Ему всё чаще беспричинно хотелось плакать, но не было поводов и не было сил. Он погружался в уныние с удовольствием, видя в этом состоянии то неведомое, что могло бы стать причиной уныния и слёз. И чем глубже погружался, тем глубже ускользало от него неведомое. Иногда это вызывало страх, а иногда - смех.
Он сидел часами на стуле, сложив руки на коленях, устремив неподвижно взгляд куда-то вперёд, не видя и не слыша окружающего мира. Мир не существовал, потому что не существовал порождающий его интерес. Если бы в один прекрасный день, вдруг, мир исчез, он не заметил бы его исчезновения.
Также если бы дни, шагающие своим чередом мимо окон, однажды удосужились заглянуть сюда, они поразились бы при виде неподвижной фигуры на стуле и зашагали с удвоенной скоростью. Впрочем, он и этого не заметил бы.
Никто сюда больше не заглядывал. Иногда он замечал руку, открывающую дверь, или заносящую сумку с продуктами. Это была рука несуществующего человека. Человек выходил из квартиры и шёл на работу, в магазин, в кафе-гадюшник. При этом он не существовал. Человек-привычка, человек - обман чувств.
Однажды он увидел в окно, что облака на небе сложились в петлю. Стемнело, и он лёг спать, хотя по часам было ещё рано. Тогда он впервые увидел маленького.
Маленький сидел в игрушечной машине. Грузовик с кузовом стоял на полу рядом с книжными полками. Маленький смотрел на него из кузова, сидел и смотрел. В воздухе что-то мелькнуло и скрылось.
После этого он освоил новую позу для сидения: обняв себя, руки под мышки. Так было теплее, более устойчиво.
В дверь кто-то позвонил. "Наверное, маленький!"
Но это был человек, похожий на доктора. Он посмотрел по сторонам и покрутил головой. И он тоже сделал так же: покрутил головой.
- Перестали принимать таблетки, - сказал доктор.
- Я никаких таблеток не принимал, - ответил он.
- Та-ак... Вы не замечали - там нет толчёного мела?
- Не знаю. Зачем?
- Фальсификат, - пояснил доктор. - Ну, я пошёл, у меня ещё четыре вызова.
В тот же день, часа через четыре, снова звонок. "Ну сейчас точно маленький!"
Нет, неправда. Маленький, да не тот. Отец Василий?
- Отец Василий?
- Да, это я.
- Отец Василий, есть Бог?
- Да, есть.
- А как его увидеть?
- Он сам вас увидит, когда надо будет.
Отец Василий чихнул, покрутил головой, сказал: "Токарь-пекарь!" - и ушёл, ещё покрутив головой. "Маленького нет", - с грустью подумал он.
Они зачастили. Человек-доктор, отец Василий, какая-то женщина в пальто на голое тело, Джон Леннон принёс коврик для ног, и ещё много каких-то, которые походили на других, а эти другие были ему незнакомы. Время от времени в голове включали радио. Радиочеловек читал тексты о голых женщинах, запинаясь и хихикая на каждой такой запинке, словно видел стыдные слова в первый раз.
В квартире сделалось шумно. Он знал, что все они сами не существуют. Они только походят на других, которые существуют, а на самом деле - просто явления его собственного сознания. Они даны ему, чтобы общаться с "не-я", но при этом не слишком выходя за границы "я", что было бы опасно и неразумно. Коврик недолго пробыл у дверей. Его унесли.
Облака складывались на небе в петлю. Маленький разъезжал по комнате в грузовике, говорил "ту-у, ту-у...". Что-то мелькало в воздухе, появляясь и пропадая неожиданно. Людей стало слишком много. Их не было, не было - и вдруг их стало много, слишком.
Рука, заносившая сумки, однажды занесла кусок провода. "Токарь-пекарь", - сказала рука.
Провод был длинный, должно хватить. Он закрутил провод вокруг шеи. Одним движением затянул его из всей силы, на узел. И ещё раз, для надёжности. Стул выскочил из-под него. Вся толпа зашумела, все разом, и все бросились разматывать провод. "Нет, нет... - Узел. - Он затянул узел. - Ну, так что ж ты хочешь?".
Он лежал на боку. Радиочеловек щёлкнул - и выключил радио.
Но это могла быть пауза.
18 сентября 2016 г.