(Ретро)
Вчера наш завод посетила иностранная делегация. Делегацию сразу провели ко мне, так как на рабочем месте только я один и остался. Остальных куда-то попрятали, а меня нарядили в белоснежный комбинезон и доверили не ударить в грязь лицом.
Такими комбинезонами наши склады завалены выше крыши, но они никому не подходят, а мне в самый раз: руки ниже колен, колени на уровне подбородка – точь-в-точь по моей фигуре.
Перед встречей начальство провело со мной инструктаж: мол, молчи, за умного сойдёшь, а иначе – отпуск в тринадцатый месяц года, тринадцатую зарплату – в общий котёл и прочее, прочее, прочее. Так меня политически подковали, что я собрался писать заявление на увольнение и остаток жизни посвятить борьбе с интуризмом, но делегация уже окружила мой станок, и отступать было некуда.
Иностранцы оказались жизнерадостными ребятами. Они принялись хлопать меня по коленям, думая, что это плечи, и терзать провокационными вопросами. Я бы охотно с ними поболтал, но тринадцатая зарплата дорога мне не только как символ, и поэтому я стойко держал язык за зубами.
Иностранцам скоро надоел такой диалог, и они стали зевать, намекая тем самым на международный конфликт.
Я понял, что начальство мне этого не простит, плюнул на обет молчания и обратился непосредственно к фабрикантам и фабриканточкам.
- Дамы и господа! – начал я, для экзотики нажимая на букву «о», – Зовут меня Иванов, мне тридцать три года, женат, имею троих детей, тёщу и доберман-пинчера.
Не знаю, почему я сказал, что у меня трое детей? Честно говоря, у меня их двое.
А тёща на самом деле есть. Не тёща, а клад – я за ней как за каменной стеной. С решётками. Не то что в кино не пустит, а и к окну подойти не даст, чтобы я случайно с кем-то не флиртанул, хотя живём мы на двенадцатом этаже.
А вместо доберман-пинчера у нас жирует кот Мурка. У тёщи к котам душа не лежит, особенно к мартовским, поэтому мы зовём его Муркой.
- Медам и мсье! – продолжил я свою речь, – Зарабатываю я три тысячи долларов в неделю. Являюсь членом десяти добровольных обществ. Собираюсь баллотироваться в цехком.
Тут я наврал совсем чуть-чуть. Да, зарабатываю я три тысячи в неделю. Правда, не долларов, а копеек. Вот членство в обществах у меня гораздо обширней: каждый месяц чуть ли не на всю получку этих марок беру. И чуть ли не добровольно. Скоро сдам их в макулатуру, и стану очень богатым. А про цехком я напрасно взболтнул, ещё чего доброго и правда выберут.
- Синьоры и сеньориты, - понесло меня бог знает в какие дебри, – Живу я в восьмикомнатной квартире с двумя раздельными санузлами улучшенной планировки. До двухэтажной виллы на берегу великой русской реки добираюсь на «Мерседесе", Увлекаюсь хард-роком, крикетом и спиритизмом. Люблю бульоны из молоденьких черепах, омлеты из яиц колибри, хрен с редькой и солёные огурцы. Дружу с очаровательной дикторшей центрального телевидения одной из стран.
Вообще-то, работает она не на центральном телевидении за рубежом, а на областном радио. Да и дружба наша несколько однобока: я написал на радио письмо и попросил исполнить песню о родном городе, а дикторша упомянула мою фамилию в заявке на Карела Гота, и сколько я ей после этого не писал, она обо мне больше не вспоминала
А насчёт восьмикомнатной я лихо завернул! Даже если иностранцы и не поверят, то всё равно не подумают, что живу я в двухкомнатной с подселением. В одной комнате – мы, а в другой – хронический алкоголик. Это он занимается спиритизмом. Засядет вечером на кухне и вызывает дух зелёного змия.
А про хрен с редькой я не наврал – меня тёща закормила ими до одурения. То хрен с редькой, то редька с хреном, а на десерт солёные огурцы. Чтобы калорийная пища не будила во мне желания. По-моему, тёща перестаралась.
А «Мерседеса» у меня нет. Но велосипед «Орлёнок» имеется. В ванной висит, рядом с соседским спиритическим аппаратом. Мы его очень бережём и катаемся всей семьёй только по праздникам, а по будням стукаемся об него головой при чистке зубов и других гигиенических процедурах.
Про виллу я тоже слегка загнул. Виллы нет, есть именные вилы, которыми подшефный совхоз наградил меня за ударный труд на скотном дворе.
В заключение своей речи я шаркнул ножкой и сказал капиталистам и капиталисточкам:
- Леди и джентльмены, пользуясь предоставленной мне возможностью, приглашаю вас всех на званный ужин. Приходите сегодня вечером. Попьем чайку, пообщаемся, поговорим о насущных проблемах земного шара.
Иностранцы поблагодарили за приглашение и пошли по заводу дальше, знакомиться с тем, чего отродясь не видели. А начальство перед уходом пнуло меня пару раз ногой по плечу, думая, что это колено.
После смены меня вызвали на расширенное заседание руководящего треугольника. Ну и крик там мне учинили!
Кричали, что если комбинезон подошёл лишь мне одному, то это не значит, что восьмикомнатная квартира у меня в кармане!
Кричали, что шашни с чужими дикторшами, ещё не гарантия трёхтысячного оклада!
Кричали, что после той чуши, которую я порол, они срочно пересмотрят все расценки, чтобы мне хватало лишь на хрен с редькой, без всяких там бульонов из черепах с калиброванными яичками!
Я согласился с мнением расширенного треугольника и сказал, что нечего этих технологических шпионов принимать в апартаментах с двумя туалетами, на это достаточно и того убожества, в котором я томлюсь уже двадцать лет, а если удобств им окажется маловато, то, ради дружбы между народами, я готов вынести из ванной на кухню наш «Мерседес» марки «Орлёнок», хотя не известно, как посмотрит на это тёща, не говоря о спиритически настроенном подселенце.
Расширенный треугольник посовещался и начал кричать, чтоб я скорей бежал в кассу за своими несчастными тремя тысячами и чтоб к вечеру у меня было всё готово к приёму гостей!
Мне выдали ордер на восьмикомнатную квартиру, сунули в карман ключи от машины и гаража, быстренько оформили купчую на дачу, избрали заместителем профсоюзного босса и выделили на благоустройство квартиры бригаду строителей.
Через пару часов лихорадочного кошмара моя семья очутилась в сказке. Жена, как во сне, бродила по нежданному великолепию, трогала многочисленные стены руками и обращалась ко мне на «вы».
Тёща обалдело развалилась на тигровой шкуре и травила организм здоровенными кусками хрена и редьки.
Дети носились из комнаты в комнату, как угорелые. Создалось впечатление, что их у нас не двое и даже не трое, а как минимум чёртова дюжина.
Симпатяга доберман загнал кота Мурку в угол и там преподал ему урок хорошего тона.
Иностранцы шумной ватагой ввалились в квартиру что-то около семи и до полуночи мы танцевали, веселились, спорили до хрипоты на разные темы и хлопали друг друга по коленям и плечам. Вечер обслуживали лучшие мастера пищеблока. Угощенья таяли во рту, бодрили и кружили голову.
Когда гости ушли, а тёща засопела в обнимку с Муркой и доберман-пинчером, жена, виновато улыбаясь, подошла ко мне.
- Господин Иванов, – заалела она, – вы информировали иностранцев, что у нас трое детей, но ведь это не соответствует истине.
- Не волнуйся, дорогая, это дело вполне поправимо! – авторитетно заверил я и погасил свет.
Утром я первым делом подошёл к окну. У вишнёвого «Мерседеса» крутились местные автолюбители. Я привёл себя в порядок, поцеловал домочадцев и солидно спустился вниз. Автолюбители почтительно расступились.