15 сентября 1942г.
Всю ночь Таня не спала, думая о том, что теперь ее ждет. Она боялась предстоящего дня.
«Ну, надеюсь, что все будет хорошо, — пыталась убедить она себя. — Кто меня угонит? У меня же бар… Он же так нравится всем им. Какой же бар без… меня? Нет, этого не произойдет. Быть такого не может!.. наверное. Ну зачем, зачем я им? Хотя… Как говорится, в хозяйстве все пригодится… Черт! А ведь никто из Юговцев и знать-то не будет, если угонят… И не скажешь уже — почти утро. Опасно теперь к ним идти — заметят. А мама?.. Она ведь тоже и не узнает… И так все и останется, как было — будет считать меня предательницей. Ну почему, почему я? За что?»
Из дома она выходила с мыслью, что больше сюда никогда не вернется. Девушка даже не замечала людей вокруг себя — просто бездумно шла вперед. На углу ее кто-то зацепил, толкнув в плечо, и ушел, даже не извинившись. Но Таня и сама этого не заметила — настолько была погружена в свои мысли.
«Что, что мне теперь делать? — думала она, медленно идя вперед. — А бар на кого оставлю? Точно!.. Зойка… А я ведь и ее не предупредила. А она, наверное, уже пришла. Надеюсь, не будет ждать меня под входом весь день и уйдет. Догадается ведь, наверное…»
— …постой же! — кто-то схватил ее за руку. — До тебя не докричишься.
Таня остановилась и испуганно обернулась. Это был Макс. Он, сидя в машине, просунул через окно наружу руку и крепко сжимал ее пальцы в своей ладони.
Только сейчас Таня заметила, что, уйдя в свои мысли, шла совсем близко к дороге.
— Что с тобой? — спросил он, смотря на девушку. — Ты сама не своя.
— Прости, — она выдернула пальцы, медленно отходя в сторону, — мне нужно… Я… должна идти.
— Погоди! — крикнул он, высовываясь из окна. — Постой!
— Я должна, — мямлила Таня, отдаляясь от него. — Я… спешу.
— Да куда же ты?!
— Я? На Биржу… Мне нужно идти, прости. Если что, то… бар… Сам разберешься во всем.
— Да погоди же ты!
— Нет, Макс, прости…
— Постой!
— Пока, Макс…
Девушка быстро развернулась и спешно зашагала вперед. Она боялась, что Ридель еще задержит ее своими разговорами. Сейчас она и сама понимала, что хотела, очень хотела бы остановиться и поговорить с ним, но не могла. Просто почему-то не могла переступить через себя. Поэтому, поджав губы и сдерживая накатившие почему-то слезы, шла вперед.
Только лишь когда она остановилась напротив здания Госбанка, где теперь располагалась Биржа Труда, она смогла спокойно выдохнуть. Но, увидев толпу людей, выстроившуюся перед входом в здание, Таня непроизвольно вздрогнула. Набрав побольше воздуха в грудь, она пошла к ним.
Стоя в очереди и размышляя о чем-то своем, она заметила в толпе знакомую фигуру.
— Зоя! — крикнула она, увидев, как взметнулись знакомые рыжие кудряшки.
— Татьяна Викторовна! — улыбнулась девушка, подходя к ней.
— Я думала, что ты будешь в баре.
— Ну, как видите, я тут.
— А это что? — удивилась Таня, увидев забинтованную руку Зои.
— А это то, что может мне помочь, — она загадочно улыбнулась и начала разматывать бинт. Через пару секунд Таня увидела растравленную рану на руке девушки.
— Господи, да как же ты так умудрилась?
— А это мне знакомая одна посоветовала. Я на левую руку капнула соляную кислоту, а затем положила в ранку чеснок. И растравила руку.
— Зойка! Да что же ты… До кости прям…
— Ничего, Татьяна Викторовна, заживет. Правда, сейчас авитаминоз начался, поэтому сейчас особо не заживет… Но потом все нормально будет. Зато, может быть, не угонят.
Тут кто-то позвал Зою, и та, попрощавшись с Таней, скрылась в толпе людей. Таня, оставшись одна, тяжело вздохнула, оглядывая массивное здание.
Наконец Таня зашла. В большом зале стояло несколько столов, за которыми сидели врачи, отмечая что-то в листках стоявших рядом людей. И нужно было переходить от одного к другому. Но что больше всего испугало Таню, так это то, что врачи все были своими, русскими. Лишь один из них был немцем.
Внутри людей было намного больше, чем снаружи. Причем, как заметила Таня, были люди разных возрастов — как школьники, так и люди постарше.
Таня прошла один стол, ей что-то написали на бумажке, так называемой «истории болезни», — документ уже отметили. Но она даже не стала смотреть, что там, пошла дальше.
Пройдя почти половину всех столов и получив несколько положительных отметок на листке, Таня наконец пришла в себя, засуетилась. Она наконец-то поняла, что здесь ей никто не поможет — надо полагаться только на себя.
Отойдя от очередного стола, она заметила коридор, выходящий на Социалистическую. Девушка остановилась на пару секунд, раздумывая над тем, а не попробовать ли ей сбежать? Выход никак не охраняется, даже дверь открыта, будто приглашая ее… Когда же Таня уже готова была решительно шагнуть вперед, кто-то, сидящий за ближайшим столом, ее окликнул, поэтому пришлось развернуться и идти к столу.
Когда же Тане оставалось пройти последние пару столов, ей стало не по себе. Все отметки в ее листке был положительными. А впереди оставалось всего четыре стола, за одним из которых сидела Селезнева. Таня очень хорошо ее знала еще по довоенному времени. Да и рассказы о ее военных «подвигах» облетели весь город — многих она отправляла в Германию безжалостно, была очень жестоким человеком. Работала на немцев с полной отдачей. И, что было самым ужасным, решение, которое примет эта Селезнева, было самым важным — угонят тебя или нет. Поэтому Таня решила попытаться заговорить ее, чтобы она нечаянно написала не ту отметку в листе.
Таня, мысленно подбирая нужные слова для разговора, смирно сидела на стуле перед Селезневой, пока та что-то отмечала у себя в карточках. Она удивлялась, что за столько лет даже не запомнила ее имени, знала лишь одну фамилию.
Селезнева гадко искривила губы в подобии улыбки, взглянув на Таню. Девушке от этого стало немного не по себе. Пытаясь увидеть, что там пишет эта женщина, она начала:
— Мы же с вами давно знакомы… Вы ведь знаете мою мать. Вы даже учились с ней вместе…
— И что? — оторвавшись от карточек, она посмотрела на Таню. — Мало ли кого я знаю. — И снова принялась писать.
— Но вы ведь… Я помню, как вы…
— Да замолчишь ты или нет?! — зашипела врач, гневно взглянув на Таню.
— Но вы понимаете, у меня мама ведь остается… одна…
— Мне какое дело до твоей мамы? И вообще, тебе какая разница, где с немцами водиться? Что, думала, не знаю о тебе ничего? Да кто о тебе и твоей рюмочной не знает! Ты же…
Таня опешила. Она знала, что поползли слухи, но не обращала на них внимания — она ведь знает правду. А тут на нее как-то внезапно вылили столько «грязи», что ей стало как-то неловко, захотелось в этот же момент просто убежать, чтоб только не слышать этих слов в свой адрес.
Но тут к Селезневой подошел какой-то парень в очках, прокашлявшись, прошептал ей что-то на ухо и увел за собой. Таня даже не оглянулась, чтобы узнать, куда ушла врач. Ей казалось, что ее только что порядочно так окунули в грязи. Не думала она, что про нее такое по городу ходит.
Женщина вернулась через пару минут. Усевшись на свое место, поправив перед этим белый халат, она быстро дописала что-то в своей карточке, отметила в листке Тани и с недовольным лицом вручила его ей. Таня, взяв свой листок, непонимающе смотрела нее. Она ясно видела отрицательную отметку.
— Проваливай, — прорычала Селезнева, сверля ее взглядом. — Не забудь поблагодарить своих друзей…
Встав со стула, Таня спешно отошла от ее стола, оглядываясь по сторонам. Она пыталась понять, что сейчас произошло. Она же сама видела, как до своего ухода Селезнева была готова написать ей положительные отметки в листке, но, вернувшись, не сделала этого. Что же помешало ей это сделать?
Проходя к следующему столу, Таня увидела чьи-то немецкий китель и фуражку, на мгновение мелькнувшие в толпе. «Неужели Макс? — подумала она, усаживаясь за стол. — Нет, вряд ли. Что ему тут делать? „Не забудь поблагодарить своих друзей“. О чем это она вообще говорила? Может, я и вправду сейчас видела его? Нет, форма другая была… вроде…»
Врач, взяв ее листок, бегло осмотрел Таню.
— Прививку уже сделала? — занеся руку над листком, спросил он и вопросительно посмотрел на девушку.
— Нет, — Таня отрицательно мотнула головой.
— Тогда пройдешь к последнему столу. Там тебе сделают прививку.
— А это точно необходимо? — засомневалась Таня. Она с детства ненавидела делать всякие прививки, ненавидела уколы и не выносила вида шприца.
— Не сделаешь — не получишь карточек на хлеб.
Таня нахмурилась. Даже из-за карточек ей не хотелось делать прививку. Ее вообще что-то настораживало в этом — с чего это вдруг им будут делать какую-то прививку? Обернувшись к тому столу, она увидела врача в белом халате, лежащие перед ним на столе медицинские инструменты и толпу людей, выстроившихся на прививку. Таня лишь мельком увидела блеснувшую на свету иглу шприца, но ее сразу передернуло от одного лишь вида и она поспешила отвернуться.
Мужчина, пригладив волосы рукой, только хотел начать что-то писать в ее листке, но его остановили:
— Не стоит.
Таня обернулась. Позади нее стоял Йоахим и внимательно смотрел на врача, сложив руки за спиной.
— Но я почти… — невнятно произнес мужчина, смотря на Риделя. — Я сейчас закончу. Почти дописал…
— Не стоит ничего дописывать, — произнося эти слова, Ридель нисколько не изменился в лице. — Пусть идет.
— Но она прививку даже еще не сделала…
— Никакую прививку она делать не будет, — последние два слова он выделил голосом.
— Но…
— Это распоряжение криминальрата.
— А вы, простите, кто? — врач поправил очки на носу, присматриваясь к Йоахиму.
— Криминальрат и штурмбаннфюрер СС Йоахим Ридель. — Ему все это, как заметила Таня, начало надоедать. — Мне показать документы?
— Нет-нет, — мужчина отчаянно замотал головой. — Что вы… Вот, возьмите. Я, правда, не дописал…
Йоахим молча взял из его рук «историю» Тани и, попросив ее идти за ним, двинулся сквозь толпу на выход. Девушка, оглянувшись на врача, который уже принялся заполнять листок другого человека, поспешила за Риделем, боясь потерять из виду.
Ридель вывел ее через тот самый коридор, который вел на Социалистическую. Там его ждала машина с водителем. Придерживая заднюю дверцу, Йоахим кивнул Тане, приглашая ее сесть. Боясь сказать ему хоть слово, она беспрекословно села. Йоахим, присев рядом и захлопнув дверцу, что-то тихо сказал водителю.
— Так и будем молчать? — произнес Йоахим, глядя на Таню, когда они выезжали на соседнюю улицу.
— Это вы… — Таня, не смотря на него, гладила пальцами край юбки. — Вы сказали Селезневой, да? Вы приказали ей?
— А как ты думаешь, кто еще мог?
— Но… зачем?
— А тебе хотелось отправиться в Германию? Что-то я этого не заметил.
— Нет, я благодарна, конечно…
— Ты не меня благодари, а Макса. Я просто выполнил его прихоть.
— Макса?!
— Да, он заехал ко мне утром, сказал, что с тобой что-то не то творится, про Биржу чего-то наговорил, попросил разобраться. Как всегда он пользуется мною.
«Неужели это правда? — Таня посмотрела в лицо Йоахима, ища хоть какой-то намек на то, что он разыгрывает ее. Она не верила, что это может быть правдой. — Неужели и вправду Макс позаботился? Точно, я ведь видела его утром… Теперь понятно, что имела в виду Селезнева».
— Что за прививку хотели мне сделать? — неожиданно спросила Таня, взглянув в глаза-льдинки мужчины.
— Лучше тебе не стоит знать.
— Все-таки обидно, что другим людям не везет так, как мне.
— Почему же? Их не заставляет никто.
— Так ведь за прививки карточки на хлеб дают. Поверьте, для них лишний кусок хлеба намного важнее сейчас.
— Кстати, — Ридель снял фуражку и пригладил волосы, — у тебя все нормально в плане… питания?
— Ну, по сравнению с другими… Жаловаться не просто не могу, а не имею права.
— Могу договориться, чтобы тебе приносили офицерский паек. Устроит?
— Но за что?.. Я ведь…
— Значит, договорились.
На пару минут повисла тишина. Таня удивленно смотрела на Йоахима. Все происходящее казалось ей какой-то шуткой, причем злой. Сначала он ее «спасает» из Биржи, теперь это… Девушка, смущенно опустив взгляд, снова принялась разглаживать пальцами юбку, все еще пытаясь понять, не пошутил ли над ней Йоахим.
— Какая же ты все-таки, — Ридель на пару секунд прервался, подбирая подходящее слово, — холодная…
— Я? — она, удивленно подняв брови, взглянула на него.
— …Оправдываешь свою фамилию. Ты как снежная зима: прекрасная, но холодная.
— Но почему?
— Ты разве сама не понимаешь? — Таня отрицательно мотнула головой. — Ты не заметила, что ты нравишься Максу? Я никогда еще не видел, чтобы он о ком-то так… заботился. Даже о своей невесте… Он же рассказывал тебе о ней? Да? Я не удивлен… Знаешь, он еще никогда так не бился ни над чем. Только я боюсь, чтобы все это не было напрасно.
— Почему вы все это говорите мне?
— Думаю, что как старший брат, который заботится о своем младшем брате, я должен это сделать.
Дальше они ехали молча. Таня пыталась «переварить» все то, что сказал ей сейчас Йоахим.
Когда же машина подъехала к дому девушки, то Ридель произнес:
— Дай ему хоть надежду. Поверь, он этого заслуживает. Ты не разочаруешься.
Таня, произнеся что-то невнятное, кивнула. Йоахим вышел из машины и, придержав дверь, помог выйти девушке.
— Я сама дойду, — сказала она. — Спасибо. За все.
Не дожидаясь ответа от Риделя, Таня развернулась и медленно зашагала к арке. Но через пару секунд Йоахим окликнул ее.
— Что-то еще? — тихо спросила она.
— Возьми это, — он протянул тот листок, который захватил с собой с Биржи. — Тебя больше не потревожат — у них не осталось документов.
— Спасибо, — Таня, взяв листок, посмотрела на Йохима. — Даже и не знаю, как отблагодарить…
— Напоминаю: вся благодарность — к Максу.
— Но ведь без вас…
— Хватит, — оборвал он ее, подняв руку. — Мне пора. Приятно было увидеться. Надеюсь, встретимся снова… и в другой обстановке.
— Конечно, — девушка улыбнулась. — А вы заходите в бар.
— Всенепременно, — Йоахим кивнул и сел в машину.
Таня, проводив машину взглядом, пошла к подъезду, с интересом рассматривая листок. Она сразу же решила сжечь его, как только получила его из рук Риделя.
«А ведь если бы не Макс, — думала Таня, заходя в квартиру, — то кто знает, вернулась ли бы сегодня я в эту квартиру. Да, его брат все сделал, но… без Макса ничего бы не получилось. Все-таки, забавно… И как он только утром заметил меня? А ведь если бы он не поймал меня за руку, то я бы так и прошла мимо. И, может быть, тогда бы меня никто не вывел бы с Биржи, отдав мой листок. Все-таки как же судьба благосклонна ко мне — она дала мне Макса. Не знаю, что было бы со мной, не встреть я его. Как бы я жила, если бы тогда он не прогнал тех солдат? Как бы я жила, если бы он не помог мне с баром? И сейчас, эта помощь Йоахима… Понятно, что он старается ради брата. Как он сказал? „Дай ему хоть надежду. Поверь, он этого заслуживает“, — кажется, так. Может, и вправду дать ему надежду? Нет, думаю, сейчас не время принимать какие-то важные решения. К черту!.. Я почти полдня потратила на этой бирже, измоталась не только физически, но и морально, так что мне стоит отдохнуть. К тому же, идти в бар уже нет никакого смысла. Пожалуй, отосплюсь лучше, — легла на кровать и закрыла глаза, — а завтра уже подумаю, давать Максу надежду или нет».
Но Таня, засыпая, уже и сама поняла, что выбор очевиден. И даже слишком.