Обманул меня, как ни странно, Хемингуэй.
Со своими снегами Килиманджаро на экваторе, врал, наверное, как все писатели врут всем читателям от начала времен, но я купилась и, собираясь на Тенерифе, подделала пермит на восхождение на вулкан.
Получать его надо было за два месяца и, хоть собрались мы внезапно, но «яжпрограммист» и все прошло, как по маслу.
Прямо с берега океана, прекрасным летним утром, мы отправились к вулкану на обычном маршрутном автобусе.
Впрочем, автобусы там, может и обычные, но водители замечательные. Сплошь немолодые, полноватые, с седыми пружинками волос и очень похоже, что это их вторая профессия, пенсионная.
А в первой они были о-го-го кем – пилотами легкомоторных самолетов или даже тореро - с такой спокойной беспощадностью, посвистывая, на огромной скорости, ведут они автобусы по крутому горному серпантину, заносясь на поворотах так, что встречные машинки в испуге поджимают зеркала.
Доехали за двадцать минут, от уровня моря до трех тысяч.
И, выйдя, я впервые в горах, не распахнула руки, чтобы вдохнуть поглубже, а молча легла на коврик, на твердую ровную поверхность.
Вокруг звенела тишина, бегали ящерицы, я лежала высоко, над океаном, чья приятная прохлада овевала кожные покровы, под отвесно падающими лучами экваториального солнца ровно пять минут, пока не почувствовала, что запекаюсь внутри.
Как в микроволновке.
Нет, подумала я, что-что, а печень в Испании – предмет первой необходимости.
Надо было вставать и идти к вершине.
Но дошла я только до ближайшей кальдеры.
Мой неглупый мозг давно все просчитал и уже начал подавать наводящие сигналы. Сердце вдруг стало пропускать удары и я это слышала, глаза плохо фокусировались, во рту пересохло, а глубоко-глубоко внутри что-то заныло.
Мысли поплыли сами по себе, периодически подбрасывая на поверхность сентенции, вроде «что там может быть такого, на вершине, чего нет здесь, ста метрами ниже»?
Вулкан давно потух, он извергался миллион лет назад и стоял сейчас мертвый и равнодушный, не притягивая и не отталкивая.
Все, сказала я, устала, пойду, поиграю в ящерицу.
Я заползла в тень ближайшего валуна и провалилась в прохладу.
Перед моими глазами большая старая ящерица, потрепанный боец, потерявшая в этой, давно проигранной войне с жизнью, хвост, пыталась влезь на камень. Она взбегала, цеплялась слабенькими лапками, но сползала без своей крепкой надежной опоры.
Раз за разом, она пыталась и пыталась, пока не бросила это безнадежное занятие и не устроилась неподалеку. Мы лежали не шевелясь, уставясь в камень, и жалели каждый о своем.
Праматерь Тейде, прости меня, я не смогла, я так хотела заглянуть в твой давно закрытый спящий глаз, чтобы увидеть, понять что-то там, в глубине.
Что-то о жизни, о справедливости, которой больше нет для меня, о том, как и куда все уходит и еще многое, многое.
Но, похоже, мне, как ящерице без хвоста, больше никогда не залезть на вертикальную стену.