29 сентября 1942г.
Таня, скрестив руки на груди, смотрела на то, как пустеет бар. На часах недавно перевалило за девять вечера, так что многие офицеры уже уходили. Зоя, держа за руки, провожала одного из них, тихо, почти шепотом разговаривая с ним у дверей. Таня хоть и стеснялась немного, ей было отчасти неловко, но она подсматривала за ней. Почему-то ей нравилось со стороны наблюдать за отношениями Зойки с ее офицером — в них она видела себя.
Она до сих пор помнила не только слова Йоахима, но даже выражение его лица, когда он говорил ей все это. Он просил дать его брату шанс. Но ни тогда, ни сейчас она не приняла никакого окончательного решения — пусть все будет так, как есть; пустила на самотек. И она сама понимала, что ее это вполне устраивает. Пока.
— Татьяна Викторовна, — Зоя, выпроводившая своего друга и по пути собравшая со столов пустые стаканы, подошла к Тане, поставила стаканы перед ней, — можно уже идти?
Таня, придвинув к себе стаканы, взглянула на нее. Она сразу догадалась, что девушку ждут снаружи. Усмехнувшись, ответила:
— Хорошо. Но только помоги выпроводить оставшихся.
— Спасибо, — Зойка просияла и, развернувшись лицом к залу, на немецком гаркнула: — Молодые люди, собираемся! Мы закрываемся!
Немцы, смеясь, поднялись из-за столов и, подшучивая над Зоей, двинулись к выходу. Та, отпустив пару шуток им вслед, прошла дальше и остановилась у стола возле фортепиано, который единственный остался занятым.
— А вам отдельное приглашение нужно? — в голосе Зои, остановившейся рядом с сидящим за столом парнем, чувствовалось явное недовольство.
— Может, и нужно, — он улыбнулся.
— Сказано же, что…
— Зоя, — Таня взглянула на нее, — ты же уходить собиралась.
— Но, — она махнула рукой в сторону улыбающегося немца, — он же…
— Зоя, — Таня выразительно на нее посмотрела. — Ты свободна.
— Ладно, — она пожала плечами, — до свидания.
Взметнулись рыжие кудряшки девушки, звякнул колокольчик. Таня устало вздохнула и, мягко улыбнувшись, посмотрела на немца. Тот, откинувшись на спинку стула, молча смотрел на нее.
— Наконец мы одни, — тихо произнес он.
— Сыграй мне, — попросила Таня, взяв поднос с пустыми стаканами в руки, — а я пока уберу.
Она скрылась в служебном помещении и принялась мыть стаканы. Тем временем из зала до нее стали доноситься звуки одного из вальсов Чайковского. Девушка даже чуть приглушила воду, чтобы было лучше слышно. Музыка Чайковского ее всегда успокаивала.
Закончив со стаканами и поставив их сушиться, она вышла в зал и принялась протирать стойку. Он все еще продолжал играть Чайковского, лишь один раз прервавшись — обернулся, чтобы посмотреть на нее, и снова продолжил играть.
— Хотела бы я играть так же, — Таня присела рядом с ним, придвинув стул к фортепиано.
— Хочешь, научу? — предложил он.
— Куда мне, — улыбнулась она.
— Не хочешь?
— Нет, — она мотнула головой.
— Тогда спой мне.
— Макс! — рассмеялась Таня. — Ну что я спою тебе? Я же не знаю ни одной вашей песни…
— А ты спой мне на русском, — Ридель уже перестал играть Чайковского и начал просто импровизировать, легко перебирая пальцами по клавишам. — Мне нравится, когда ты поешь.
— Давай не сейчас, — она встретилась с ним взглядом. — Как-нибудь потом.
— Ну вот, — он театрально вздохнул, — стараешься для тебя, играешь, а ты…
Оборвав последний аккорд, Макс закрыл крышку и повернулся лицом к Тане.
— Ну, что ты? Обиделся? — Таня облокотилась о пианино.
— Может, и обиделся.
Он встал со стула, прошелся по залу и остановился возле патефона, задумчиво выбирая пластинки.
С улицы послышался шум, топот множества ног. Таня даже не подошла к окну — она знала, что снова кого-то ищут. Теперь стало страшнее — налеты участились, кругом пожары и разруха. К тому же, стали обыскивать дома.
Новостей с фронта почти никто не знал. Радиоприемников ни у кого не было — приказ сдавать их при обысках. На Ворошиловском стоял громкоговоритель, но по нему никаких сводок не передавали. Была лишь одна газета — «Голос Ростова» — но в ней печатались лишь сведения со стороны немцев. Таня даже как-то пару раз покупала ее, но интерес сразу пропал — ей совершенно не доставляло никакого удовольствия читать воспоминания Муссолини о своем сыне или статьи вроде «Жиды и русская литература», «Жиды и русская музыка».
Если кто-то хотел узнать новости, то ему стоило идти на рынок. Так или иначе, кто-то слушал радио подпольно и передавал услышанные сведения, а потом их уже разносили по рынку. Да и к тому же там постоянно были партизанские листовки, часть из которых Таня сама же и развешивала.
— Как же я устала, — вздохнула Таня, услышав, как заиграла тихая музыка, — от всего этого…
— Иди сюда, — Макс протянул ей руку, приглашая. — Давай хоть на пару минут забудем… обо всем этом.
Она вложила пальцы в его ладонь, чувствуя, как Ридель сразу же приблизил ее к себе. Медленно завлекая ее в танец, Макс приятно улыбался, смотря на девушку сверху вниз. Таня, еще ближе приблизившись к нему, расслабилась. У нее давно такого не было… «Господи, — думала она, чувствуя дыхание немца, — сколько я уже не танцевала? Вот так, просто… Как же давно это было… Еще Олег был жив».
Вспомнив о своем бывшем женихе, она сбилась с ноги и остановилась, опустив руки. Закусив губу, она взглянула на Макса и, почувствовав, как задрожал подбородок, как стал в горле ком, отвернулась, села за стол.
— Что случилось? — спросил Макс, положив свои большие и теплые ладони на ее плечи.
— Как-то все это… неправильно.
— О чем ты?
— Понимаешь, — стерев застывшую на щеке слезу тыльной стороной ладони, произнесла она, посмотрев на Макса, — он умер… прямо на моих глазах. Я… видела все. И ничего не могла сделать.
— Прости, но я не понимаю тебя, — Ридель присел рядом.
— Это было еще в первую оккупацию, — Таня встала с места. Она не могла сейчас смотреть на Макса. Отчего-то ей было стыдно. — Мы шли с ним по улице. У него в руках был чемодан, небольшой такой — это были его вещи. Его дом был разрушен при боях, так что я предложила переехать временно ко мне; он согласился. Мы просто шли по улице, а тот солдат нас остановил. Он попросил… Нет, скорее потребовал, чтобы Олег показал ему содержимое чемодана. А он… Отказался, понимаешь? И зачем он только отказал ему?! Еще и подначивать начал, мол, голубей несу… У них завязалась словесная перепалка. Солдат начал угрожать, что если Олег не откроет чемодан, то он застрелит его. Как ты понимаешь, солдат выполнил свое обещание — просто поднял автомат и выстрелил. — Таня замолчала на пару секунд, а потом добавила: — А знаешь, что самое интересное? Он просто пнул потом этот чертов чемодан и ушел.
— И ты до сих пор чувствуешь свою вину?
— Да.
Рассказав это Риделю, Таня почувствовала, что ей стало легче. С тех пор прошел почти год, а Таня почти никому об этом не рассказывала. Все ее близкие знали, что Олег убит, но никто не знал, как это было. Кроме самой Тани, взвалившей на себя весь этот «груз». Но сейчас, рассказав все Максу, она почувствовала, что давно должна была сделать это — просто рассказать кому-то.
— Ты ненавидишь немцев? — тихо спросил Макс после продолжительного молчания.
— А разве есть за что любить? — Встретилась с ним взглядом. — Нет, я, конечно же, не говорю, что все вы одинаковые…
— Значит, всех под одну гребенку…
— Нет, почему же. Есть хорошие люди среди… вас.
— Да ну? — как-то грустно усмехнулся Макс.
— Да, — Таня зашла за стойку и облокотилась на нее. — Ты, Макс. И твой брат…
— Ты только не сравнивай меня с братом. Мы совершенно разные с ним люди.
— Разве? И чем же вы отличаетесь?
— Ты разве не заметила?
— Ты про возраст?
— Нет.
— Тогда что?
— Мы отличаемся тем, — Макс пересел за стойку, оказавшись напротив Тани, — что я ненавижу нацизм. Я ненавижу то, во что Гитлер и Геббельс превратили мою страну. Йоахима же, напротив, все устраивает. Поверь, он за фюрера готов жизнь отдать.
— Ты, — повторила за ним девушка, — ненавидишь нацизм? — Согласный кивок в ответ. — Но зачем тогда ты служишь?.. Ты же мог перейти на любую из сторон. Ты можешь быть летчиком где угодно.
— Все не так-то просто, — Макс пригладил ладонью волосы. — Думаешь, где-то сейчас нужен немецкий летчик? И что было с моими родителями, если бы я перебежал? С Йоахимом и его семьей? Да, может, мы и совершенно разные, но он все-таки мой брат, так что я как-никак люблю его. И я горжусь тем, что сражаюсь на стороне Германии. Я люблю Германию. Но я ненавижу то, во что Гитлер ее превратил… Да и его самого тоже. — Он неожиданно хлопнул ладонью по столу. — Все, хватит на эту тему. Я слишком разоткровенничался с тобой. Заканчивай, я подожду тебя снаружи.
Таня, проводив его взглядом до двери, дождалась, когда звякнет колокольчик, и взяла в руки тряпку, чтобы закончить со стойкой. Она никогда не думала, что такое может быть — парень с идеальной арийской внешностью, летчик Люфтваффе и ненавидит Гитлера.
Выходя с черного хода, она столкнулась с Максом прямо у дверей. Подождав, пока она закроет дверь, он повел ее к стоящей за углом машине.
— Я могу надеяться, — тихо произнес он, — что этот разговор останется между нами?
— Конечно, — также тихо ответила ему Таня.
Таня всю дорогу до своего дома просидела в машине молча. Ей неловко было разговаривать с Риделем при его водителе. Да, она знала Ганса, но все равно он смущал ее, заставляя смотреть в окно, отвернувшись от Макса.
— Ты же придешь завтра? — тихо спросила Таня, когда машина остановилась у арки.
— Возможно, — Ридель пожал плечами. — Но я ничего не обещаю.
Попрощавшись с Максом у машины, Таня попросила не провожать ее и быстро скрылась в подъезде. Уже только оказавшись у себя в квартире, она спокойно вздохнула — сегодня ей предстояла трудная ночь. Девушка знала, что сейчас неплохо было бы лечь и хоть немного поспать, но боялась, что просто проспит и не успеет вовремя выйти из дома. Поэтому, потушив в комнатах свет, она решила прибраться в коридоре, оставив только там горящую лампочку. Надеялась, что уборка отвлечет ее ото сна.
Переставляя в коридоре предметы с места на место, она мысленно перебирала все, что было сегодня в баре. Макс, впервые за долгое время, весь день просидел в баре. Впервые за долгие полтора месяца он не просто забежал к ней на пару минут, а его отпустили на весь день, дав сутки на отдых. И вместо того, чтобы отдыхать на квартире, он пришел к ней утром и весь день просидел за столиком, потягивая кофе. За весь день они перебросились десятком двух слов, стараясь говорить поменьше при посторонних и ожидая закрытия.
Таня и сама не понимала самой себя. За все это время она успела привыкнуть к Максу настолько, что не представляла себе, что будет дальше. Она знала, что война рано или поздно закончится, а с ней и оккупация, и придется расставаться с Риделем. Но она так не хотела этого… Порой она задумывалась над тем, что она скажет Максу, если тот предложит сбежать с ним (а она была уверена, что он предложит). Согласится, послав все к чертям, обрубив все концы, забыв обо всех и вся, или останется здесь, с братом и мамой? Она сама не знала. Сейчас она не была уверена ни в чем. Ей оставалось только ждать…
Тут, прокручивая очередной раз в голове слова Макса о том, что он ненавидит нацизм, она вспомнила свой недавний разговор с Максом о Йоахиме. Тот рассказал ей, что у брата в Германии осталась жена и две дочки пяти и семи лет. Она тогда весьма удивилась, узнав подробности о жизни Йоахима — она почему-то за все время ни разу не думала о том, есть ли у того семья. В другой раз Макс даже показал ей фотографию, на которой была изображена вся семья его брата: Йоахим в своей темной форме, скромно улыбающаяся жена с аккуратно заплетенными волосами и две светловолосые девчушки с косичками. В какой-то момент, смотря на черно-белую фотографию, Таня поняла, что завидует Йоахиму, завидует его маленькому семейному счастью.
Закончив с уборкой в коридоре, Таня взглянула на часы — почти час ночи; значит, уже можно собираться. Но для начала нужно было все проверить — оглядела с балкона все окна дома. Везде темно, значит, все спят. Накинув шаль поверх кофточки, она вышла из квартиры, тихо закрыв за собой дверь. Главное — не натолкнуться сейчас ни на кого, иначе ее поход отменится.
Выйдя из арки, Таня завернула за угол и пошла через сквер к Пушкинской улице. Там, через два квартала ее ждал Коля в здании брошенного киномеханического завода кинотехники. Она случайно встретилась с ним вчера на улице — он лишь сказал, где готов встретиться с ней, во сколько. Также упомянул, что будет интересная работа. И ушел.
Сейчас же Таня, устав перебирать варианты того, что ждало ее на заводе, вновь повторила про себя те слова, которые она скажет, если натолкнется на немцев. По ее версии — она срочно торопится в бар, потому что не помнит, закрыла ли она там воду в кране. Почему, правда, она идет совершенно в противоположную сторону от бара, она еще не придумала.
Дверь в здание фабрики была прикрыта, но не заперта. Девушку немного удивило то, что вход никак не охранялся — обычно, здания такого значения охранял кто-нибудь из Вермахта. Сейчас же не было никого.
Обернувшись и проверив, не идет ли кто за ней, Таня убедилась, что она тут одна, и проворно юркнула внутрь. Быстро привыкнув к темноте, стала идти вперед по коридору. Только сейчас она поняла, что не знает, где Коля. В здании было четыре этажа, так что кричать с лестницы просто глупо — мало ли кто услышит. Поэтому решила обойти этажи.
Стоя на втором лестничном марше, девушка услышала шорох шагов, доносившийся до нее с этажа. Прильнув к стенке, она замерла и вся обратилась в слух, готовясь, на всякий случай, бежать назад.
Через пару секунд из-за угла вышел человек и остановился, стоя у лестницы. Как поняла Таня, он пытался высмотреть ее в темноте. Видимо, не только она услышала его шаги.
— Танька, ты? — тихо прошептал знакомый голос совсем рядом.
— Коля, — выдохнула она. — Зачем так пугаешь?
— Пошли, — он взял ее за руку и потянул ее за собой.
— И что там? — спросила Таня, спеша за братом. — Что за дело?
— Увидишь, — усмехнулся парень.
Они зашли в какой-то зал, как сразу отметила про себя Таня, который был насквозь провонявшим каким-то знакомым, но неприятным запахом. Здесь по всему периметру валялись опрокинутые пустые шкафы. Все их содержимое в диком хаосе лежало подле них на полу. Таня сразу догадалась, что немцы успели и здесь побывать.
Тут она заметила движение в темном углу, через секунду услышала шорох. Таня замерла, глядя туда, откуда она услышала шум. Быстро обернулась на Колю — тот, казалось, ничего не заметил, продолжая идти вдоль окон, завешенных каким-то тряпьем.
— Коля! — испуганно прошептала Таня, когда темная фигура двинулась к ним. Уже громче повторила: — Коля!..
— Чего орешь? — шикнул он, оборачиваясь. — А-а… Игорь, ты зачем туда ушел? Свои же.
Таня, остановившись возле брата, внимательно следила за приближающимся к ним человеком. Как она поняла — Коля знал его, так что бояться было нечего. Но все равно ей было как-то не по себе.
Коля наконец зажег несколько свеч, стоявших на одном из перевернутых шкафов. Девушка наконец смогла разглядеть подошедшего к ним Игоря.
Примерно ее возраста, тёмно-русый парень с взъерошенными волосами рассматривал Таню с таким же интересом, как и она его. Сложив руки на груди, он по-птичьему склонил голову вбок и чуть прищурился. Таня же лишь бегло оглядывала его, пытаясь создать для себя лишь общую картину того, что представляет из себя этот Игорь. Но их «знакомство» прервал подошедший к ним Коля:
— И долго вы еще будете так стоять? Игорь, давай, за дело. Ночь тоже не будет длиться вечно…
Игорь кивнул ему и отошел. Усевшись на один из упавших шкафов, он взял в руки кисть и, даже не смотря в сторону девушки, спросил:
— Значит, Таня?
— Таня, — согласилась она.
— Та самая? Которая Зима?
— Которая Зима. А ты… кто? Хотелось бы все-таки узнать немного о тебе.
— Это Игорь, — за него ответил Коля, — Игорь Громов. Можешь Громом называть. Он тоже с нами. Пришел помогать. — Подтолкнул Таню к очередному перевернутому шкафу. — Садись, тоже поможешь.
— А делать-то что? — спросила Таня. — Ты ведь так ничего и не объяснил.
— Умеешь красиво буквы выводить? — он поставил рядом с ней на лакированную стенку шкафа баночку гуаши, а руку сунул кисть. — Значит, сейчас побудешь художником.
— А что писать-то? И где?
— Держи, — протянул несколько этикеток. — Пиши, что захочешь. «Брызги шампанского», например. Или «Рио-Рита».
— Хорошо. А вы чем заниматься будете?
— А у нас тут тоже дельце есть, — он кивнул головой в сторону Игоря, склонившегося над полом и мерно водившим кистью по чему-то. — Мы тут грампластинки нашли, красивые такие, лаком покрытые… Ну и пачку этикеток тоже. Теперь вот те, которые уже подписали, олифой покрываем, чтоб блестели.
— И что потом?
— Немцам продадим — что еще делать-то.
— А… — Таня перевела взгляд с брата на Игоря, потом назад. — А вы хоть знаете, что на них?
— Нет, — Коля мотнул головой и подмигнул ей. — Потом узнаем.
Таня, прищурившись, посмотрела в глаза Коли, пытаясь разглядеть озорной огонек, который она явно видела. «А может, — подумала она, — это просто пламя от свечи отражается?» Что-то подсказывало ей, что Коля прекрасно знает, что записано на пластинках.
Взяв кисть в руку, она начала медленно выводить буквы по этикеткам. Не успела она закончить даже первую этикетку и на половину, как к ней подошел Коля, отвлекая от работы.
— На вот, — он протянул платок. — Ты повяжи лучше. А то надышишься еще олифы этой…
— Эх, Коля, — со вздохом произнесла девушка. — Как бы чего не случилось из-за этого всего.
— Не бойся, — парень отошел к своему месту, где рядом с Игорем покрывал олифой уже готовые этикетки, — я быстро бегаю.
Таня лишь покачала на это головой. Она уже поняла, что с братом бесполезно спорить.
Аккуратно нарисовав штук семь «Рио-Рит» и с дюжину «Брызг шампанского», девушка отложила кисть и подошла к парням, которые как раз решили тоже передохнуть, усевшись рядом с ними. Игорь достал папиросу, закурил. Коля все это время, вытянув ноги вперед, просто смотрел в потолок, с которого в некоторых местах послезала побелка. Таня увидела, как заинтересованно Коля посмотрел на папиросу друга, но промолчала.
— Ну-к, дай-ка, — попросил Коля, протягивая руку к Игорю, — один раз затянусь.
Игорь молча отдал папиросу, ничего не сказав. Таня же, напротив, возмутилась:
— Коля! Ты…
— Тс, — цыкнул на нее парень. — Я один раз, и все.
— Ты ведь обещал не курить, — насупилась она.
Коля, не обращая внимания на ее слова, затянулся, выпустил дым через нос и вернул папиросу Игорю. Таня же демонстративно отвернулась от него и угрюмо уставилась взглядом в пол.
— Танька, — брат приобнял ее за плечи, — ну ты чего?
— Отстань, — пробубнила она, обиженно передернув плечиками.
— Ты же знаешь, — продолжал он, — что ты ни за что в жизни не перевоспитаешь меня.
— Ты матери обещал не курить.
— А мы ей об этом не скажем? Так ведь? — Таня повернулась к нему лицом, устало посмотрела и еле-заметно кивнула. — Вот и отлично. Эх, Таня… Ладно, надо дальше продолжать, а то рассвет скоро.
Закончив почти под утро со всеми пластинками, они оставили их, запрятав для надежности в один из упавших шкафов. Завтра, как сказал Тане Игорь, он с ее братом вернется, заберет их, а потом продаст немцам.
— Коль, — позвала брата Таня, когда они собирались уходить.
— Чего тебе? — сразу же отозвался брат.
— Как мама?
— Да также все, — он вздохнул и, вспомнив о чем-то, хлопнул себя ладонью по лбу. — Я же тебе главного-то не сказал! Я теперь с ней живу.
— Что? — удивилась она. — Как так? А ты не боишься, что… раскроют?
— Не, я все продумал. Если что, скажу, что зрение плохое, поэтому дома. Они-то ведь проверять особо не будут. А на слова, естественно, поверят.
— А насчет Биржи как? Ты же знаешь, что за неявку будет…
— А тут уже Дядь Миша постарался. От Юговцев вызвали туда одну девушку, которая оттуда сбежала, — встретился с Таней взглядом. — Да, не только тебе удалось удачно выбраться из Биржи. Так вот, она ж свой листок прихватила с собой. Ну, по его образу и подобию мы наделали себе таких же листков. Потом кое-кто отнес их на Биржу, спрятав там в архив. Так что, не бойся — тут все схвачено.
— Смотри, — Таня неодобрительно покачала головой, — чтоб не попался ты…
— Не попадусь, — пообещал ей Коля. — И все хотел спросить, да забывал. Ты, Тань, это…
— Не мямли, — попросила девушка брата. — Спрашивай, что хочешь.
— Тебя там никто не обижает? Ни Макс этот, ни Йоахим?
Таня вздохнула. Она уже начала жалеть, что рассказала пару недель назад Коле о том, как ей удалось покинуть здание Биржи не без помощи брата Макса. Потому что теперь у Коли появилась дурацкая мысль, что Йоахиму что-то нужно от нее.
— Коля, успокойся. Все хорошо.
— Смотри, если обидят как…
— Коля, — Таня посмотрела ему в глаза, — не беспокойся. Никто меня не трогает и, уж тем более, не обижает. Поверь мне, они вряд ли смогут сделать это.
Сейчас ей очень хотелось рассказать Коле о том, что у Йоахима есть семья, и он только с виду такой серьезный, но она не могла. Таня понимала, что это явно не та информация, которой стоило бы делиться с братом. Ведь если бы она рассказала кому-то, то есть большая вероятность, что из-за этого у Йоахима появились бы проблемы.
— Что-то мало верится в это, — Коля вздохнул и картинно закатил глаза.
— Не волнуйся, — она положила руку на его плечо. — Если что, то первым делом я обращусь за помощью к тебе. Ведь мой старший брат постоит за свою младшую и глупую сестру?
— Насчет глупой — не спорю, — усмехнулся он. — А вот насчет младшей я бы поспорил. Порой ты начинаешь учить меня уму-разуму, как будто ты раза в два меня старше.
— Коля!
— Ладно-ладно, — показывая, что сдается, он поднял руки. — Но ты права, твой старший брат постоит за свою сестру. И не только он постоит, — улыбаясь, кивнул в сторону Игоря, — и этот тоже.
Таня, тихо смеясь, лишь покачала головой. Почему-то она не предала значения этим словам. А, возможно, зря.
Попрощавшись с Колей и Игорем, Таня уже хотела скрыться в одном из проходных дворов, чтобы поскорее оказаться дома, но ее тихо окликнул Игорь.
— Постой, — он подошел к ней. — Мы же еще увидимся?
— Возможно, — улыбнулась девушка. — Теперь, если ты не против, я бы хотела пойти. Я устала и очень хочу спать, да и натолкнуться на патруль мне бы очень не хотелось.
— Д-да, — закивал он, — конечно…
Уже дойдя до угла дома, Таня обернулась и помахала рукой стоявшим на месте парням. Она увидела, как Игорь помахал ей в ответ, а Коля лишь махнул рукой, намекая на то, чтоб она побыстрее шла домой. Развернувшись, Таня зашагала к Садовой, пробираясь через темные дворы.
Удачно скрывшись за аркой в своем дворе от патрулировавших улицу немецких солдат, Таня проскочила в подъезд и быстро поднялась на свой этаж. Оказавшись в квартире, она первым делом взглянула на часы — на сон ей почти не оставалось времени. «Ну, — подумала девушка, проходя в спальню, — три часа сна все-таки лучше, чем ничего».
Только лишь голова ее коснулась подушки, как голову заполнил поток мыслей. Пытаясь поскорее заснуть, Таня пыталась отогнать их от себя. Вроде получилось, но одна все равно назойливо не давала покоя. И это была мысль о том, как вел себя с ней Игорь. «А ведь, — думала она, — что-то странное было в нем. Особенно то, когда он подошел спросить, увидимся ли мы еще. Зачем ему было это спрашивать? Странно все… Ладно, к черту все эти мысли. Сейчас главное — выспаться, ведь совсем скоро идти в бар. Надеюсь, что хоть часа два смогу поспать».
И уже когда Таня почти уснула, с улицы раздались звуки взрывов и уже знакомый мерный гул. Девушка и не обратила бы на самолеты никакого внимания, если бы где-то совсем рядом не упал снаряд, попавший в одной из соседних зданий. Кровать качнулась, и сон сняло, как рукой. Таня, слыша, как зазвенели хрустальные подвески на люстре в гостиной, рывком встала с постели и примкнула к окну, озаренному пламенем с улицы.
Так не бомбили уже давно. Какое-то время Таня даже думала, что налетов больше не будет. Но, как оказалось, нет. Это было лишь затишье перед бурей.
«Макс», — единственное, о чем первым делом подумала Таня, видя разгорающийся пожар в доме напротив.