Переведи часы назад

Ртищева Людмила
Лана открыла глаза и увидела потолок, белый, с двумя высоко висящими шарообразными светильниками, горевшими неярким светом. Он совсем не был похож на потолок её спальни – бледно-голубой, с розоватыми как на восходе или на закате, облачками. И Лана сразу вспомнила: она в больнице.
– Ой, проснулась! – перебил её мысли молодой женский голос.
И почти сразу же над ней склонилось лицо женщины, но не той, говорившей, – этой, пожалуй, было уже за пятьдесят, а может за сорок (болезнь искажает возраст).
– А мы уже думали, что вы впали в летаргию, – сказала она весело, – всё спите и спите.
– Сейчас утро или вечер? – спросила Лана, глядя на тёмный проём окна.
– Вечер. Вы уже больше суток проспали. Как привезли-то сюда – помните?
– Смутно! – Лана задумалась. – Вроде никак не получалось измерить мне давление… Ещё помню, как врач спросил: «А настоящий цвет лица у вас какой?».
– Юморист! – хихикнул молодой голос.
– Наверное, я была слишком бледная…
– Скорее, – зелёная. У вас давление упало ниже допустимого предела. А судя по разговорам врачей, – они никак не могли понять, в чём причина.
– Всю прошлую ночь возле вас суетились, – снова затараторил молодой голос. – Два раза систему ставили. А уж сколько уколов сделали – я и со счёту сбилась!
– Попа-то, наверное, как после порки… – улыбнулась вторая женщина.
Лана пошевельнулась – болело всё тело. Она попыталась приподняться – комната качнулась.
– Помочь? – глядя на её усилия спросила женщина.
– Нет, я сама. Просто голова закружилась, – Лана, наконец, повернулась на бок, приняв удобную позу.
В комнате стояли четыре кровати. Та, на которой она лежала, – между окном и дверью. У стены напротив – ещё две. На ближней к окну лежала, вытянувшись под простынкой, худенькая светловолосая девушка лет шестнадцати. На другую присела вторая говорившая с Ланой женщина.
Ещё одна кровать стояла возле стены, что напротив окна. На ней тихо спала, укрывшись под самый подбородок одеялом, маленькая коротко стриженая старушка.
Возле каждой кровати стояло по тумбочке. А у окна – обеденный стол со столешницей из белого пластика и под ним – четыре таких же табуретки. На окне не было занавесок, а вместо них – стёкла больше, чем наполовину, были заклеены матовой плёнкой. Должно быть, от солнца, а может, и от посторонних глаз. Лана понятия не имела, что это за больница, что за отделение, на каком этаже находится палата, на какую сторону выходят окна. Она пыталась вспомнить, как вообще её сюда привезли…
– Вас как зовут? –  нарушил воспоминания голос недавней собеседницы.
– Елана.
– Не сработало… – разочарованно протянула девушка.
– Что не сработало?
– Понимаете, меня зовут Люся, соседок моих – Людмила Алексеевна и бабушка Мила. Мы здесь все Людмилы. И как раз перед тем, как вы проснулись, говорили об этом почти мистическом совпадении.
– Подумаешь, совпадение, – Лана дернула плечами, – Людмила – имя распространённое.
– Да! А что вы об этом скажете? Я учусь на факультете журналистики. Людмила Алексеевна преподает в университете редакторскую подготовку периодических изданий. А наша бабушка, медсестры говорили, вообще известная писательница. И тоже в прошлом – журналистка. Как будто вся моя жизнь наперёд разложена. Не хватает только одного звена – работы в каком-нибудь СМИ.
Лана слушала молча, но её лицо выражало крайне удивление. И как только Люся замолчала, она, чуть севшим от волнения голосом, сказала:
– Действительно, мистика какая-то. Меня ведь тоже зовут Людмилой, Лана – это мой журналистский псевдоним. Я так с ним сроднилась, что при знакомстве, даже если это не по работе, представляюсь Еланой.
– А где вы работаете? – спросила Люся.
– Сейчас на телевидении. Три месяца назад запустила свою программу о творческих людях «Вечерние окна».
Людмила Алексеевна как-то очень пристально, словно пытаясь что-то вспомнить, поглядела на Лану, но ничего не сказала.
– Как бы я хотела стать телезвездой! – мечтательно произнесла Люся.
Лана не ответила: если это и было обращение, то уж явно не к ней.
Повисла тишина, нарушаемая только мерным посапыванием спящей бабушки Милы.
– А вы давно здесь лежите? – обратилась к своим собеседницам Лана.
– Все со вчерашнего дня, – отозвалась Людмила Алексеевна. – Бабушку, с подозрением на инсульт, привезли ещё утром,  Люсю – после вас, а меня – днём. Прямо из зала заседания в университете. Я вчера утром приехала на конференцию по редактированию. Ехала почти двое суток. Соседи попались шумные, всю дорогу не спала – вот давление и подскочило. Дома бы полежала, лекарства попила – и всё. А здесь вызвали скорую – и сразу в больницу. Сейчас уж прошло – завтра буду проситься на выписку. Конференцию-то конечно пропустила…
– А откуда вы приехали?
– Я не сказала? Из Петербурга.
– Ого! – хором удивились Люся и Лана.
– А я здесь не одна петербурженка – бабушка наша тоже. Медсестра говорила, что она приехала собирать материал для своей книги. Прямо в архиве её и прихватило. Боялись – парализует, но, слава Богу, обошлось.
– Она тоже спит всё время? – поинтересовалась Лана.
– Нет, только днём. А всю ночь ворочалась. Спрашиваю: «Почему не спите?» – Говорит: «Боюсь умереть во сне и не проститься с жизнью».
– Да, мне это тоже знакомо, – задумчиво сказала Лана. – Когда-то после сотрясения у меня часто болела голова, и я тоже боялась засыпать.
– А сейчас из-за чего вы сюда попали? – спросила Людмила Алексеевна.
– Это странная история. Я даже сказала бы: мистическая.
– Расскажите, расскажите, – Люся даже привстала от нетерпения.
– Не вскакивай ты! Тебе лежать велели, пока не выяснят, почему в обмороки падаешь, – бросила Людмила Алексеевна в сторону Люси и, повернувшись к Лане, добавила: – Ну, рассказывайте же!
– Ладно, только не перебивайте. Началось всё позавчера, восьмого марта. Мы с подругами решили отметить праздник узким женским кругом.
– Без мужей? – сразу встряла Люся.
– Вообще-то из всех четверых замужем я одна. Муж у меня нефтяник и сейчас как раз на вахте в Тюмени. Поэтому собрались у меня. Видимся мы в последнее время нечасто. И то всё на каких-то мероприятиях: в музее у Тони, где она директорствует, у Нины на открытии очередной выставки (она у нас художник-дизайнер) или у Наташи на показе модных новинок (у неё своё модельное агентство). Ну, где я работаю, – вы знаете.
Девушки мы все деловые, медицинскими да физиологическими проблемами у нас делиться не принято – всё о работе, о детях, мужиках и снова – о работе.
В этот раз новости были у Нины – её снова «кинули». Несколько лет назад, когда в университете открывали творческий факультет, она много усилий приложила к тому, чтобы было на нём отделение дизайна. Ездила в Москву и за разрешением, и за опытом, формировала учебные программы…
– Это сложно, – вздохнула Людмила Алексеевна.
– Конечно! Ей даже пришлось уйти из художественного училища, в котором она преподавала уже не помню сколько лет. И пока она делала всю черновую работу, другие – строчили планы, занимали должности, выбивая ставки повыше и объединились в серый монолит, подвинуть который уже было невозможно. Пришлось уйти.
– Так и бывает, – снова вздохнула Людмила Алексеевна.
– Да… Обида забывалась долго. Но вот в городе решили открыть филиал столичного университета дизайна. Снова вышли на Нину – и как на председателя областного Союза дизайнеров и как на педагога от Бога. И снова она набрала курс, причём, теперь на платное обучение. Нашла и бывших своих учеников, которые ушли из университета вслед за ней. Начала преподавать, не дожидаясь возвращения ушедшего на подпись в Москву договора. А через два месяца выяснилось, что платить-то ей никто не собирается…
– Обычное наше свинство! – возмутилась Люся. А ваша подруга, что же она без договора-то – сейчас полагаться на слово нельзя…
– Мы тоже возмутились: и руководством вуза, и доверчивостью Нины, взявшейся за дело без письменного договора. Но оказалось, что суть истории не в этом…– Лана села на кровати, примостив под спину подушку. Слушательницы терпеливо ждали продолжения рассказа.
– Да, скоро Нина сама была готова заплатить – лишь бы отвязаться от директора филиала. По её словам, он оказался не только энергетическим вампиром, но ещё и подчинял себе волю человека. После общения с ним она приходила домой опустошённой и обессиленной, с головной болью. А назавтра снова, как зомби, шла в университет. И так почти до Нового года.
– И как же она от него избавилась? – снова не выдержала Люся.
– Как рассказала нам Нина, она трижды нарисовала и сожгла его портрет. И только после этого он её отпустил.
– Сожгла портрет? – переспросила Люся. – А с чего она решила, что надо делать именно так?
– Не знаю. Скорее, по наитию. Вообще-то это общеизвестно, что картины обладают энергетикой. Но я всегда считала, что это энергетический заряд, который вкладывает в них художник. Нина же настаивала, что те портреты, которые она сожгла, несли отрицательную энергетику оригинала.  И предложила это продемонстрировать.
– Да, я тоже знаю способ, как определить энергетику, – снова отозвалась Люся. – Нужно продеть нитку в кольцо и этот «отвес» держать на небольшом расстоянии от предмета или, например, в какой-то части комнаты. Закачается, как маятник, – значит, энергетика отрицательная.
– То же самое рассказала нам и Нина. Она попросила у меня лист бумаги. Я принесла планшет и карандаш. Нина работала быстро. Мы молча наблюдали, как вроде бы стихийные линии складывались в портрет. И уже через несколько минут с листа зло глядел на нас отвратительный тип – с крупными, заострёнными, как у тролля, ушами, косыми щёлочками глаз под лохматыми бровями домиком. И если бы не усы и борода, то, наверное, было бы видно, как он усмехается кривым ртом, обнажая гнилые зубы.
– Разве может так выглядеть руководитель учебного заведения? – удивилась Люся. – Просто шарж какой-то!
– И мы все удивились. Я даже сказала, что портрет явно утрирован, и Нина нарисовала не человека, а своё отрицательное восприятие его. Но она настаивала, что именно такой он и есть. Только ещё противнее, потому что живой.
Я достала из шкатулки нитки. Нина, сняв с пальца серебряное кольцо, сделала отвес и приблизила его к поставленному в угол дивана портрету.
Кольцо висело несколько мгновений неподвижно и вдруг закачалось маятником.
Все молча на него смотрели.
Наконец Тоня сказала: «Ты сама его раскачиваешь! Дай-ка – я».
Отвес в её руке замер надолго, но потом тоже закачался, повторяя движения маятника.
– Не может быть! – прошептала Люся.
– Я тоже не верила своим глазам и подумала, что они обе сами, вольно или невольно, раскачивали кольцо, поэтому взяла отвес из рук Тони и поднесла его к портрету.
Натянутая нить замерла. И все замерли, глядя на кольцо.
Оно висело без движения очень долго, наверное, несколько минут. Я уже было открыла рот, чтобы произнести победно: «И никакой мистики!», как кольцо дрогнуло и притянулось к портрету.
«Видишь, – закричала Нина, – он забирает твою энергию!».
Я выпустила нить – кольцо мягко шлёпнулось на диван. В этот миг Наталья отдёрнула протянутую, было, руку: «Нет, я пробовать не буду!».
И все сразу засобирались, вдруг вспомнив, что уже поздно. Одевались молча, и только Нина всё повторяла: «Видели, как он притянул кольцо?!».
– Да-а-а, история… – протянула Люся, – но это ведь не конец?
– К сожалению, было продолжение. Проводив девчонок, я убрала со стола, но, включив воду, чтобы помыть посуду, поняла, как устала, и решила лечь спать.
Портрет, который всё ещё стоял в углу дивана, не снимая с планшета, положила на этажерку, И, как ни была взволнована произошедшим событием, сразу заснула.
Утром, несмотря на то, что проспала часов двенадцать, отдохнувшей я себя не почувствовала. С большим усилием поднялась. Дошла до ванны. Но и после прохладного душа мне не стало легче. К слабости добавилась тошнота. Тело было совершенно разбито, словно после огромного физического напряжения. При этом у меня ничего не болело.
Я вернулась на диван, в который меня просто вдавила непонятная тяжесть. Пора было идти на работу, но сил хватило только на то, чтобы набрать номер главного редактора и отпроситься на день, чтобы отлежаться.
Потом позвонила Тоне. Выслушав мою историю, она закричала в трубку: «Я вызываю скорую. А ты немедленно сожги портрет!».
– Я посоветовала бы то же самое, – сказала Люся.
– А мне это показалось абсурдным. И ещё некоторое время я пыталась понять причину того, что со мной происходит. И когда, наконец, решила сжечь проклятый портрет, уже не держалась на ногах, и добираться до ванны пришлось буквально ползком.
Портрет я положила в раковину и чиркнула спичкой. Не поверите – простая бумага вдруг вспыхнула искрами, как бенгальский огонь, шипя и корчась. Я смыла пепел и обессилено опустилась на пол…
Очнулась я от беспрерывного звонка в дверь. Добраться до неё и открыть стоило мне неимоверных усилий.
За дверью стояли Тоня и врач скорой помощи. Дальше в моей памяти чёрная дыра…
Лана наконец взглянула на своих сопалатниц. Пока рассказывала, она глядела как бы внутрь себя, вспоминая и переживая произошедшее.
Люся и Людмила Алексеевна молчали. Причём на лице последней читалась внутренняя борьба, словно хотела она что-то уточнить или добавить.
Но заговорила Люся:
– Вы знаете, у меня тоже есть одна мистическая история. Она произошла со мной прошлым летом. Хотите, расскажу?
– Конечно! – в один голос отозвались Лана и Людмила Алексеевна. И, будто соглашаясь с ними, заскрипела кровать бабушки Милы.
– Я почти полтора года, как замужем, – начала Люся.
– Сколько же тебе лет? – удивилась Лана.
– Девятнадцать. Я сейчас на четвёртом курсе. А после третьего мы с моим мужем Толей поехали в свой первый совместный отпуск. Выбрали маленький городок на южном берегу Крыма. До этого ни я, ни Толя на Чёрном море не были, да и «дикарями» никогда не отдыхали. Поэтому волнений было много: как доберёмся, хватит ли денег на те две недели, что мы себе отвели, но, главное, найдём ли жильё. Муж даже взял с собой палатку на случай, если придётся ночевать под открытым небом…
Выбирая место и время отдыха, мы всё же надеялись, что во второй половине августа уже не будет большого наплыва отдыхающих, так как родители с детьми-школьниками в это время разъезжаются по домам готовиться к учебному году.
Так всё и было. В автобусе, идущем в городок, мы оказались единственными приезжими. И как только вышли на автостанции, нас окружила небольшая толпа людей с предложениями одно заманчивее другого: «квартира со всеми удобствами», «первая береговая линия», «три минуты до моря», «собственный пляж»…
Мы выбирали по цене и, конечно же, сразу согласились, когда нам за наши небольшие деньги предложили отдельно стоящий домик в глубине сада. Место это оказалось на окраине городка. Но до моря – рукой подать. И всё остальное тоже не разочаровало. Сразу за хозяйским домом начинался старый фруктовый сад: яблони, груши, сливы, кусты малины и смородины. Наш восторг вызвали персиковые деревья, плоды которых уже наливались соком и делались полупрозрачными, а некоторые, переспевшие, лежали под деревьями, облепленные осами.
Проследив за нашими взглядами, хозяйка сказала: «Можете брать, есть».
С этого момента мы стали соревноваться с осами: кто первым заметит упавший персик. Осы побеждали чаще, тем более, они «не брезговали» и подами, висящими на ветках. Но и нам что-то перепадало… 
Домик, который мы сняли, стоял в дальнем углу сада, перед огородом. Между собой мы сразу стали называть его курятником. Покрытый досками, тёмными от дождей и времени, с зелёными пятнами мха и с узенькими окошечками, расположенными под самой крышей, он как раз и напоминал то ли бывший птичник, то ли дровяной сарай. Внутри было темно от густой зелени сада, да и окошки выходили на север.
Единственная комнатка была такой крошечной, что открыть узкий тёмный шкаф с зеркалом можно было, только забравшись с ногами на двуспальную железную кровать. Больше ничего в спальне не было, даже стула. Ещё меньше была кухонька. Но в ней мы нашли всё необходимое: небольшой стол с посудой, холодильник, электроплитку. Более всего нас обрадовала ванная комната. Вода для неё закачивалась насосом в огромный бак, внутрь которого был вмонтирован электрический нагреватель. Обычно с утра мы включали его на самую малую мощность и уходили на весь день. А возвратившись, с удовольствием принимали душ. И вода оставалась тёплой до утра.Жизнь наша текла размеренно, но в то же время была насыщена впечатлениями. С утра мы обычно варили себе овсяную кашу и ели её с фруктами. Потом шли на море, где купались и загорали, пока солнце ни уходило в зенит. Там же, в маленьком кафе на набережной, обедали. А после обеда, переодевшись, отправлялись на экскурсию. За две недели мы исколесили все окрестности. Но как-то не получалось осмотреть ту часть городка, что за рекой. Туда можно было добраться или пешком, или на велосипеде, так как соединял два берега только узенький висячий мостик.
На последний день у нас никаких планов не было. Мне хотелось напоследок вдоволь наплаваться и полежать на пляже. Толя же предложил с утра взять напрокат велосипеды и съездить на тот берег. А на море сходить перед отъездом – наш автобус отправлялся в десять вечера. Конечно, надо было всё обсудить заранее, но дотянули до утра в день отъезда.
Поспорили мы именно из-за велосипедов, так как за прокат нужно было отдать большую часть оставшихся денег. А впереди дорога с двумя пересадками, сначала на автобусах (до города и в аэропорт в Симферополе), потом самолётом. И неизвестно, удастся ли снять деньги с карточки, а в нашем городке банкомата вообще не было.
В конце концов, муж победил, и мы пошли за велосипедами.
Проехав несколько кварталов одноэтажных домиков, мы пропустили нужный поворот. Пришлось возвращаться, расспрашивать прохожих. И, наконец, узкая улочка привела нас к мосту. Здесь мы слезли с велосипедов и повели их рядом, следуя друг за другом – Толя впереди.
Навстречу шли мальчишки, смеясь и толкая друг друга. Мужа они пропустили, посторонясь. Мне же пришлось сквозь них буквально протискиваться.
Перейдя через речку, мы остановились у продовольственного магазина. Толя остался с велосипедами, а я вошла внутрь.
Единственная продавщица принимала товар, пересчитывая палки сухой колбасы и проверяя их количество по накладной. В магазине, кроме меня, ожидала окончания приёма товара невысокая сухонькая старушка в длинном светлом платье и белом платочке, завязанном под подбородком.
Я нашла холодильники с мороженым и напитками и сунула руку в карман, чтобы приготовить нужную сумму – кошелька в нём не оказалось. Я невольно вскрикнула.
«Что случилось?» – подняла голову продавщица.
«Кошелёк пропал!» – я вывернула все карманы ветровки и спортивных брюк, хотя он всегда лежал только в оном месте – левом кармане куртки.
«А много было денег-то?» – снова спросила продавщица.
«Нет. Но это были наши последние деньги». – И, вспомнив, что в кошельке ещё лежала пластиковая карточка, я заплакала, закрыв лицо руками. И вдруг почувствовала, что кто-то гладит меня по голове – рядом стояла старушка.
«Вот что, милая, – сказала она тихо, почти вплотную приблизившись к моему уху, – есть у меня проверенное средство. Ты сейчас успокойся, иди домой и переведи часы назад, на то время, когда только проснулась. А потом пройди мысленно весь сегодняшний путь. Выход найдётся». – С этими словами она вышла из магазина. Я поспешила следом, но возле крыльца увидела одного Толю.
«Что-то случилось?» – спросил он, глядя на моё лицо.
Я рассказала о кошельке. К моему удивлению, муж не стал из этого делать трагедии, наоборот, как мог, успокоил меня: «Что ты так расстроилась из-за нескольких сотен рублей? Билеты на автобус и самолёт у нас есть. Еда в дорогу куплена. Доедем! А карточку дома заблокируем. У тебя ведь на ней немного осталось?».
Я промолчала – на карточке в резерве лежало пятнадцать тысяч, которые втайне от мужа откладывались ему на подарок к годовщине нашей свадьбы.
«А может, ещё покатаемся? – спросил Толя. – Развеешься…».
Но мне было уже не до этого.
Муж пошёл сдавать велосипеды, я – домой. И, как только вошла, сразу перевела часы на семь утра. Сама легла на кровать, пытаясь мысленно восстановить события сегодняшнего утра. Вот мы берём в пункте проката велосипеды. Я расплачиваюсь, кладу кошелёк в левый карман ветровки. Эти карманы такие мелкие – руку не засунуть, а тут кошелёк! Конечно, мог выскользнуть в любой момент, пока я крутила педали! Но тут я вспомнила, что перед мостом кошелёк ещё был: увидев на той стороне речки магазин, я машинально сунула руку в карман.
Значит, кошелёк исчез именно на мосту. И вдруг я совершенно ясно поняла, как это случилась. Я протискиваюсь сквозь группу мальчишек. Один из них толкает меня. Я оборачиваюсь. Он извиняется и бежит за остальными. Где-то я видела этого мальчишку. Где? Где видела? Старушка сказала: выход найдётся! Найдётся…
Я не заметила, как задремала. А когда открыла глаза, на будильнике, висящем на гвоздике над кроватью, снова было семь часов. Рядом мирно посапывал муж.
«Неужели проспала до вечера, – удивилась я. – Или будильник стоит?».
Нет, будильник тикал, показывая уже начало восьмого. Почему-то я совершенно забыла, что перевела часы назад, и, расталкивая Толю, говорила:
«Вставай быстрей – у нас всего три часа до автобуса! А надо ещё найти мальчишку, который украл мой кошелёк. Я вспомнила, где его видела: он купается у нашего камня, только с другой стороны…». – Торопливо произнося всё это, я сдёрнула с Толи тоненькое покрывало и бросила на кровать его вещи.
«Какой мальчишка, какой кошелёк? – бормотал спросонья муж. – Какие три часа? Утро ещё!».
Не дослушав, я выскочила на улицу и увидела, что солнце висит на востоке. Идущая с огорода хозяйка, нагруженная двумя вёдрами помидоров, приветливо крикнула мне: «Доброе утро!».
Так это всё мне приснилось! Я не могла поверить – сон выглядел так реально!
Дальше было всё, как в том сне: в споре о велосипедной прогулке снова победил муж. Но теперь, расплатившись за велосипеды, я отдала кошелёк ему, и он положил его в нагрудный карман рубашки.
Толя снова ехал впереди, но улочку, ведущую к мосту, на этот раз мы не пропустили – я заранее крикнула: «Сворачивай направо!».
На мосту навстречу нам шла женщина с детской коляской. Мы решили подождать, пока она проедет, так как нам было не разойтись.
И вдруг в самом конце перехода колесо коляски провалилось в щель между досками моста. Женщина пыталась вытащить его, но оно застряло, и у неё ничего не получалось. Толя, передав велосипед мне, бросился ей на помощь и очень быстро справился.
Через мост мы перешли без приключений. В прохладном и полутёмном после яркой улицы магазине скучала в одиночестве продавщица. Я удивилась, что продавщица оказалась та же, что и во сне. И подумала, что сейчас привезут товар, а потом придёт бабушка в белом платочке… Мне стало интересно это проверить.
«Чего-то берёте?» – нетерпеливо спросила меня продавщица.
«Да, две «Фанты». – И тут я вспомнила, что кошелёк у мужа. И, выйдя на крыльцо, крикнула: «Толь, дай денег на воду!».
Он потянулся к карману – кошелька в нём не было.
«Ну вот – сон в руку», – только и сказала я.
А дома, куда вернулась, пока Толя пошёл сдавать велосипеды, как и во сне, перевела будильник на семь часов…
Теперь воспоминания были короче – если бы кошелек выпал в пути, я заметила бы, потому что всё время ехала сзади. Конечно же, это случилось, когда Толя помогал вытаскивать колесо. Нагнулся – вот он и вылетел. А теперь лежит себе под мостом. Надо бы сходить его взять… – на этой мысли я успокоилась и задремала.
…Открыв глаза, я увидела, что на будильнике снова семь, а Толя спит рядом. На этот раз я не стала суетиться, тихонько выскользнула на улицу и снова поняла, что утро.
Далее всё пошло, как по утвержденному сценарию, но спор о велосипедной прогулке перешёл в ссору. Муж, отказавшись от чая, демонстративно вытащил из моей сумочки кошелёк, отсчитал нужную сумму, вернул кошелёк в сумку и бросил её на кухонный стол. Потом ещё раз спросил раздражённо: «Идёшь?». И, не дождавшись ответа, вышел, хлопнув дверью. 
Я быстро переоделась в спортивный костюм и выбежала следом. Но у пункта проката Толи уже не было. Я побежала к мостику, перешла через речку. Магазин был ещё закрыт. Я потопталась на крыльце, не зная, сколько времени, и не спеша пошла дамой.
…У нашей калитки толпились люди, которые молча расступились, пропустив меня в сад. Навстречу бежала хозяйка: «Что же вы наделали, паразиты! Чайник-то что не выключили? Ведь вы меня без дома оставили!».
Она ещё что-то кричала, но я, не слушая, сразу побежала к флигелю. Возле раскрытой настежь двери валялся обгоревший кухонный стол, а рядом – всё ещё дымилось то, что осталось от моей сумочки – сгорели не только деньги и пластиковая карточка, но и паспорта, и билеты на самолёт.
Пробежав закопчённую кухню, я кинулась в комнату. Будильник висел на стене. Дрожащими руками я перевела стрелки на семь часов и крепко зажмурилась…
Вдруг раздался отдалённый, но всё усиливающийся звон. Я открыла глаза и увидела, что почему-то лежу в постели, а на стене, надрываясь, звенит будильник.
Почти в то же мгновенье в комнату вошёл Толя: «Проснулась? Тогда быстро завтракаем, и – на велосипеды».
Находясь ещё под впечатлением сна, я вяло возразила: «Может, не поедем никуда – мне сон нехороший приснился»…
«Ну, нет! Я тебя лишил права выбора. Пока ты спала, я уже сбегал, взял велосипеды напрокат», – он распахнул дверь, и я действительно увидела занявшие все пространство кухни два складных велосипеда.
«Тогда не поедем на мост!» – упиралась я.
«Ты же хотела увидеть, что на том берегу реки, – удивился Толя.
«Теперь не хочу!» – я всё ещё надеялась его отговорить…
«Ладно», – махнул рукой Толя. В это утро он со мной не спорил, и мы быстро обсудили новый маршрут.
Направились в другую сторону, к парку. Объехав его по периметру, мы уж было повернули на второй круг, но тут я наскочила переднем колесом на камушек, велосипед вильнул и врезался в дерево, а я полетела на землю.
Ударившись обо что-то головой, я на мгновенье потеряла сознание. Но Толя уже поднял меня, непрерывно повторяя: «Ты в порядке, ты в порядке?».
У меня кружилась голова и подташнивало.
Тихонько доведя меня до дома и уложив в постель, Толя пошёл сдавать велосипеды. И только он вышел, я бездумно перевела часы назад…
…Муж не возвращался очень долго, и, ожидая его, я заснула. А когда открыла глаза, снова было семь часов. Голова нестерпимо болела. Толи в комнате не было. Я ещё полежала, пытаясь собрать в голове обрывки мыслей: велосипед, часы, автобус…
В комнату вошёл муж: «Проснулась? А я целый день провозился с велосипедом – исправлял «восьмёрку» на переднем колесе, подшипник тоже рассыпался, руль погнулся. Потом ещё покраска. В общем, пришлось отдать все наши деньги. Хорошо хоть есть билеты на обратную дорогу…».
Слова «билеты» и «дорога» наконец связались в моей голове в нужную мысль: «Мы же опаздываем на автобус, – крикнула я.
«Лежи-лежи, – успокоил меня Толя. – Ещё только начало восьмого!».
«Да я часы перевела назад!».
«Зачем?».
«Потом расскажу!».
Толя схватил чемодан, который, слава Богу, уже был собран. Я вцепилась в его руку, потому что голова всё ещё кружилась, а в глазах темнело. Так мы и двинулись к остановке, которая была всего минутах в пяти ходьбы.
Под навесом, где всегда кто-то сидел не только на скамейках, но и на чемоданах, на сей раз, было пусто. Лишь неподалёку старый сгорбленный дворник ширкал асфальт остатками метлы.
«Автобус уже был?» – крикнули мы ему хором.
«Опомнились! – проворчал старик. – Уж с полчаса, как ушёл»…
Люся замолчала. В комнате стало очень тихо. «Заснули, что ли? – подумала она.
Но Людмила Алексеевна и Лана смотрели на неё во все глаза. Даже бабушка бросала быстрые взгляды из-под полуприкрытых век.
– Как же вы выпутались из всей этой истории? – наконец спросила Людмила Алексеевна.
– Да уж, ситуация была не самая лучшая – денег ни копейки, во флигель наутро заселились новые отдыхающие. Тут ещё моё сотрясение – надо лежать. Толя устроил меня в саду, постелив на траву пляжный коврик, а сам взял у хозяйки денег в долг – и в город, в банкомат. Снял всё, что было на карточке.
В аэропорт пришлось везти меня на такси. Билеты обменять сразу не удалось – улетели только через три дня. Всё это время жили в гостинице при аэровокзале. Так что деньги, отложенные мной на подарок Толе, ушли безвозвратно.
Все вздохнули.
– А что ты думаешь обо всей этой истории с часами? – спросила Лана.
– Если бы не со мной случилось – сказала бы: сон. Но бывают ли сны такими подробными? Я помню каждую деталь…
– Сон-то был вещий, – отозвалась со своей кровати Людмила Алексеевна. – Ведь три раза тебя предупредили: и так, и этак, а ты наяву всё равно потеряла и деньги, и билеты. Хотя… говорят же: чему быть – того не миновать!
– А мне кажется, в этой истории есть ещё один смысл, – Лана повернулась к Люсе, – ты ведь всё время старалась что-то изменить, а становилось всё хуже… Может, иногда надо положиться на судьбу?
– Вот здесь я с вами соглашусь, – Людмила Алексеевна приподнялась на кровати, затем села. – Жизнь, она выбирает если уж не лучший вариант, то самый оптимальный. Есть у меня на этот счёт одна история. Она не такая мистическая, как ваши, но, на мой взгляд, поучительная.
– Расскажите, расскажите, – оживилась Люся.
– Хорошо. Произошла она со мной недавно. Вернее, история ещё и не закончена. Всего год назад мы с мужем (кстати, его тоже зовут Анатолием) жили в коммуналке. Хорошая комната, двадцать метров, светлая, с балконом.
Из окна видно крейсер «Аврора», Неву, старинные здания центра. А выйдешь из дома, в конце улицы – Петропавловская крепость.
– Вы жили на Петроградке? – спросила Лана.
– Да, на улице Куйбышева. Только у нас говорят не на Петроградке, а на Петроградской…
– Как бы я хотела жить в Петербурге! – прошептала Люся.
– Ещё будете! – загадочно улыбнулась Людмила Алексеевна. – Ну, так вот… на чём я остановилась? На коммуналке. Вообще-то она нас вполне устраивала: дом сталинский, крепкий, комната – уютная, обжитая. Кухня большая. Коридоры со стенными шкафами – так что всё барахлишко там.
Соседи – тихие, интеллигентные люди.
Но отдельная квартира! И тут как раз появились деньги. Мы быстро подали объявление о продаже своей комнаты. Подобрали в бюллетене недвижимости несколько вариантов и поехали смотреть квартиры.
– А сколько комнат вы хотели? – спросила Люся, которую, видимо, чрезвычайно интересовал квартирный вопрос.
–  Хотели! На сколько денег хватит! Хватало на двухкомнатную квартиру недалеко от центра. После первой же нашей поездки по адресам нарисовались три варианта – две вторичных квартиры и одна в доме после капитального ремонта. Последняя была уж очень хороша! Но, к сожалению, даже если бы мы продали свою комнату по самой выгодной цене, нам всё равно не хватило бы на неё денег.
– А какая, какая она была? – снова спросила Люся.
– Ну, квартира – супер! Представьте: холл метров четырнадцать, в котором прихожую вполне можно совместить с гостиной. Комнаты: тринадцать и пятнадцать метров, десятиметровая квадратная кухня. Потолки – три сорок. И балкон – по длине всей квартиры. И всё это на седьмом этаже с видом на спортивный комплекс и парк, на территории которого стоят корпуса Политехнического университета, где я и работаю.
– Здорово! – восхитилась Лана. – Но неужели нельзя было найти недостающую сумму?
– Мы нашли деньги уже дня через три. Комнату нашу согласился купить сосед по квартире и сразу же выплатил за нее всю стоимость. Мужу дали на работе кредит в счёт зарплаты на полгода вперёд. И всё же покупать эту квартиру мы не стали.
– Почему? – удивилась Люся.
– Рассудили, что вряд ли её потянем. Ведь там продавались только стены. Всю отделку, пол, электрику, сантехнику пришлось бы делать и покупать самим. А на это, как мы прикинули, потребовалось ты ещё не менее четверти от стоимости квартиры. Так что – отказались. Но у нас в запасе были ещё два варианта!
– Расскажите, расскажите о них подробнее, – снова попросила Люся.
– Один был практически в центре, недалеко от Витебского вокзала. Сталинский дом, предпоследний четвёртый этаж. Квартира небольшая, но удобная и, хотя была коммунальной, оказалась не очень запущенной. Но если против предыдущего варианта возражала в основном я, боясь, что какое-то время придётся жить на бетонном полу без газа и воды, теперь упёрся Анатолий. Главным его аргументом была плохая экология. И хотя жильцы дома уверяли нас, что до их зелёного двора не долетает ни шум железной дороги, ни грязь и копоть от потока машин, несущихся вдоль Обводного канала, муж был непреклонен. И от этого варианта мы тоже отказались.
– И не жалко было? – спросила Лана.
– В тот момент, конечно, жалко. Мне даже казалось, что муж специально встал в позу, чтобы отомстить мне за то, что я отказалась связываться с реконструированным полуфабрикатом. Но скоро, уже после того, как был подписан договор купли-продажи с хозяином третьей квартиры, я поинтересовалась судьбой тех двух. И оказалось, что первая была продана два раза (мы чуть не оказались третьими «собственниками»). А в другой – продалась только одна комната. За вторую же хозяйка заломила такую цену, что новые соседи вряд ли смогут её выкупить.
– Надо же! – удивилась Лана, – вот что-то ведь удерживало вас от покупки тех квартир. А сейчас всё в порядке?
– Погодите. История ещё не закончена. Хотя вы правы – с самого начала было что-то, что вело. Третья квартира нам тоже понравилась. Последний четвёртый этаж старинного дома, трёхметровые потолки, дубовый паркет на полу, просторный коридор, удобные комнаты. Особенно меня покорила кухня с двумя высокими окнами и выходом на небольшой балкончик. К тому же квартира была больше предыдущих и при этом самая дешёвая.
– Что же в ней было не так? – спросила Лана.
– Она была, как принято сейчас говорить, «убитая». На первый взгляд, требовался не только ремонт, но и замена отопления, электрики, сантехники. Но всё это было вполне решаемо, и в январе прошлого года мы подписали договор и внесли залог.
Квартира тогда находилась в процессе приватизации, но так как был всего один потенциальный собственник, к тому же мы проверили всю историю этой квартиры – всё было чисто, поэтому мы потихоньку стали складывать вещи и строить планы. Предполагали уже через месяц оформить собственность, а в марте закончить ремонт и переехать.
Но казалось, будто кто-то нарочно тормозил процесс. Приватизация затянулась до конца февраля. В марте, наконец, прошли нотариат.
Оформление шло непонятно долго. Наш продавец в это время искал встречку. Нашёл в другом городе. Мы выдавали ему деньги частями – ровно столько, чтобы сначала он оплатил услуги риэлтора, дал аванс продавцу, потом купил квартиру, оформил её… Боялись, что он уйдёт в запой и всё застопорится.
В другом городе документы оформлялись ещё дольше, чем у нас. В результате квартира освободилась только в мае, когда сосед, купивший нашу комнату, уже стал проявлять озабоченность: а собираемся ли мы вообще выезжать?
Но и в освободившейся квартире мы никак не могли начать ремонт. Купили стройматериалы, только отъехали от магазина – сломалась тележка. Пришлось из-за пары пакетов цемента нанимать машину и за две минуты пути заплатить больше, чем стоил этот самый цемент. Толя договорился в домоуправлении с сантехником, чтобы тот поменял трубы и установил ванну, раковину и унитаз. Дал ему денег на материалы и аванс за работу. Мастер исчез – перестал отвечать на звонки, а через неделю уволился из домоуправления.  Решили сначала поменять окна-двери. Вызвали представителя фирмы, которая устанавливает входные двери. Специалист сказал, что проём нестандартный и дверь придётся изготавливать специально, что выйдет значительно дороже. Уплатив за вызов, который, кстати, рекламировался как бесплатный, мы от услуг этой фирмы отказались. Те же проблемы, связанные с нестандартностью, возникли и с окнами – их вообще никто не брался делать.
Так прошли недели две-три. Я уже давно взяла за правило, если что-то не получается, – не идти напролом, а сесть и подумать, в чём дело. Но здесь мы не понимали, что происходит, и нервничали. Когда же, нанятые мной маляры вечером, в канун назначенного дня начала работы, отказались по телефону, толком не объяснив причину, мы решили начать ремонт самостоятельно. Толя взялся за сантехнику, мне досталась побелка-покраска.
Шёл уже июнь, в университете началась сессия, не надо было ходить туда почти каждый день, и я потихоньку взялась за освоение азов малярного дела.
…В тот день я как раз заканчивала размывку потолка в большой комнате, когда соседка принесла «Комсомолку» с напечатанным в ней списком домов под расселение. И в совершенном шоке я нашла в нём наш адрес…
– Невероятно! – удивилась Лана.
– Да, вас вели почище, чем в моём сне, – добавила Люся.
– Мне и самой не верится, что при всей нашей настырности удалось избежать огромных и бессмысленных трат. Ремонт мы потихоньку сделали сами. Правда, переехали лишь в августе. Но теперь уже обжились. И можем спокойно ждать расселения. Да хоть бы его и не было – нас вполне устраивает эта квартира! К тому же давно стало ясно, что тот глобальный ремонт, который мы затевали, совсем и не был нужен…
– Бабушка Мила, что это вы радио на ночь не выключили?  – Дверь открылась, и в палату вошла медсестра.
В комнате было тихо.
«Кто же здесь разговаривал?» – удивлённо спросила она, переводя взгляд со спящей старушки на пустые, аккуратно заправленные кровати.
Постояла ещё немного, прислушиваясь, и, выключив свет, вышла, тихонько закрыв за собой дверь.
Бабушка Мила открыла глаза. В палате всё так же было пусто.
Уличный фонарь наполнял её чуть зеленоватым светом. Старушка повернула голову так, чтобы было видно все кровати. Она переводила взгляд с одной на другую, потом на третью, каждый раз кивая головой, словно здороваясь с кем-то невидимым.
«Ну, вот и увиделись: Люсенька, Людмила, Людмила Алексеевна. Всё у вас хорошо. Теперь уж можно…» – она не договорила. Только было видно, что глаза её смотрят в незашторенное окно, а губы улыбаются.

20 марта – 4 апреля 2007 года,
Санкт-Петербург


          Рассказ в полном варианте опубликован в литературно-художественном альманахе "Карамзинский сад" (№1 2012 год)