В семье командира носовой ракетной батареи странного вертолетонесущего крейсера-противолодочника со сплошной вертолетной площадкой и прозвищем "Тапка" капитан-лейтенанта - любителя похлопывать по плечу жизненные неприятности, наступил долгожданный семейный праздник! Мужик, которого зовут Николай по отчеству Павлович, а за глаза Красс, будучи на сходе в выходной купил в свой дом безумно красивую хрустальную люстру.
Придя из магазина в радостном волнении, от которого «в зобу дыханье сперло», восторженный каплей в прекрасном расположении духа глотнув родную пыль своих пенатов еще на пороге с нетерпением сбрасывает с себя тяжелую, как могильная плита военную «кольчужку». Вместо того чтобы по дедовской традиции сначала сесть с женой на кухне и «обмыть» покупку, чтобы она долго служила, Николай, радостно напевает под нос «Все могут короли, все могут короли!». Не заморачиваясь вопросом, «Кто мне люстру будет вешать?» он в одних трусах и тельнике собирается сам ее повесить на потолок. Правда, за что ее вешать? Она ведь Кольке ничего плохого не сделала.
Новоявленный кулибин берет в руки домашнюю табуретку и, предвкушая массу душевных удовольствий, ставит ее на середину своей большой комнаты. Колдуя с мебелью, на табуретку ставит пуфик с гнутыми ножками из-под трельяжа жены. Удовлетворительно вздохнув и полюбовавшись на свое «инженерное» сооружение, косолапо взбирается на него, как бесшабашный матрос на мачту. За всей этой живописной картинкой, с руками смиренно сложенными на пышной груди и задранной к потолку головой молча, словно на счастье, с восхищением - мол, каков у меня мужик!!! наблюдает его жена Надюшка.
- Ты хоть бы газетку подстелил... - в сердцах бросает боевая подруга камень в Кольку.
- Ничего, я и так достану! - отвечает Палыч и дает благоверной команду.
- Принеси плоскогубцы!
- А волшебное слово?
- Бегом!
Пока жена бегает за инструментом, Колька старается достать руками до потолка. Не получается. Осторожно слазит, берет том Военной энциклопедии и кладет его на пуфик, поправляет. Опять залазит. Не достает. Снова идет к стеллажу для книг, как в пивнушку за бокалом пива. С пятью книгами у него, получается, еле-еле дотянуться до потолка. Красс на всякий случай добавляет еще пару томов. Мужик, бормоча себе комплименты, торопится, будто голый в баню быстрее самостоятельно пришпандорить новый осветительный шедевр к потолку.
Постанывая от усердия, с отвагой корабельной крысы мужик тянется на цыпочках к крюку на потолке. Наверху хорошо, просторно и много места. Никаких дурных мыслей, а главное думается хорошо. Об отпуске, который еще впереди. О долгом лете, которое еще начинается, и вообще о жизни. Время от времени, сбивая мысли, по потолку пробегают тараканы. «Чего они тут разбегались? Тут бежать-то не куда?»
С люстрой в правой руке, с изолентой в зубах и в больших трусах, похожих на развернутые паруса, Николай старается сохранить равновесие. Похож люстродержатель на свежего утопленника, только что принесенного из мертвецкой для вскрытия. В этот момент у Красса украдкой из-под краешка трусов показывается что-то интимное и курчавое, которое начинает с удивлением поглядывать на происходящее. «Колокольчики» мужика начинают в такт его движениям плавно и бесстыже раскачиваться, словно медные колокола морского Свято Никольского храма, что виден из окна квартиры. Глядя на все это, приходят на ум слова неизвестного служивого поэта: «Стоит статуя в лучах заката, а вместо яиц - у него граната!»
- Эй, подстрахуй! - с высоты сквозь изоленту кричит Колька своей супруге, отвлекая ее от интимных грез.
- Ну, это ты брось, - доброжелательно, но с тонкой женской иронией в мягком голосе протестует жена, держа наготове чуть не задушенные плоскогубцы. - Сам ты «Подстрахуй», а меня мама всегда зовет Надей!
Видно, что она довольна и в душе любуется открывшимся ее ясному взору заповедным уголком мужниной «природы», вспоминая где-то прочитанные слова: «Не яйца красят человека, а человек - яйца!» Насладившись видом пушистых, словно ежики, в мелких пупырышках раскачивающихся болтунчиков мужа, она, сладострастно потянувшись, с женской нежностью, на которую способна ее душа, ласково берет их в руки. Ощущая мужское пульсирующее тепло, Надежда по-хулигански щекочет интимность своими пальчиками и потеплевшим голосом восклицает:
- Ой! Коленька! Посмотри! Что я у тебя случайно нашла…
У Красса от неожиданности и просто смешной щекотки в интимном месте включается напластованное недоумение. Левая рука резко дергается, как щупалец кальмара на бутылке выловленного в море рома и... соскальзывает с ровной поверхности высокого потолка. Колян теряет равновесие, выплевывает изоленту изо рта, дергает рукой, пытаясь копчиком зацепиться за воздух, а ногами за том энциклопедии. Но табуретка, пуфик и стопка книг плавно начинают выскальзывать из-под его деревянных пяток. Секунды замирают, и он, звеня на всю квартиру своими «колокольчиками», как звонарь на пасху со всего маха летит на пол. «Бубенчики» ласково отзываются ему.
Все происходит так внезапно, что мужик не успевает даже охренеть. Палыч понимает - «Всё! Яйцам пришел конец! Разобью их сейчас к чертовой матери! Правда, без них жить можно, но будет грустно». За время падения у него в голове, как писали в старинных романах, проносится вся его жизнь. Мужик успевает вспомнить, как попал из глухой ярославской деревушки в морское училище, где наелся говна до отвала. Спрашивается, чего не жилось на родине? Сейчас был бы уже агрономом, уважаемым всеми человеком в колхозе, а на флоте - чувство ветоши в углу. Капитаном женился и покончил с холостяцкой жизнью. Чего не хватало? Люстры?
Колька, теряя по дороге люстру, которая вешаться не хочет и, сметая по пути на полочках мебельной стенки мраморных слоников и пастушек, с чмоком и брызгами шлепается об пол. Внезапность, с которой тело мужика соприкасается с паркетом, производит шокирующее действие. На ветру фонарь болтался. Болтался, болтался и оторвался! Это со стороны. Сам же мужик ощущает радость свободного падения, как при прыжке с парашютом. Только в данной ситуации у него не парашют с кольцом, а трусы без ширинки. От падения флотский Икар сдирает об острые углы энциклопедии бок и вывихивает ногу в голеностопном суставе задом наперед. Колокольчики начинают плакать, бубенчики - смеяться.
Книги сыпятся на него камнепадом и вдобавок на всю эту кучу сверху летит табуретка. Затем со свистящим звуком подкалиберного снаряда подлетает пуфик, удар которого обжигает плечо, как напалм. Со стены срывается картина «Девятый вал» и водой заливает кучу костей Палыча. Красс, распластавшись на полу от боли, открыв от изумления глаза, сучит ножками. Удивленно поднимает голову вверх и видит, что на него в довершении всему с потолка смертельно с гулом летит его хрустальная люстра.
- Оп-паньки! - вот мы и дома!
Долгожданная покупка в соприкосновении с нашим «инженером-электромехаником», как написано в дипломе, начинает пересчитывать ему позвонки скелета, отбивает промежность и об голову разваливается вдребезги пополам, шелестя прозрачными праздничными хрустальными искрами. Раздается треск военно-морских телес бурной статуи любви, с непроизвольным смертельным возгласом раненной в задницу рыси:
- Аааа... Ма-ать твою яти и всю дорогу по неудобному!
Вся домашняя живность с диким любопытством бежит в комнату посмотреть, что же там случилось. Там что? Там ничего! Лежит Колька, как куча дерьма на деревянном полу. В лице ни кровинки, глаза от боли лежат рядом. Организм тяжело вздыхает и непроизвольно пукает, после чего наступает зловещая тишина. В глазах мужика выключается свет. Перепуганная боевая подруга с лицом паники щупает пульс в паху, смотрит в зрачки, сует ему в нос его вонючие носки. «Умер?!!!» - ужасная мысль проносится у нее в голове. Надежда начинает суетиться, тереть мужу уши, брызгать слюной и спрашивает Красса:
- Не разбил?
- Ааа! Что? Яйца? - звучит то ли крик боли, то ли вопль любви.
- Да, нет же, растяпа, люстру! - перепугано причитает Надежда.
- Ааа! Иди отсюда… Ааа! Без тебя тошно, папа мой связист… Аааа!.. Роди меня обратно… Аааа! - оборванно скулит конь с битыми яйцами, хватаясь за то место где была голова, заваливается на руки благоверной и тихо от боли угасает.
Женщина оперативно «садится» на телефон, звонит в базовый госпиталь и срочно вызывает военных медиков. Прилетает оттуда бригада в составе двух матросов срочной службы Вовчика и Димчика. Медбраты-акробаты с интеллектом, как у тисков, вместо того чтобы на кораблях Родину защищать, кантуются в госпитале «на подхвате». Ребята смотрят на Палыча.
- Надо в госпиталь! - и, не о чем, не спрашивая, хватают Красса с лицом застывшего памятника за оконечности.
Молча бросают, как дрова на парусиновые носилки и без разговоров, осатанев от усердия «сквозняком» летят к дверям квартиры, спотыкаясь о коврики и пороги на лестничную площадку. Пятый этаж, лифта нет. Что делать? Пацаны привязывают Кольку колготками жены к носилкам и рихтуют его по бокам. Берут носилки в зубы и, лягая стены, натужно сопя, бегут по небритым лестничным пролетам подъезда вниз к санитарной машине. По дороге, один из них, самый любопытствующий с мыслью в глазах на одном из пролетов все-таки спрашивает нашего героя:
- А как вас, товарищ капитан-лейтенант, угораздило вывихнуть ногу?
Колька без сил, лежа поленом на носилках, будто в гробу немножко оклемавшись от острой боли, коротко рассказывает этим зеленым, как желудочный сок «эскулапам» свою трагикомическую историю. Была бы у санитаров за плечами хотя бы восьмилетка, то реакция была бы, может другой. Но у ребят на двоих всего лишь семь лет школы и искуренный в туалете букварь. Молодые чудилы застывают на лестничной площадке между четвертым и третьим этажом. Начинают непроизвольно до икоты смеяться, тряся своими шаловливыми ручками. Ржут парни так заразительно, неудержимо и от души, что от трясучки юмора носилки с больным непроизвольно роняют на бетонные ступеньки очередного лестничного пролета.
Носилки начинают нестись вниз на первый этаж быстрее лани по лестничным пролетам, считая ступеньки и бодая стены и перила. Мотаются они из стороны в сторону, будто пьяный автомобиль на серпантине. Прямо инквизиционный бобслей получается. Остановить носилки никто не может. Медбраты в ступоре, недоуменно смотрят на свои ручонки «Руки, как руки! Может, просто лыжи не едут?» Победив подъездную дверь, носилки лягушкой выпрыгивают на крыльцо.
- Оп-паньки! Мама моя женщина! - снова раздается вопль из вырванной души Кольки. - Ааа… Ма-ать твою яти-и… всю дорогу по неудобному!
Красс падает со своего прокрустова ложа на асфальт и набивает на своей голове шишак с детскую головку. Организм опять кряхтит, хрустит и снова предательски пукает. Мужик опять вырубается, как высоковольтный рубильник.
Собрав многочлены нашего Николая Павловича опять в кучу, санитары кидают кучу костей в салон «санитарки» с надписью «Фельдъегерская связь». По дороге в медицинский храм, ребята, отдышавшись, рассказывают трагикомическую историю военному «водиле». На ходу сочиняют красочные детали об интимном месте офицера и реакции его благоверной. Водитель молча, слушая печальную повесть про Палыча, тоже начинает через плечо ржать до слез, которые заливают ему глаза. Он теряет контроль над дорогой и машиной, навонявшей ситуацией. В результате, не доезжая до госпиталя, автомобиль врезается в придорожный столб. Машина собирается в тульскую гармонь и разбивается в хлам тарарам. У ребят только испуг и шишаки, а Красс, падая с носилок на пол санитарной машины, ударяется вывихнутой ногой.
- Оп-паньки! Приплыл, едрить твою двадцать! Аааа… Ма-ать твою яти-и… и всю дорогу по неудобному! – снова успевает Колька сказать свои сакраментальные слова, и опять контужено вырубается.
Медбраты быстро накладывают шину и все-таки доставляют бессознательного больного на руках в госпиталь. Рассказывают теперь «историю болезни» Красса дежурному врачу в приемном отделении, который, не задумываясь, командует:
- В морг! - но после того, как медики начинают подыхать от хохота и жеребячьего гогота, мягчеет и распоряжается. - Ладно, бог с ним, в реанимацию!
Медсестры хватают нашего героя за ноги-руки, не удерживают в своих девичьих ручонках и опять роняют нашего Кольку с каталки на кафельный пол.
- Оп-паньки! Чтоб вы жили на одну зарплату! - снова истошный вопль. - Аааа… Ма-ать вашу яти-и… и всю дорогу по неудобному…
Снесли матерящегося беднягу Красса в реанимацию. А там два молодых доктора, только что из училища, решили тут же вправить ему вывих и выгнать его из госпиталя, чтобы место не занимал. В самом деле, не оставлять же с таким хрестоматийным, с точки зрения высоко дипломированных эскулапов, пустяком, в лазарете! Есть же такая система безоперационного вправления вывихов - по системе профессора Джанелидзе. Это когда сажают пострадавшего на край операционного стола с опущенной вниз ногой и ждут, когда мышцы под собственным весом расслабятся. Потом вкалывают новокаин прямо в место повреждения, чтобы травмированный взвыл не очень громко. И «ротационно-супинирующим движением в противоположную воздействию травмирующей силы сторону производят репозицию сустава», а, переводя с врачебного на нормальный - вставляют вывихнувшиеся кости на место, натурально выкручивая ногу.
Минут тридцать Николай сидел босой на столе, свесив ноги, и матерился. За это время врачи познакомились с примерно третью флотского словарного запаса и капитально подготовились к процедуре. Налили пострадавшему «шила», то есть медицинского спирта, сами остограммились, вымыли руки, закатали рукава, принесли шприц с новокаином, вогнали нужное количество кубиков Красу прямо под самые сухожилия. Нога за это время опухла, как бревно.
Один из докторов встает позади стола за спиной капитана и обхватывает его крепко примерно за то место, откуда злосчастная нога растет - для фиксации. А второй приседает на корточки и с милой улыбочкой просит:
- Потерпите немножко, товарищ капитан-лейтенант!
Располагает свою левую медицинскую «клешню» на щиколотке, правую - на стопе. И - как крутанет! Криком в госпитале чуть все окна не выбило, потому что орали - втроем. В момент «вправления», резко откинувшись назад, Николай, затылком железобетонной башки высадил тому доктору, что сзади, четыре передних зуба. А тому, что спереди, дрыгнул целой ногой так, что сломал два ребра. Причем, бедняга эскулап, отлетая в угол, спиной обрушил стеклянный шкафчик с инструментами, но ноги не выпустил. Капитан слетел со стола и крепко приложился к палубе тем местом, которое на Руси всегда называлась задницей. С легким щелчком вывихнутая таранная кость встала на место.
В итоге Красс - с лонгеткой на вправленной ноге и компрессионным переломом копчика, наконец, попадает в палату хирургии. Рядом размещаются оба счастливых врача - один к дантисту, другой - к травматологу.
Мораль, сей байки, проста, как желток в яйце: Не можешь вешать люстру - не мучай задницу!