Николай КРАСИЛЬНИКОВ
1.ЛИКИ ЗЕМЛИ И ЛИКИ ПОЭЗИИ
Когда-то С. Есенин сказал собрату по перу: «Найдёшь родину – пан, не найдёшь – всё псу под хвост пойдёт. Нет поэта без Родины».
Поэту Ивану Переверзину не надо искать Родину – он живёт в ней с рождения вместе с неброской и суровой северной природой, её людьми:
Пойду в леса развеять думу,
привечу белку или рысь…
Найду метличку, тихо дуну –
и семена подхватит высь.
Я разбегусь, раскинув руки,
и – обопрусь – о синеву, –
там крови нет, там нет разлуки,
там я дышу, там я живу!
Именно так органично и возвышенно живёт в сердце поэта родная природа с её сизыми сопками, гремучими ключами, скупыми брусничными полянами. Ими дышит каждая строка поэта:
Эти земли тоже – мать-Россия,
это тоже – русские снега.
Здесь краса, богатство и стихия –
птичья да звериная тайга.
Города и люди смуглолицы,
с кожей от морозов – что кирза,
но зато с душою – стерха-птицы,
рвущейся от сказов в небеса.
Сказы с якутского переводятся, как «Олонхо»: «мне они жизнь чудом наполняют,/ хоть я родом вовсе не якут», – признаётся Переверзин. И тут «чудо» обретает другое волшебное свойство. Оно становится близким и родным для человека, даже никогда не бывавшему на Севере, благодаря живому слову поэта:
И звенит синица над зимовьем,
и зарёй освечен лик земли.
И навеки чистою любовью –
к Северу живут – стихи мои…
Стихам Переверзина безукоризненно веришь, потому что они «идут» от добрых чувств. Даже тогда, когда строфы поэта посвящены «жжёному ядрёному морозу», от которого «не защищает мех звериный / и жаркий шарф из шерсти коз», «и падают из глаз, как иглы, слёзы, / и на щеках сосульками звенят», от них всё равно веет «поэтическим» теплом сыновьего сердца. Ведь они рассказывают о дивной природе Севера мало ещё воспетой поэтами.
Полны светлой грусти и зыбкой радости переверзенские стихи о трудном (а у кого оно было лёгким в 50-е годы?!) послевоенном детстве. В этом возрасте сердце особенно впечатлительно, и впитывает в себя, как губка, всё хорошее и плохое – и старые заброшенные бараки, что «стоят в своей земной печали, / вбирая утра – яркий свет», и раннюю смерть отца, и старую одежонку, что передавалась в семьях от старших детей к младшим, и многое другое.
Как истинный поэт (таким был Некрасов!), Переверзин не отгораживается и не прячется в мифические небесные чертоги ото всего, что происходит и творится в нашей стране. Болью и кровью сочатся многие его стихи за бездарную перестройку, за разрушенное Отечество, за бандитские 90-е годы, за расстрел парламента в 93-м. Это всё незабываемые вехи в новейшей истории России, тёмные её пятна. Верно замечает поэт, что страшно жить в мире, где многое строится на лжи и несправедливости, но ничего, в силу обстоятельств, поправить нельзя.
Господи, как же низко надо душой опуститься,
чтобы ходить по свету с протянутой горько рукой,
и перед кем – пред напрочь зажравшейся заграницей,
которая спит – и видит – нас под своей пятой.
Нынешние действия российского президента, похоже, исправляют эту унизительную ситуацию.
Вера в Родину, в людей и, прежде всего, в себя, придают поэту надежды и силы в работе и в постоянных творческих исканиях. Вне поиска, внутренней собранности, а не пустых метаниях – ничего не выйдет путного, это аксиома. Ещё, кажется, Овидий говорил, который знал наречья скифов, что «… стихи удаются, если созданы при душевной ясности».
Именно к такой ясности и старается приблизиться Переверзин в лучших своих стихах:
Что мне судьба с её печалью,
когда, цветастая, как шаль,
откроется за дальней далью
другая солнечная даль.
Не захолустье, безызвестность,
не безызвестность и не грусть, –
почти есенинская местность
с его стихами наизусть.
В лесной кукушечной дубраве –
упрямый счёт твоих годов,
в лугах – густое разнотравье,
и пчёлы – в чашечках цветков.
И всё – навеки, всё – от Бога,
чтобы любить и вырастать,
и трудно жить, но без упрёка,
и без упрёка – умирать.
Стало уже общепринятым понятием, что эстетический ценз мужчины определяет его отношение к Женщине, с шекспировских времён – до наших. Хочется верить, что оно будет вечным, не смотря на разрушительную западную культуру и мнимые ценности, навязываемые России. В стихах И. Переверзина образ любимой, жены, матери обретают неповторимые черты, ассоциирующиеся с портретами «Незнакомки» Крамского или «Девочки с персиками» Серова, другими картинами русских художников. В них тоже столько свежести, непосредственности, воздушной красоты, тайны… Взять хотя бы это стихотворение:
Как хорошо, что есть ты на земле!
Но плохо, что любовь твоя погасла…
Так одиноко в предрассветной мгле,
так всё туманно, зыбко и неясно…
Но я – люблю! И светлый образ твой –
мне, как звезда, что ночью ярко светит,
жизнь освещая в темноте земной,
где крепнет стужа и лютует ветер…
С твоей любовью выжить не пришлось.
Ну что же – со своей любовью буду
так песни петь, чтоб отступала злость
и снова в счастье верилось, как в чудо!
Оставаясь приверженцем традиционного русского стиха, Переверзин, не изобретает никаких метрических систем. Однако взгляд его на жизнь, на пережитое, на сегодняшний день, иногда на будущее, остаётся всегда светлым, не зашоренным мишурой. Он честно всматривается в себя, в сегодняшний тревожный мир, находит новые, не затёртые слова, яркие метафоры:
На отчий край давно легла печать
не бренности глухой, а обновленья!
Но в час, когда хочу я жизнь понять,
то сердце обрекаю на мученье.
Но день за днём, земле даруя свет,
уходит вдаль небесная дорога…
И, если я – не плачу ей вослед,
то потому, что плакал очень много…
Поэт Иван Переверзин – лирик. Лирик от Бога, сказали бы воцерковлённые. Лирик от Природы, сказали бы атеисты. Лирик интровертального склада, сказали бы учёные. То есть, поэт, пропускающий свои стихи через сердце. В итоге все эти синонимические определения сводятся к одному: перед нами поэт неординарный, «штучный», со своим неповторимым рисунком голоса, который прекрасно узнаваем в череде часто меняющихся модных поэтических школ, направлений, самопровозглашённых «гениев»…
Это ярко подтверждает новая книга стихов Ивана Переверзина «Северный гром», вышедшая в издательстве ИПО «У Никитских ворот».
2.ЖИЗНЬ, ЗАПЕЧАТЛЁННАЯ В СЛОВЕ
Имя известного русского поэта Ивана Переверзина давно любимо читателями. Некоторые его стихи стали песнями. Их знают и поют, а книги стихов переводятся на языки народов ближнего и дальнего зарубежья. Например, недавно у поэта вышел прекрасно изданный том лирики на китайском языке. Всё это свидетельствует о неоспоримом признании самобытного творчества поэта, его ярком даровании.
И вот новая встреча с поэтом. На этот раз Иван Переверзин предстаёт перед читателями, как писатель, автор повестей, рассказов, эссе. Книга называется «Росомаха», вышла она в издательстве «Флагман».
В русской литературе давно утвердился термин «проза поэта», и сразу вспоминаются светоносные имена Пушкина, Лермонтова, ближе к нашим временам – Симонова, Яшина, Солоухина… С юных лет мы вырастали под волшебным воздействием их произведений. Поэтому встреча современников с зарекомендовавшим себя поэтом, который впервые вынес на суд читателей книгу прозы, всегда вызывает особый интерес…
Пересказывать произведения писателя – неблагодарное дело. Тут, как говорится, лучше один раз самому прочесть, чем сто раз услышать от другого. Однако у меня особый случай, и я не удержусь от удовольствия заострить внимание будущего читателя на повестях Переверзина, которые составили основу книги и оказались созвучными моему миропониманию.
Повесть «Неверные звёзды» – о юности, о первой влюблённости. Перед нами зримо во всех неповторимых и занимательных перипетиях, картинах, переживаниях героев, оживает история зарождения молодой семьи, которая, встретившись с первыми трудностями, сразу даёт трещину. Первоначальные благородные чувства не выдерживают семейных испытаний. Тривиальный случай? Нет. Возникший пресловутый любовный треугольник? Возможно… Но и он тут не «главная скрипка». Что же тогда так мучает главного героя Дмитрия? Автор не даёт прямого ответа. И в этом изюминка, тайна и очарование всей повести, которую каждый по-своему должен додумать и дочувствовать сам.
Повесть «Капитоновка» читается, как автобиографическая поэма. Так в ней всё воздушно, одухотворено светлыми воспоминаниями (даже когда случались горькие минуты) о матери и отце-фронтовике, о сёстрах и братьях, об учительнице и одноклассниках… О первой лодочке, которую школьнику Ване смастерил и подарил добрый сосед дядя Евгений, лесник, знаток таёжных троп. Именно эта лодочка, названная поэтично «Веточкой», на местной речке помогала любопытному мальчишке открывать яркую, блещущую всеми красками четырёх времён года, природу: мир рыб, обитателей береговых зарослей – птиц, зверушек… И всё это происходило под впечатлением прочитанных книг Жюля Верна, Фенимора Купера, рождая мечты о дальних странствиях, а в звёздные ночи – смутные, но такие волнительные строки первых стихов.
В детстве всё было магическим: первое, подаренное отцом, охотничье ружьё, подманивание в подлеске рябчиков, зимняя рыбалка на великой реке Лене… Но тут же рядом подстерегали и первые большие беды – смерть близкого человека, гибель любимого пса. Ничто не воспринимается так близко к сердцу, как в детстве и отрочестве. Потому и отпечатываются такие вехи чётко и в подробностях в памяти человека. Не только детали бытия, но и запахи, картины далёкого северного края. Они становятся близкими и нам, благодаря певучим переверзинским строкам:
«… Миновала ещё одна долгая, с жгучими морозами, с бешеными снежными вьюгами, с безжалостным хиусом якутская зима, за ней, словно быстрокрылый стерх, пролетело жаркое, с проливными дождями, сверкучими молниями, с ухающими, как ночные совы, громами, щедрое на грибы и ягоды лето».
Такие пейзажи надолго остаются в памяти человека. Думаю, что повесть И. Переверзина «Капитоновка» может стать такой же любимой книгой не только взрослых, но и детей, как для многих поколений были повести Н. Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», А. Толстого «Детство Никиты»…
У писателя-реалиста, как и у любого честного художника слова, о чём бы он ни писал, у одного – больше, у другого – меньше, в произведениях всегда прослеживаются элементы автобиографических деталей, а иногда и целых сюжетов. Когда современники Есенина попросили его рассказать свою биографию, поэт сказал: «Она в моих стихах!» То же самое может сказать о себе Переверзин, сославшись на свои стихи и прозу. И так же будет близок к истине. Это подтверждает и повесть писателя «Росомаха», давшая название всей книге.
В повести трепетно воскресают воспоминания восьмиклассника Вани Переверзина (считай автора!), который, вместо того, чтобы как все его сверстники отдыхать, на школьных каникулах устроился на всё лето на работу в один из приленских совхозов объездчиком полей, то есть охранять посевы от скота.
Одно короткое северное лето буквально перевернуло жизнь подростка, повернуло вектор его души к более глубокому познанию окружающего мира, чем то, когда он путешествовал на своей «Веточке» по речке. Взрослая работа помимо физической закалки подарила хлопчику знакомство с неординарными людьми. Это заведующий конюшней, человек несломленной судьбы – Геннадий Николаевич Сидоров. Бригадир сенозаготовителей, суровый на вид, но во многом справедливый – Василий Иванович. Молодой охотник, помогающий в свободное время безвозмездно стоговать сено – Георгий Балаев, который был: «… Словно добрый молодец, сошедший со страниц русских былин, широкоплеч, под два метра ростом, с длинными руками, которыми не на спор, а просто на потеху и зависть членам бригады, без видимых трудностей для себя, мог запросто разогнуть подкову».
Именно к таким сильным парням и тянутся подростки, чтобы стать хоть немного на них похожими.
А если здесь к друзьям прибавить четвероногих любимцев: помощника по работе – мерина-трудягу с непривычной кличкой Спокойный; овчарку, почти по киношному, умного и преданного – Мухтара, то развивающиеся события в повести и вовсе становятся занимательными в череде, на первый взгляд, однообразных сельских буден. Ибо впечатлительный Ваня с ранних лет, выражаясь образным языком Фета: «На всём чуял прекрасного след». И тогда, когда плыл на катере по красавице Лене до места сенокосных угодий. Через много-много лет, уже известным поэтом, Переверзин во всех подробностях вспомнит это путешествие в красках и величии его «малой родины»: «… От высоченных правобережных скалистых сопок, поросших густым лиственничным лесом, почти до самого фарватера ложились светлые тени, переламываясь на волнах. Серо-белые кудлатые облака вместе с солнцем словно оторачивали золотом гребни волн, отражаясь в реке. А в воздухе носились белоснежные чайки с большими, гибкими, сильными крыльями, то опускаясь до самой воды, на развороте чиркая крылом, как бритвой, по волнам, то поднимаясь чуть ли не к облакам, чтобы с высоты зоркими глазами высматривать поднимающуюся из тёмных глубин к лазурной поверхности реки рыбу».
Прибыв на место, уже среди косарей, Ваня познакомился ближе с охотником Георгием Балаевым, чья избушка находилась неподалёку в тайге.
В один из ненастных летних дней, когда зарядил дождик, наверно, надолго, и у косарей выдалось свободное время, о котором они шутят: «Маленький дождишка – лентяям передышка!» – Георгий засобирался поохотиться на глухарей. Узнав об этом, Ваня попросил Василия Ивановича отпустить его на охоту вместе с Георгием. Бригадир без проволочек разрешил, но только на два дня, не больше… Ваня обрадовался до небес, потому что эти два дня показались ему самыми счастливыми в его жизни. Он впервые отправился на настоящую «взрослую» охоту. Но каждая охота, как известно, это и новые приключения. Перед такими соблазнами, даже гнус, тяжесть дальнего перехода, отступают на задний план. К тому же рядом с тобой находится Георгий – опытный и знающий тайгу охотник. Они шли на охоту за десятки километров в сторону безымянного озера, где можно было встретить древних птиц – глухарей. И пока добирались до заветного места, Георгий открылся перед Ваней, как настоящий опытный следопыт, ничем не уступающий знаменитому арсеньевскому проводнику Дерсу Узала. Он не учил, а делился своими наблюдениями: по каким признакам и как ориентироваться на незнакомой местности, когда и где лучше собирать ягоды и грибы, как быстрее разжечь костёр в сырую погоду, рассказывал о мало известных повадках диких птиц и зверей, о привычках и особенностях охотничьих собак, которые челночно трусили впереди них…
Пройдя немалое расстояние, автор вспоминает:
«… Я оглядел пасмурное небо с целью хоть примерно определить время, но никак этого сделать не мог и обратился к Георгию:
– Интересно, а сколько часов мы уже в дороге?
– Думаю, не больше пяти!
– А как ты это определил?
– По тяжести в ногах!»
Такие детали «кабинетному писателю» трудно выдумать, их надо испытать самому.
Не лишены глубокой житейской и авторской мудрости вложенные автором в уста Георгия рассуждения:
«… Не знаю, к месту будет моё личное замечание или нет, но я считаю, что в природе существует три вида самых удивительных по красоте существ. Среди птиц это лебедь, среди нас, человеков, – это её величество женщина, а среди животных, извини, – это лошадь!»
Кому-то подобные сентенции могут показаться спорными, но в них есть действительно разумные зёрна, которые в душе взрослеющего подростка могут дать со временем добрые всходы – понимания, сострадания, любви…
В повести «Росомаха» немало по-настоящему замечательных авторских находок – свежих эпитетов, искромётных диалогов, по-левитановски нежных пейзажей.
И неудивительно, что пройдя немалый, в чём-то испытательный путь на выносливость, охотничий бог Нимрод вознаграждает паренька достойными трофеями – несколькими глухарями и шкурой – опасной, сильной, после медведя, росомахи, – которая, может быть, спасла… жизнь одного из косцов. Но как это случилось, позвольте, оставить тайну читателям. Прочтут – сами узнают.
Почему я заострил внимание на повести И. Переверзина «Росомаха», ведь и предыдущие – две по-своему прекрасны?
Просто лишний раз захотелось подчеркнуть, что в произведениях писателя (к счастью!) отсутствует концепция пустоты и сплошного словесного декора, коими грешат многие новомодные авторы.
У героев И. Переверзина, как правило, внешняя красота ассоциируется с внутренним их состоянием. Для них доброта – это поступок. Таких людей любят и верят им.
Включённые в книгу рассказы и эссе писателя, значительно расширяют круг его героев, их интересов, занятий, специальностей. Здесь мы встретимся с курортниками, коллекционерами, художниками, писателями, поэтами, влюблёнными парами, с необычными и, следовательно, интересными судьбами. Да и география места действия персонажей обширна – север, юг, средняя полоса России, Москва, Санкт-Петербург, Греция, Германия…
И. Переверзин показывает нам своих героев в необычных ситуациях – по-бунински (в смысле стиля) лаконично, и по-купрински (в смысле открытости души) широко. В этом легко убедиться, прочитав рассказы – «Южная страсть», «На покосе», «Чужие цветы», «Ирина», «Три стихии», «Брусничная осень», «Птица», «Игрок»…
Здесь хотелось бы сказать несколько слов об авторе и манере его письма.
Греки говорили: лишнее знание отягощает человека и делает его угрюмым. Наверное, это так, если всё касается сугубо наук, а не глубокого знания жизни, в гуще которой всегда находится И. Переверзин – со школьных и до зрелых лет: от простого рабочего, солдата, до руководителя крупных производственных и творческих организаций. Так что жизнь он знает не по «одёжке», а изнутри, с её созидательными и разрушительными сторонами, благородством и низостью, неземной любовью и земным предательством. И эти знания нисколько не отягощают И. Переверзина, а делают его произведения умнее, глубже, улыбчивее… В его повестях и рассказах отсутствует так модное ныне осколочное мировозрение. Он постоянно находится в творческом поиске, следуя совету замечательного русского классика К. Г. Паустовского: «Вдохновение – это строгое рабочее состояние человека».
На фото И. И. Переверзин