Даша
Она умирала первый раз. Это было легко и не похоже на то, как себе воображала ранее, когда не была верующей. Плоть перестала бороться за жизнь.
“Все идет по воле Божией”, — смиренно размышляла Марта, с трудом преодолевая невыносимую боль, разлитую по всему телу. Сознание, что страдания очищают и готовят душу к вечной жизни, рождало в ней ожидание чего–то чрезвычайно таинственного и неизвестного. Это ожидание временами поглощало ее полнос¬тью. Она уже не думала, как раньше, что религия — досужая и примитивная выдумка людей.
Она сама выбрала свой путь. В тридцать лет легко защити¬ла диссертацию по гомеопатическим методам лечения редких заболеваний, преодолев критику многих оппонентов и недоброже¬лателей.
Вера вошла в нее вместе с неизлечимой болезнью как вера в выздоровление. Но вера в излечение постепенно исчезала, а вера в Бога сохранилась. Самоуверенность и гордое достоин¬ство, свойственные ей от природы, стали замещаться смирением и отказом от своей воли. Свою волю, в том числе и волю к жизни, она передала в руки своего духовного отца, кому исповедовалась дважды в месяц, хотя и знала, что не все грехи прощаются, даже тогда, когда их отпускает священник. Необходимо, к тому, еще и искреннее покаяние: боль и отвращение от совершенного греха, сожаление с потрясением всего организма, сопровождаемое сле¬зами... А вот слез у нее не было, значит и покаяния нет, не было
Законы равновесия
и сожаления об одном грехе, совершенном ею в прошлом, лет восемь назад.
Она поняла, что в жизни есть два пути: путь духовный и путь страстей — чувственный, душевный, плотский. Эти два пути вытесняют друг друга и не совместимы. Марта почувствовала это, почувствовали это и ее близкие.
Времени на размышление сейчас у нее было достаточно. Бессознательно Марта искала себе оправдание: грех попускает¬ся ради ненарушения свободы выбора и личной человеческой воли, хотя сам грех — своеволие. “Причина совершения греха скрывается до времени в тайне Его Промысла”, “... чтобы из зла произвести доброе”, — вспомнила она где–то прочитанные сло¬ва. Однако совершивший грех неминуемо наказывается спаси-тельным и очистительным наказанием — страданием. Но воз¬мездие и страдания могут отзываться на детях и их потомках. Эта мысль тревожила ее более всего. Нет! Все наказание надо взять на себя. Больное ее воображение продолжало фантазиро¬вать: первородный грех тоже был справедливым попущением? И к чему это приводит? Мир нравственно гибнет. Но людям открыта возможность исправления, покаяния и спасения. Марта знала, что все это не поддается разуму, и пыталась уйти в молит¬ву... Настало время рассказать обо всем мужу... сегодня же.
В это время в больничную палату вошли двое — молодая женщина лет тридцати и девочка, похоже, лет семи–восьми. Это были ее дети — две жизни, зачатые в ней. Одна жизнь — старшая дочь Людмила, и вторая жизнь, связанная с младшей — Дашей. Разница в облике сестер была столь разительна, что даже при тщательном наблюдении, невозможно было найти оди¬наковых черт в их лицах. Да и в осанке их не было ничего общего.
Людмила — худа и сутула, с впалой грудью; серый цвет лица, бесцветные волосы без определенной прически, беспокойный бе¬гающий взгляд поблекших глаз — все это делало ее неприметной и невзрачной. Даша, напротив, подобно яркому весеннему букету, притягивала внимание. Она была, как говорят, другой породы.
Даша 187
Несмотря на детский возраст, в ней угадывались нераскрывше¬еся женское достоинство и южная красота. Слегка удлиненное лицо, темные с блеском волосы, гладко и аккуратно уложенные, большие черные глаза, открытый, наивно–детский и в то же время проницательный взгляд смущали людей своей непосредственнос¬тью. Ее прямой носик с горбинкой, нежный детский подбородок, который она изредка поднимала, дополняли ее портрет и делали его удивительно привлекательным. Всем своим видом она гово¬рила: “Я знаю больше, чем вы думаете”.
Марта обрадовалась приходу девочек. Она с любовью и плохо скрываемым смятением смотрела на младшую — это она возбуждала в голове Марты тревожные мысли, не дававшие ей покоя. Даша получала больше заботы и внимания, чем старшая дочь, не только по причине своего возраста. Она воспитана не по возрасту, как взрослая девушка. Ее непослушание старшей сестре, называвшей ее непоседой и неслухом, скорее объяснялось нелогичностью доводов Людмилы, что тонко чувствовала Даша, а не ее строптивостью, как считала Людмила.
— Ты какие колготки хочешь надеть: светлые или черные? — спрашивала Людмила.
— Светлые, — отвечала Даша.
— Нет, надевай черные, — настаивала сестра, из–за чего возникал спор, в котором, как обычно, Людмила терпела поражение.
— Тебе хочется чаю или молока? — нетерпеливо допыты-валась она.
— Смотря с чем: с булочкой или с пирожным? — медлилас ответом Даша, и это раздражало старшую сестру.
Даша первая подошла, вернее, подбежала к матери, едва не сбив старшую сестру с ног, и прижалась лицом к простертой к ней ладони. Людмила склонила голову к груди Марты, на¬клонившись над Дашей, и так все трое замерли, образуя живую скульптуру. Марту приятно удивила и в то же время взволновала и встревожила ласка Даши. В последнее время, когда Марте стало особенно плохо, младшая дочь стала чуждаться матери и вести себя как–то тревожно. Даже причесывать себя она по¬зволяла только старшей сестре, а не Марте, как это было раньше, до болезни. Животные чувствуют приближение смерти своих хозяев, дети, вероятно, тоже.
— Девочки, почему без папы?
— Он придет позже, — тихо сказала Людмила, — пошелза цветами.
Волнения, связанные с мыслью о встрече с мужем и предсто¬ящим объяснением, почти исчезли. Главное — принять решение. В душе уже свершился переворот. Она уверена, что будет про¬щена. Слезы, подобно каплям освежающего и очищающего дож¬дя, обильно лились по ее щекам, увлажняя головку ее любимой дочери. На душе становилось легко. Странно, что и боль, с трудом выносимая ранее, уходила.