(из дневника старого идиота)
Старуха сидела дома, одинокая. Не совсем, чтобы она была одинока, но там, где у других людей находится душа, у неё зияла чёрная дыра, заглянув в неё, можно было увидеть, ни что иное, как пустоту, тёмную, чёрную пустоту. Смотри хоть снаружи, хоть изнутри. Пустота. У неё был сын, такой же пустой, без души, эгоист. Навещал Старуху по праздникам и в день пенсии. После его приездов праздники и пенсия становились какими-то грустными и столь же пустыми.
Мать завела дружбу с соседями. Обобрала их. Они с ней раздружились. Она нашла новых друзей. Обобрала их. Они прекратили с ней сношения. Старуха запросто, вливалась в любую социальную среду, кроме властной (которую она до безумия, до мелкой тряски кишок в животе боялась), заводила там знакомства, поддерживая их взгляды на жизнь и политику. Обирала. И тут же меняя взгляды на ту же жизнь и политику, вновь пускалась в махинации и авантюры, жалобясь на здоровье, проклятую, нищую жизнь, вызывая к себе сочувствие, выпрашивая обманом копеечку на хлеб и развлечения. Так, постепенно, душа её почернела и превратилась в пустоту.
Старуха сидела и смотрела, казалось, стеклянными глазами через стекло окна и видела нарисованный её сознанием стеклянный мир. Стеклянный подъезд, стеклянный двор, стеклянная дорога, стеклянная помойка... Старуха ждала с некоторым волнением и страхом, боясь увидеть снова и почувствовать, бесконечно раз в своей жизни ожидаемое, виденное, прочувствованное, то, что приносило ей нестерпимую боль, сожрало её душу, но с каждым разом притягивало Старуху к себе всё сильнее и сильнее, не отпуская и порабощая её.
Наконец, глаза Старухи блеснули огоньком, который почти мгновенно разжёг в них пожар алчности, безумия, готовность угодить тому, кого она сейчас увидела.
Из мусорного бака, высунув голову с неестественно выпученными глазами, осмотрев окрестности, цепляясь за края короткими лапками, подтягивая толстое, в жировых складках, покрытое волдырями бесформенное тело, пыталась вылезти наружу Жаба. Подтянувшись, Жаба закинула на край мусорного бака, заднюю лапу, с такой же жирной, бесформенной и в складках ляжкой. Морда Жабы натянулась на череп, в неимоверном усилии, напряжении вздула желваки. Старуха приподнялась, опершись руками о подоконник, с трудом разгибая коленные суставы, также подтягивая своё, непомерного объёма тело, подобно Жабе, вся напряглась, будто она сама пыталась вылезти из своего стеклянного мира.
Медленно переваливаясь через борт помойного бака, Жаба, наконец, рухнула в мусор, покрывавший асфальт вокруг помойки, испускавший тошнотворный, противный запах, сочащийся вонючими ручейками в небольшую лужу в ложбине, в неровности асфальта, чуть в стороне от помойки.
Старуха с облегчением плюхнулась на стул, обмякла, откинувшись на спинку. Стул хрустнул, спинка подалась назад, но упершись в грязный кухонный стол, не привела к катастрофе, полному разрушению конструкции стула. Стол содрогнулся, также хрустнул, прозвенел не менее грязным содержимым, чуть сдвинулся, однако тут же был остановлен стеной, железобетонной стеной, для того и сделанной, чтобы не то, что, стол, но и любой идиот не смог её пробить своей железобетонной головой, орудуя последней не менее энергично, напористо, чем отбойным молотком. В это мгновение у Старухи ёкнуло сердце от страха, но не провалившись, что вполне могло случиться, вместе с телом на пол, не повредившись, достаточно быстро взбодрилось, приобрело уверенность, устойчивость в работе.
Переведя дух, Старуха снова выглянула в окно. Жаба тяжёлыми прыжками-шлепками переместилась к зловонной луже. У края остановилась. Подумала и очень аккуратно, на цыпочках понесла тушу в лужу, так же с величайшей аккуратностью опустив тело, наслаждаясь, в склизкую, тухлую хлябь, зачерпнула нижней губой, словно ковшом, жижу, прополоскала горло и сглотнув рыгнула, одновременно закусив, поймав языком пролетавшую мимо, к своей трагической неудаче, муху. Утягиваемая в глотку, муха полностью разочаровалась в жизни, прокляла день, в который родилась, и миг, в который пролетала над Жабой.
Старуха, глядя на Жабу, сглотнула слюну зависти, пустив волну нетерпения по своему студенистому телу, взволновав жировые складки. В этот момент её стеклянный мир рухнул, разбился.
Старуха поднесла телефонную трубку к уху:
- Здравствуй, дорогая! Как сама? А, как дети? Как одна с тремя справляешься, не представляю. Сколько же на них денег нужно! Кстати о деньгах. Милая, душечка, компьютер мне сегодня починили, такчто, всё, можешь снова платить за мой интернет. И ещё на телефон денег брось, а то, понимаешь же, что я не могу тратиться на звоночки тебе, и вообще не могу же быть без связи. И ещё одна маленькая просьбочка. Купи, пожалуйста, мне два бюстгальтера с трусами. От тебя в двух остановках магазин. Близко. Не то, что, мне через весь город ехать. А, когда мне их повезёшь, купи что-нибудь к столу сладенького и поесть, только без болгарского перца. Я его не люблю. И ещё дешёвое не бери. Сама знаешь, всё дешёвое дрянь! Дрянь я тоже не люблю. Ты не представляешь, как я устаю. Сделай всё побыстрее, пожалуйста. Целую тебя, мой ангел, чмок, чмок! Детишкам привет!
Сбросив звонок:
- Стерва! Нагуляла крысят. Прожирает детские пособия на себя, а я тут перед ней унижайся за копейки! Сучара мелкая! Проститутка!
Отойдя, через некоторое время от нахлынувшей злобы к многодетной матери, Старуха снова взялась за телефонную трубку:
- Здравствуй, дорогой! - и сразу пустив слезу, всхлипывая навзрыд, - Ах! Я сейчас не могу говорить! Ах! Мне так плохо!.. Не могу говорить... Через минут пять перезвоню...
Через минуту:
- Извини, мне больше не к кому обратиться... Денег совсем нет, а до пенсии целых десять дней прожить надо! Даже внуку подарок купить не на что! Дитяти малому, любимому... Сколько нужно? Пять тысяч рубликов. С пенсии сразу отдам! Слово даю! Спасибо, спасибо, целую, обожаю тебя! Обязательно отдам деньги с пенсии! Я же не зверь какой бессовестный, понимаю, что у тебя отец в больнице и мать совсем старенькая, лекарства там, врачам, медсёстрам... Целую, чмок, чмок!..
Сбросив звонок:
- Сука старая! Мент поганый! Тоже мне, пенсионер! Наворовал, награбил, скотина, небось по за границам виллы, счета в банках, машины, а всё нищим прикидывается, на велосипеде видите ли катается в труселях и грязных чёботах, шифруется ментяра... На самолёте, тварь, наверное, собачек в Европу ссать и срать, выгуливать возит! Гнида! Унижайся тут перед ним за копейки!
Отойдя, через некоторое время от нахлынувшей злобы к бывшему милиционеру, ныне пенсионеру, Старуха снова взялась за телефонную трубку:
- Здравствуй, дорогая! Знаю, горе-то какое, ты крепись. Мы все не вечны... Ах, ты боже мой, ещё и родственница в больницу попала? Беда-то какая, беда! Деньги-то тебе, наверное, нужны? Да, я тебе про те, что я у тебя занимала. Да-да, про те пять тысяч рублей. Нужны, но потерпишь, раз мне нужнее? Хорошо! Значит я через месячишко отдам! Ну держись, крепись там! Целую, чмок, чмок, чмок!
Сбросив звонок:
- Святоша хренова! В благородную играет, ах, если тебе нужнее, потерплю... Хрен ты у меня с маслом получишь, а не долг! Год не отдавала и не собираюсь отдавать! Родственников хренова туча, половина вражин в Украине, бандеровцев! У фашисты! С голоду вы все сдохните, нищеброды! Я вам устрою!.. Пенсионерка, подрабатывает, а всё ей денег мало, хоронить, лечить... Может тебе ещё и жрать надо?!...
Отойдя, через некоторое время от нахлынувшей злобы к благородной, чистейшей души женщине, вынужденно работающей пенсионерке, готовой в любое время придти на помощь каждому, кто в нужде, Старуха снова взялась за телефонную трубку:
- Здравствуй, дорогая...
PS: Старуха никому не вернула денег, никому не осталась благодарной... Жаба!