Одиночество

Елена Орлова 14
               
- Мамуся! Мамуся! Ну чому ж тебе так довго немає?, - выглядывая через дыру в штакетнике палисада взывала четырехлетняя Анка.
- Тихіше, сестричка! Не кричи так голосно! Йди додому!,- гладила ее по русой головке старшая сестра Тася, которой уже исполнилось восемь лет.
- Не піду до дому! Я хочу до мами! Коли вона прийде?
- Прийде! Прийде! Потрібно лише небагато потерпіти! Ти, Зося, вчися говорити по-російськи, а то геть як сусіди-то на нас дивляться!
А в это время на крыльце избы появилась дородная тетка Мария и так трубно, так зычно закричала, что Анкины тоненькие косички встали дыбом: «Сил моих больше нету! Доколи буду все одна да одна чалить по дому? Вон ведь какой в хате теперь содом! А ну обе быстро в огород! Ишь, взяли моду хабалить!».
Тетка Мария в общем-то и не была злой, да вредной. Только уж слишком много легло на ее плечи: в феврале сорок восьмого, в товарном вагоне, набитом по принципу «пылесоса» ( без углубления в детали), переселенцами из Западной Украины, измученные люди хотели уже только одного: тепла. Состав медленно двигался по территории Сибири. Обшарпанные доски-перегородки были покрыты инеем. Тетка Мария прижимала к груди свою, задыхающуюся от кашля, младшую дочь Софийку. А рядом металась в бреду старшая сестра Марии, Катерина.
- Анка, Таська! Ви близько -то біля мамочки не сидите, а раптом тиф..., - шептала Мария, - Не повстанці, не підпільники, ні співчуваючі... За що? Адже батько-то на фронті загинув, а Федька-братік і зовсім без вісті пропав....Скупая слеза сползла по замерзшей щеке. Что-то будет с ними со всеми там, в холодной неведомой Сибири.
- Був би живий Дмитро, муж дорогою і коханий. Але ж не розібравшись розстріляли... А в ліс-то він ходив грибів та ягід дівчаткам набрати, час-то був ой яке голодне..., тихо размышляла Мария.
- Хватит уже! Помолчи! Здесь и стены слышат, - заворчал Семен, муж Катерины, - дай-ка лучше сухарик, а то вон Петро свой девчонкам поделил, а сам голодом. Петро, пятнадцатилетний сын Марии, после похоронки на отца, считал себя главным мужчиной.
А потом, на скрипящих и скачущих по колдобинам телегах, их привезли в глубинное сибирское село со странным названием Кома. А через месяц, так и не оправившись от пневмонии, полученной в холодном товарняке, умерла Катерина.
Анка быстро повзрослела, а зарабатывать колхозные трудодни начала сразу по окончании начальной школы.
- Читать, писать, считать умеет, вот и хватит! Пора на артельную работу!
Вместе с другими детьми и пшеницу молотили, и сорняки на колхозных полях в ручную дергали, и коровники чистили.
К восемнадцати годам Анка из тонюсенькой девчонки превратилась в красавицу: длинная, пшеничного цвета, коса, стройный стан, а глаза… при радости они становились синими-синими, грустили глубоким фиолетом, а если чего задумала, то взгляд пронзал насквозь. В тот вечер, когда она объявила, что завтра с утра уезжает на комсомольскую стройку Дивногорской ГЭС, почувствовав ее пронзительный взгляд, ни отец, ни тетка противиться не стали. Хоть и говорят в народе, что сердце человеческое – вещун, что именно сердце раньше всего чувствует приближающиеся радость, беду, но ничего худого Аннушка не чувствовала. Не прошептало, не подсказало ей сердце, что уже совсем скоро застучит оно часто и испуганно, и будет не хватать ей воздуха, и в глазах помутится все, и прошагает с ней горе горькой плечом к плечу до часа последнего.
Через год Анка вышла замуж за простого сибирского парня, который на строительстве ГЭС и погиб в тот самый день, когда родился их сын Володька.
А еще через год с маленьким Володькой на руках она вошла в дом своего второго мужа.
Десять лет пролетели незаметно. Муж работал на лесозаготовках, Володьку не любил, но и не обижал, зато души не чаял в их общем сынишке Сережке… Анна работала в магазине, обучившись на курсах продавцов.
Сыновья росли послушными, трудолюбивыми. В доме – уют, достаток, взаимопонимание.
- Мамка! Мамка!, - примчался в магазин, еще не достающий до прилавка, Сережка, - там папку привезли… Пойдем-же! Пойдем!
- Умер ваш папка, крепкая лесина попалась, насовсем придавила, - сдержанным голосом проговорила, склонивши голову, ссутулившаяся на их крыльце свекровь…

Володька был красавцем: каштанового цвета волнистые волосы, чуть с горбинкой нос, глубокие синие глаза, высокого роста, вечно что-то или читающий, или мастеривший…Окончив с отличием строительный техникум, собрался было поступать в институт, но пришла повестка в армию. Страшное слово «Афганистан» поселилось в доме Анны, а еще через год, Володька вернулся домой… Только в цинковом гробу…

Сережка, отслужив свое в Германии,  женился на своей однокласснице Наташке, а через год Анна уже пела колыбельные своему внуку Тёмочке. А еще через год Тёмочка стал совсем бабушкиным: родители его погибли в автомобильной аварии.
Тёмка был добрым, отзывчивым парнем, школу закончил с серебряной медалью, в Политехнический институт поступил. А в августе, отдыхая на реке с друзьями и мечтая о студенческой жизни в большом городе, он первым заметил, как что-то кричит и бьет из последних сил руками по воде соседская девчушка Олька.
Ольку Темка спас, а вот сам, нахлебавшись воды, ушел в мир иной…

В доме по-прежнему все сияло чистотой: бело-голубые занавески на окнах, комнатные цветы на подставочках, сделанных мужем, резные разделочные дощечки, которые так искусно смастерил на Восьмое марта Сережка, картины с березками, с речушкой, с полевыми цветами, нарисованные Володькой ко дню ее рождения…
В кресле у печной стены – большой плюшевый медведь, без которого маленький Темка не хотел засыпать. На веранде – Темкин велосипед…
А в горнице, в незадачливых рамочках, обласканные солнечным лучиком, просочившимся через тюлевую занавеску, - на передней стене фотографии:
Картонная и пожелтевшая от времени, единственная фотография Катерины, матери, которой Анна и не помнила… Еще одна, тоже единственная, где Анна в легком сарафане, с любовью смотрит на своего первого мужа, Станислава…
Справа - калейдоскопом ярких событий, фотографии Володьки: вот в первом классе, а там, в строгом черном костюме,- на выпускном в школе, а вот - Володька в Афгане, улыбающийся, в лихо сдвинутой набекрень армейской шляпе…
Такой же ряд отведен под фотографии Сережки.
И Темка - здесь, на фотографиях, вся его светлая, но такая короткая жизнь.

- Теть Ань! Что-то стучу, стучу, а Вы не открываете, - скороговоркой проговорила ее соседка Ирка, - а я Вам пирогов принесла и молочка парного.
- А чего стучишь-то, я двери и ночью не запираю, кому я нужна? Мы здесь никого не боимся…
- Кто это мы? - не унималась Ирка.
- Я да кот Васька…
- А чего сидишь –то в одиночестве, да еще и в темноте?
- Почему в одиночестве? Одиночество люди придумали. Нет его, одиночества! Если у тебя есть возможность молиться за тех, кто тебе дорог, ты уже не одинокий человек. А у меня их вон сколько, - проговорила Анна, нежно обнимая взглядом фотографии на передней стене горницы…