За настоящую русскую женщину, толкающую Икарус!

Галина Храбрая
 Галина Храбрая

 «АВТОБУС НА ПЕРЕЕЗДЕ»

 Мне к вечеру в тот день, а точнее к 17 часам надо было быть в ЦДЛ
 в обязательном порядке, поэтому пришлось прямо с утра приодеться
 для проведения мероприятия, так сказать, на должном уровне.

 Естественно, что основным и завершающим штрихом, дополняющим мой образ,
 были длинные кожаные сапожки на тонкой шпильке!

 Это красиво, тут с этим не поспоришь, посмотрите сами: бордовое пальто,
 строго в талию, расклешённое книзу, на плечах – роскошная чернобурка, 
 вся в серебряных иголочках, а на ногах – чёрные шпильки, ах-ах-ах!

 Но это была среда! А по средам в нашем Покровском храме всегда проходит
 обязательное Богослужение! Все Подмосковные храмы Одинцовского района
 разобрали себе по буднему дню, дабы прихожанам не оставаться без возможности
 придти в храм и помолиться, мало ли, какая нужда застанет, кого из них врасплох,
 или просто приспичит исповедоваться  «по аварийке»!

 И в «Назарьеве» и на «Больших Вязёмах», а также в «Юдине», в «Акулове»
 и других населённых пунктах ближнего Подмосковья – все дни проведения литургий
 были назначены по расписанию… в строгом режиме.

 Нашему приходу досталась «среда». Для меня это был приказ и он не обсуждался.
 И потом, в среду же в приходе почти никого нет! Свечки, практически, нигде
 у икон не горят. Ну, что это такое? Вымерли, что ли все, не война же,
 в конце-то концов!

 Я выбила себе на обычной своей работе у начальства в среду «законный выходной»
 и была тем так рада, что мои крылья подросли на уровень выше!
 Да ко всему прочему, просфоры остаются не востребованными! Ам-ням-ням!

 А в тиши и в глубинах «больших и малых алтарей» любимого мной прихода,
 да при малом скопление народа, так благостно помолиться!
 Постоять на службе и душу напитать свою добрым рвением рассудка,
 особым порывом всех сердечных дум, старанием духовным, прилежанием
 и чутким вниманием разума к священным текстам!

 Это вне всякого обсуждения – такого может и не быть в жизни, поэтому надо суметь
 понять, какое благо дано судьбой, и не терять момента этого святого времени!

 Да! Я хотя и собралась в ЦДЛ, но выехала из дому заранее,
 чтобы попасть на утреннюю службу.

 Была среда. Вопрос этот даже не обсуждался в моём сознание.
 Ехать в храм и баста!

 Да и день-то, какой славный выдался! Во-первых, накануне моего Дня Ангела 
 и моего любимого праздника с почитанием 40-ка мучеников Севастийских,
 когда в дань их памяти выпекаются из пресного теста птички «жаворонки»!

 Старушки напекли их заранее и попросили меня помочь им отвезти их в наш приход!

 …как же это было здорово! Я подсела к своим старушкам в рейсовый автобус:
 и на том свете не позабуду его «39-й» номер! Долгожданный, везущий меня в храм,
 милый, самый лучший на свете рейсовый автобус, что отходил всегда в назначенное
 время от платформы «Жаворонки» – какое чудное совпадение, и следовал он
 через моё родное село «Перхушково» мимо моего храма до станции «Одинцово»!

 Все остальные прихожанки ехали из Москвы по обычаю на электричке
 до станции «Здравница», и от самой платформы, по обочине вдоль Можайского шоссе
 гуськом, поспешая, двигались прямиком по направлению «в храм»!

 Шофёр же наш всегда из милости своей душевной и свято русской генетической
 сердечности подвозил богомольных старушек и меня вместе с ними
 к самым Вратам Покровского Храма, говоря вслед милым богомолкам:

 — За меня грешного помолитесь там… тётеньки!
 — Непременно, милок, помолимся! Ты обратно, когда? Нас забери после службы…
 — И заберу и подожду. Вы только всех пересчитайте загодя!
 Чтобы нам ни одной «молодухи» не потерять!

 Но в тот день было всё немного иначе. Наш любимый шофёр захворал.
 Хотя дело шло к весне – вторая половина марта, тем не менее,
 зло свирепствовал грипп.

 На дороге повсюду было кашеобразное месиво из снега и грязи, а я на шпильках!
 Но в молодости это не проблема!
 Проблема… я даже и не знаю, в чём она в молодости-то?

 Дело в том, что как только наш автобус отошёл от платформы станции «Жаворонки»,
 едва набирая скорость, он застрял прямо на рельсах после светофора.
 Встал намертво и ни с места.  Всё, мотор заглох. Автобус-то был не его.
 Прежний хозяин захворал, а этот не досмотрел, видать, как на рейс его поставили…

 Водитель сразу же отворил двери, мол, выходите и спасайтесь, кто как может!
 Но старушки мои не выходили, а сильнее лишь сжали пальцами узелочки
 со свежеиспечёнными «жаворонками». Они сидели как замурованные,
 словно ждали Милости Божьей. И она не заставила долго себя ждать!

 Я резко встала и вышла из автобуса. Это был «Икарус». Махнув правой рукой
 водителю, мол, давай, газуй, я направилась взад подтолкнуть его.

 Сделала так я по старой привычке, ибо даже будучи беременной, толкала такси,
 как всегда на шпильках, когда мы с мужем поздно вечером возвращались из театра.
 Помнится, таксист крикнул мужу:

 — Ну, брат, и жена у тебя! С такой нигде не пропадёшь! Мне бы, такую!

 — Это ещё что! — парировал в ответ ему весело мой супруг, — она для меня
 в свои 16 лет отроду на полном ходу вскочила в узкую дверцу вагона мимо
 проходящей электрички, вскочила так быстро, прямо как нинзя, и рванула на себя
 стоп-кран, всё это произошло в единое мгновение!

 — А для чего? — пытался уточнить таксист.

 — Это чтобы мы все на матч успели! Благо электричка, проходя вдоль платформы
 всегда скорость снижает! И я, и все мужики, что стояли на платформе, в надежде
 попасть на этот матч, сели, многие тогда с работы сбежали...

 Таксист даже и не знал, что я была беременная… просто молодая нарядная женщина
 взяла и вышла из такси, и как толканула его машину, «не боясь маникюра
 испортить»! Короче вы всё поняли!

 …между тем, я одной ногой нашла упор, как учила меня мама,
 и пристроилась сзади автобуса, как учил меня папа:

 — Ать, два, левый! — командовала я, отчего-то, именно, эта фраза пришла мне
 тогда в голову! — Давай-давай! Не засни там «за рулём»! — орала я водителю.

 Тут, как назло, показалась электричка! Какой я знала мат – забыла напрочь!
 О смерти я даже и не подумала. Бабки же мои сидели как монументы в автобусе,
 ни с места, словно: «за ними была Москва!». Ни один мускул не дрогнул
 у них на лице. Это только потом мне рассказала одна из них, самая бойкая,
 что они сидели и молились 40 мученикам Севастийским. Мол, не может такого быть,
 чтобы мы все померли с «жаворонками» в руках на станции «Жаворонки»!

 Тут водитель мне кричит:

 — Завёл! Садись! Давай! Поехали! Быстро! Проскочим!

 И я на ходу влетела в заднюю дверь моего «Икаруса», а электричка спокойно себе,
 как ни в чём не бывало, подошла к платформе сажать народ: «Осторожно, двери
 открываются, следующая станция «Дачная»:

 — Надо же, со всеми остановками идёт, — проговорила я по инерции, — а так,
 обычно, до самого «Голицыно» пролетает!
 — Эта со всеми остановками идёт! Народ из Москвы тащит на себе
 с «ночной смены», — сказала одна из старушек, как ни в чём не бывало.

 Как я села и как мы ехали дальше – хоть убей, не вспомню! Помню только,
 как я вытирала мазут носовым платком со своих ладоней, плюхнувшись
 на заднее сидение, а вот, как входила в храм не помню… полный провал! Шок.

 Только батюшка наш Иоанн, прошедший всю ВОВ, как ни взглянет на меня
 во время литургии, так и покачает головой с укоризной: не дело, мол,
 так рисковать, испытывать Господа! Но в глубине сердца он знал,
 что на войне и не такое, а ещё похлеще случалось!

 На следующий год, аккурат, в самый какун «Крещения», я была в Одинцово
 на приёме у одного модельера с мировым именем, а если попросту –
 у сапожных дел мастера. Он сваял на меня показательные авторские сапожки
 для выставки, которая впервые тогда проводилась в Париже.

 Моделью он выбрал меня неспроста. Поначалу, не говоря мне ни полслова,
 он снял с меня мерки и пошил мне модельные сапожки. А потом придержал их
 на некоторое время, дабы отвёзти в Париж. Мне же он отдал их потом
 по возвращению, когда они были все из себя «титулованные»,
 поскольку я оплатила все расходы по дорогостоящей коже.

 Они были из белоснежной лайковой кожи на шпилечке, внутри них был вшит
 рыжий толстый густой мех, а с внешнего тыла с боку на «халявках» вставлены были
 красочные аппликации в виде серебристого храма с золотыми куполами
 на голубом небе! Вот, она Русь! Пусть знают наших!

 К нему же я приехала к концу рабочего дня, как меня и просили,
 дабы забрать свои сапожки. На улице было очень темно, шёл снег,
 и к ночи подмораживало основательно. Настроение у меня было,
 как и всегда, приподнятое. А тут ещё и Сочельник! Праздник подступал!

 Снимая модное меховое пальто из песца, я заметила, какую-то небольшую суету:
 это уходили домой последние работницы обувного супер модельного ателье,
 в которое очередь была по записи на три года вперёд, и ехали в него
 заказчицы в основном из столицы и даже из других городов!

 Мастер пригласил меня в большую столовую, где был накрыт роскошный стол.
 Когда я поняла, что накрывали его девчата только для меня одной,
 то отчасти немного была удивлена этим. Смущало меня и то, как заговорщицки
 они все поглядывали на меня, мило подсмеиваясь.

 Вскоре мы остались с ним вдвоём. Мастер чинно восседал во главе стола,
 я же скромно присела у самой двери:

 — Угощайся, Галина! Это всё ради тебя! С Праздником Крещения тебя, дорогая!
 Ты одна тут у нас только такая истинно верующая! Ешь! Пей! Ты всё это заслужила!
 Давай! Не стесняйся! Мы тебя здесь все уважаем и обожаем… как Россию!
 — Зачем? Я не голодна вовсе!

 — У меня есть тост для тебя!
 — Какой же?

 — За настоящую русскую женщину, толкающую «Икарус» во время приближающейся
 к нему электрички!
 — Откуда ты знаешь? Я же никому не говорила про это, даже своей маме!

 — Ниоткуда. Сам видел. Я мимо ехал тогда с ребятами и там, на переезде
 мы сразу тебя узнали. Ты скажи, а то мы не дождались, опаздывали на встречу,
 электричка та сквозная была, или же с остановками?

 — А что?
 — Как это, что? Сквозная, она же на скорости идёт, а ежели с остановкой,
 то затормозила бы!

 — Да. Она остановилась.
 — А я рассказывал пацанам своим ещё раньше про тебя, что ты стихи пишешь,
 и всё такое, в церковь ходишь! Ну, мать ты даёшь! Рискованно! Мы всю дорогу
 потом смеялись так, что думали, помрём от хохота!

 Так и вышло. Он вскоре умер от рака. А мог бы жить и жить! Если бы вышел тогда
 ко мне из машины со своими лоботрясами. Эх, мужики-мужики! Где же ваша сноровка?

 Разве я могла подумать тогда, что у меня будет такая реакция:
 выйти и неистово толкать автобус, дабы убрать его поскорее с путей?
 Это значит, я стою, толкаю, а они сидят, едут себе ещё и ржут как кони!
 Ничего себе! Нет, чтобы выйти и подтолкнуть!

 Сам рассказал, и стол накрыл мне даже, угостить меня решил! Премировать!
 Наградить «за стойкость и отвагу». Ну, просто обалдеть! Ещё бы медаль повесил...

 Мало того, он про этот случай весь год всем рассказывал и все ржали с меня!
 Я была объектом восхищения и даже не знаю ещё, чего такого?
 Видамо, так и рождаются сказки, легенды и мифы на Святой Руси-матушке!

 Наверняка обувных дел мастер был к тому времени болен. Господь послал ему
 такой небывалый случай, дабы проявить свой мужской порыв, и вышедшая энергетика
 помогла бы ему ту зловредную опухоль рассосать! Но, увы. Он не победил её.

 Мне же послан был тот случай, дабы, я узнала, каковы были мои духовные резервы,
 мощь и силы моего организма для совершения подвига и принятия внезапного решения.

 Мне это потом пригодилось и весьма пришлось кстати, когда наш состав
 «Москва-Берлин» таможня притормозила на границе в Бресте и высадила изо всех
 вагонов всех пассажиров с вещами, кроме одной группы туристов, в которой
 ехала я!

 Но это будет в следующем рассказе…