить. Не всегда получается. Вторая ; до завтрака побриться. На восемь умывальников ; сто двадцать человек. Некоторым удается до краника достать и скулы водой смочить, остальные скребутся станками всухую.
Днем ; строевая подготовка и учебные занятия. Есть еще обед. Ложку в суп погрузил, тут же команда «Встать!», потом – «Сесть!». Добрался до каши ; опять «Встать!». Незамедлительно после обеда ; кросс два километра вокруг части. Командир роты считал, что это самое лучшее время для беговой тренировки. Вечером – законный час свободного времени: всех усаживают за парты в ленинской комнате и дают книжку под названием «Устав». В непререкаемой форме рекомендуют выучить избранные места на память. «Часовой обязан бдительно охранять и стойко оборонять свой пост; нести службу бодро, ничем не отвлекаться, не выпускать из рук оружия и никому не отдавать его». Пушкина можно забыть, но «Устав» ; никогда! Если бы тогда сказали – отпустим домой, но ползти всю дорогу будешь на брюхе, я бы уполз, не раздумывая. Даже без сухого пайка.
Золотое было времечко – ни одной свободной минуты, никаких исканий и дурацких размышлений о смысле жизни. Все ясно и понятно, все желания осознаны и предельно сконцентрированы – отоспаться, наесться и дожить до дембеля.
«Устав», к слову, вполне толковая книга, ничего лишнего. Спустя время пришлось читать другие книги. Какой абзац ни возьмешь – половину можно выкинуть: ничего не пострадает, даже лучше станет. Чем больше свободы, тем хуже книги. Цензуру зря убрали. Каждый, что хочет, то и пишет, в зависимости от уровня своей порочности и болтливости.
Про охоту и рыбалку читать невозможно. Как начнут рассказывать про то, как проснулись, позавтракали, пошли, поймали, убили... Ладно бы только скукой все ограничилось, так врут же еще! А почему врут? Из-за свободы. Свидетелей нет, вот и не могут с собой справиться. Так увлекутся, что сами потом верят в свои сочинения. Их бы под улюлюканье трибун на арену, рогатину в руки и живого медведя в компанию.
Знаете, что такое рогатина? Не рогулина и не кол. Что медведю кол? Он же не дурак, чтобы на него насаживаться? Махнет лапой – и улетит кол за десять метров, та же участь ожидает и рогулину. А рогатина, скорее всего, копье. Хотя точно не знаю.
Зато знаю, что такое море здоровья и пустая голова. Об этом и расскажу. Со скукой – как получится, но врать не буду. Надеюсь, что не буду, а там – тоже как получится.
Мне двадцать пять, уже полгода живу в труднодоступной тайге и до сих пор никого не убил. Неделю назад вертолет привез жену и трехлетнюю дочку. Теперь вдвойне хочется кого-то убить. Надо же показать, что я добытчик?! Ну не убить, так хотя бы поймать. В семи километрах от метеостанции в реку впадает широкий ручей, в том месте часто крутятся таймени. Сегодня Толя моторкой едет в поселок за солью – как раз в ту сторону. Доеду с ним до ручья, покидаю спиннинг часик и домой. Сегодня мое дежурство, каждые три часа надо сдавать погоду.
Выдернул несколько ленков, тайменя килограммов на десять, засунул в рюкзак и побежал на станцию. Позже Толик сказал, что в том таймене максимум шесть килограмм. Спорить не стал, весов нет, на глаз меряем. Пробежал бы Толя с ним за спиной семь километров, небось, поверил бы в десять.
Сдал погоду и говорю Нине, жене Толика: «Слушай, там клев, сделай за меня следующий срок, а я опять побегу, может, еще чего поймаю». Со мной увязались три наших собаки. Бегу, они вокруг меня во все стороны гоняют, то исчезнут, то появятся. За километр до ручья слышу собачий лай на той стороне. Ширина реки – метров четыреста, лихо они туда сиганули, значит, дело серьезное. Выбегаю на берег – вижу, напротив ручья на той стороне реки стоит в воде лось, а на суше собаки с ума сходят, не дают из воды выйти. Вот это да! Получается, они его с нашего берега учуяли, переплыли реку и в воду загнали. Нет. Скорее, здесь взяли, он ; в воду, они ; за ним.
Нормальный человек в такой ситуации достал бы спиннинг и начал рыбалку. Подержат собаки сохатого пару часов, поймут, что хозяин не придет, и вернутся назад. Но только не я! Это же долгожданная добыча! Какая еще рыбалка?! Разворачиваюсь и на всех парах ; обратно на станцию. Прибегаю, хватаю винтовку, бросаюсь в лодку, налегаю на весла, гребу на тот берег. Мотор у нас один, и он уехал за солью. Высаживаюсь и бегу те же самые семь километров. Периодически останавливаюсь и прислушиваюсь: лают или нет, держат или бросили? Лают! Отлично! Совсем немного осталось ; одну курию оббежать. Выбегаю...
Французы называют такое ощущение дежавю. Прошлой зимою, учась на курсах полярных работников в Подмосковном Кучино, я снимал комнату в старинном частном доме, окруженном сосновым лесом, у одной доброй женщины. Очень любила котов, их у нее с полсотни было. Раз в квартал приходил ее друг скорняк, снимал с котов шкурки, и они вдвоем шили шапки на продажу. Лучше бы они курей разводили, мне бы не пришлось покупать их в гастрономе. Из-за маленькой стипендии я не обращал внимания на больших и желтых птиц, брал аккуратных и синих, которые, благодаря размеру, ловко входили в кастрюльку целиком.
Однажды кинул курочку в кастрюлю. Когда вода закипела, убавил газ, повернулся к кухонному столу и начал чистить лук. Оборачиваюсь к плите…
А где птица?
Никто не заходил, я не выходил, вода кипит. Глупо озираюсь по сторонам, хлопаю глазами, сам себе не верю. На всякий случай ножом пронзаю прозрачную воду, делая движения, как будто сахар в стакане колочу. Пусто… Стою в оцепенении с луком на дощечке, пытаюсь прийти в себя. Да пусть ее эту птицу! Уже не в ней дело, попросту страшновато стало. В Сумах у меня совсем маленькая дочь растет, а здесь у ее отца с головой что-то началось. Глянул в окно и увидел, что на снегу сидит холмиком кошка и, закрывши глаза от удовольствия, трещит моей курицей. Через открытую форточку, при наличии повара у плиты, из кипятка вытащила! Такое не всякому человеку под силу. Слов нет! Всем кошкам ; кошка!
…Выбегаю. Берег, камни, вода, и никого нет. Беспомощно верчу головой и вижу своих собак на противоположном берегу, спокойно трусящих домой. Бросили лося.
Отдаленный стук камней. Глянул на звук ; в ста метрах медленно поднимается к лесу сохатый. В отчаянье посылаю в его сторону пулю. Лось резко припадает на заднюю ногу, тут же выпрямляется и уже бегом вламывается в лес.
Если бы я тогда хоть что-то соображал в охоте, то пошел бы домой, затопил баню, попарился, напился чаю, выспался после тридцатикилометровых бегов, утром взял моторку, посадил собак и поехал за двумя центнерами мяса. Подранок никуда не денется, пробежит и заляжет где-нибудь. Собаки его найдут, облают, останется только подойти и выстрелить. Но я с квадратными глазами помчался за подстреленным лосем.
В кинофильмах про войну, если кого подстрелят, так он еле-еле ползет. Думал, что тут будет аналогично. Куда там! Зверь с пулей в заднице, если его гнать, прет по тайге, как «Абрамс» по пустыне. Добегался за ним до полного безразличия к охоте и жизни в целом. Сил моих больше нет! Махнул на следы, развернулся и побрел в сторону реки. Анатолий мне потом объяснил, что лось мог перестать убегать, пойти на меня и продырявить передним копытом как штыком.
Через полчаса выхожу на берег и опять вижу следы с кровью, ведущие в реку. Похоже уже на насмешку. Поднимаю глаза ; лось на той стороне реки взбирается по голому крутому склону. Высота горы ; метров сто пятьдесят, сплошной известняк и отдельные деревья.
Далее сделал то, чему объяснений не могу дать. Никаких задумок не было. Я выстрелил в воздух.
«В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, на кручах таких, на какие никто не проник, жило-поживало веселое горное эхо…». Именно оно бабахнуло от того склона! Сохатый разворачивается, будучи на середине горы, бежит вниз в реку и плывет назад, в мою сторону. Рассчитываю место прибытия, с учетом того, что его сносит течение, и затаиваюсь под деревом. С местом угадал, он прямо передо мной выбрался, метров пятьдесят. У меня от усталости и волнения трясутся руки, ноги, челюсти, уши. Стреляю, падает, встает, разворачивается и опять в реку. Выбегаю к кромке воды, стреляю в голову, после чего она втыкается в воду, один загривок видно. Течение уносит убитого зверя.
Воздух – минус двадцать градусов, вода – ноль, однако не замерзает по причине быстрого течения. Он плывет, я иду параллельно. Мы уже никуда не спешим. Иду и тренирую свои интеллектуальные способности ; размышляю, как добычу достать. До лося метров пятнадцать. Додумался только до одного варианта – надо за ним лезть в воду...
Опять бегу. Когда же эта беготня кончится?! Теперь надо убежать от туши, заскочить в воду, и подгадать, чтобы лось как раз туда подплыл. Раздеваюсь и плыву ему наперерез. От бесконечных треволнений сегодняшнего дня холод не кажется смертельным, разве что междометия вылетают: Ой! – Ох! – Фух! – Ух!
Никогда не знаешь, где настоящая засада. Вы когда-нибудь доставали сохатину из воды? Схватил его за ухо, и стал, как на якорь. Сколько он весит, а сколько я? Его несет течение, а меня вместе с ним, как лодочку, причаленную к кораблю. Одной рукой держусь за него, второй – по-собачьи гребу к берегу. Сантиметр за сантиметром продвигаюсь.
На курсах полярных работников изучали предмет: «Основы безопасности жизнедеятельности». Пом-м-м-ню: «Перед погружением в холодную воду обязательно надевайте гидрокостюм, он в значительной мере сократит отток тепла от вашего организма». Раньше думал, что люди заикаются только, когда говорят. Теперь знаю, что слова и в мозгах могут заикаться. Карбышев хоть за родину погиб. Руку словно судорогой к уху прихватило. Тело уже не чувствую, мозги онемели.
Камни! Упираюсь и выпрямляюсь. Осталось дотащить несколько метров. Волы землю пашут, а ледяную воду – такие ослы, как я. Выбрался – глядь, а вещички далеко. Прилично меня протащило. Опять бежать?!
Кульминация, апогей… что там еще?.. квинтэссенция… И все это здесь, и сразу. Навсегда в памяти останется бег голыми мокрыми ступнями по камням, остывшим до минус двадцати градусов. Раскаленная сковорода! Кажется, кожа на камнях остается. Не выдерживаю и запрыгиваю ступнями в воду, чтобы отогреться. Ничуть не теплее, только муки продлеваются. Добежал, мигом оделся и развел костер.
Холод отпустил. После выпитого чая самочувствие стало нормальным, как ничего и не было. Отдохнул и отправился вытаскивать сохатого на берег, чтобы не смыло. Слышу гул моторки. Толя возвращается. Вот же радость! Сейчас вместе разделаем, и через два часа начну дома гордо ходить по избе. Больно вспоминать, что было дальше! Не доехав до меня метров двести, моторка начала уходить под тот берег, потому что моя сторона ; мелкая, перекат, а та – приглубая. Ору, стреляю, а что толку? У него за спиной мотор гудит.
«Он уехал, он уехал, а слезы льются из очей». Тушу разделывать не умею, отложим на завтра. Вытащу только желудок, чтобы мясо не пропало. К делу! Хвать за ножны – а ножа нет! Где-то вывалился, пока я бегал. На каком километре искать? Проблемный лось попался: не убежит – так уплывет, не уплывет – так протухнет! Выломал толстую сушину и заостренным концом начал пробивать шкуру. А кто же из древних героев шкуры руками раздирал? Геракл пасти рвал. Витязь в тигровой шкуре, что ли? Две палки обломал безрезультатно, третьей пробил. Кое-как расширил дырку, чтобы рука начала пролазить. Тепло, но аромат непростой.
Много ли в человеческую руку наберешь? Черпаю и черпаю. Да сколько же ведер в этом желудке?! Последние десять минут уже с плечом в него залажу. Меня теперь просто обязаны принять в ветеринарный техникум без экзаменов. Дело сделано, можно идти домой, темень уже полная. «Каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием». Дня три я стойко благоухал сохатиным желудком, даже баня не помогла.
Навалилась гнетущая усталость, а до дому – километров девять. Шел я, брел я… Чего только не передумал и каких страхов себе не надумал. Решил, что если источаю такой лосиный дух, – на меня обязательно должны выйти волки. Верчу головой во все стороны, винтовку держу наготове. Конечно же, волки не появились. В Европе они привыкшие к человеку, поэтому и опасные. В тайге же по-настоящему дикие и встреч избегают. Хотя, спустя время после этой истории, один трепетный случай произошел.
Вторая половина зимы, ночь, луна, возвращаюсь с проверки капканов, до дома ерунда осталась – километров шесть. Завыл волк! Минут через пять опять завыл. Первый раз вой – справа напротив меня, и второй раз – справа напротив меня. Значит, идет параллельно с моей скоростью. Когда он завыл в третий раз и тоже справа, и тоже напротив – неспокойно стало. Да что ж тебе неймется, луна, что ли, действует? Ружья нет, достал нож и начал периодически озираться. Четыре километра он, а может, и они держали меня в напряжении. Шли параллельно, не понятно, на каком расстоянии: то кажется, что метрах в двадцати воют, то кажется, что в ста. Потом перестали.
Но это будет через два года лунной ночью. Сейчас ночь безлунная, «я пока за кочки прячусь, озираюсь, задом пячусь, с кручи прыгаю». Постоянно спотыкаюсь о камни. Надоело воду глотать, есть хочется. У сохатого внутри что-то нащупывалось, похожее на сердце или печень, надо было отодрать кусок. Сейчас бы наткнул на палку и на костре поджарил.
Последний поворот. Вижу огонек на той стороне – мое окошко светится. Наконец-то! «Как, скажи, тебя зовут? – и она ответила: «Победа!». Сейчас сделаю веслами несколько сот гребков и всё! Но лодки нет.
Сходил километр туда-сюда по берегу – точно нет. А привязал ли я ее? Нос поддергивал – четко помню. Кажется, в спешке забыл привязать. Вода могла слегка подняться или ветер столкнул. Хоть бы ее куда-нибудь недалеко в курию затащило! Могла и мимо меня проплыть, а я в темноте не увидел. Та-ак… «Спокойно, товарищ, спокойно. У нас еще все впереди». Надо собрать остатки сил, залезть по осыпи в распадок, наломать сухих сучьев, спуститься вниз и развести сигнальный костер. Так и сделал. Минут через десять на той стороне завелась моторка.
Анатолий как всегда невозмутим и молчалив, словно иностранец в чужой языковой среде. Жена ; радостная и плачущая – сильно переволновалась, в глазах – сплошные вопросы. У меня же нету сил изображать героя. Честно признаюсь: «Я чуть не сдох!»