Квартира № 3
Весь дом был окружён небольшими палисадниками, под каждым окном хозяева сажали всякие растения, цветы и даже небольшие кусты смородины и крыжовника. Но всё же цветов было больше: большинство соседей сеяли неприхотливые белые, розовые и малиновые космеи, так похожие на ромашки, кто-то - маки красные и белые, мелкие простые и крупные махровые, кому-то нравились стрелки сиреневых люпинов; весну встречали белые и жёлтые нарциссы, синие нежные ирисы, осень- георгины всех цветов и размеров, а высокие бело-розовые мальвы гордо красовались всё лето, перевешиваясь под тяжестью своих крупных цветков-граммофончиков на длинных стеблях через невысокие заборчики.
Зоя Сергеевна сажала в своём палисаднике, в который выходили два окна их двух комнат на первом этаже, только золотые шары. Она их любила с самого детства, своими круглыми шапочками они напоминали ей двор в Пушкине. Дом, где она родилась и жила до войны со своими родителями и сестрой, бабушкой и дедушкой.
Закончив школу она поступила учиться в Педагогический Институт в Ленинграде, в группе были одни девчонки, но иногда проводились совместные вечера с курсантами Военно-морского училища. На одном таком вечере она и познакомилась со своим Мишей, влюбилась сразу: статный, светловолосый, с добрыми глазами и очень воспитанный, галантный, обходительный. Он так превосходно танцевал, что Зое все девчонки завидовали, а её лучшая подружка строила Михаилу глазки, но безрезультатно. Он кроме Зои никого не замечал. Его сразили её огромные карие глаза, её длинные русые косы, которые она укладывала в модные бараночки, и прекрасная стройная фигурка. Но больше всего его пленила её непосредственность, Зоя была хохотушка и её звонкий смех звучал для него как мелодичный серебряный колокольчик.
Они поженились. Через полгода Михаил окончил училище и его назначили служить на Северный флот в Мурманск. Зое оставалось учиться ещё два года, но тогда ей надо было оставаться в Ленинграде, Михаил был категорически против и ей пришлось забросить учёбу. Мурманск встретил их беспрестанными ветрами, долгой полярной ночью, холодной, вечно сырой комнатой в офицерском общежитии и полупустыми продовольственными магазинами. И всё же они были счастливы, в 1937 году у них родилась дочка Мариночка, а перед самой войной сын Мишенька, его назвали так по сложившейся традиции: Михал Михалыч - так звали его отца, его деда.
Война разлучила их на целых шесть лет. Капитан 3 ранга Михаил Назаров сразу же принял командование небольшим эсминцем, а Зою с детьми отправил к своим родственникам в далёкий Барнаул. Когда наконец закончилась эта ужасная война, Назарова перевели служить в Москву в ГТУ ВМФ, но первое время жилплощадью не обеспечили и Зое некуда было приезжать. Вся её семья ещё при наступлении немцев под Ленинградом в Пушкине погибла, в Москве не было даже никого из друзей, жизнь надо было начинать сначала, как большинству людей переживших войну.
В конце 1947 года она всё -таки не выдержала, приехала, и они ещё три года маялись в маленькой комнате с двумя детьми и полубезумной старухой, которая согласилась сдать им угол в своём полуразвалившемся домике в Марьиной роще.
Наконец настал долгожданный день и Михаил с гордостью преподнёс Зое ордер на две комнаты в коммуналке. В то время это было настоящее богатство- хоромы как во дворце. И с соседкой им несказанно повезло: скромная женщина средних лет Фрида с пятнадцатилетней дочкой занимала третью комнату в этой квартире. Она работала машинисткой в том же Управлении, что и большинство офицеров, живших в этом «морском доме» .
Текстильщики находились на самой юго-восточной окраине Москвы и доехать до посёлка можно было только электричкой с Курского вокзала, а потом от станции автобусом. И каждый вечер в одно и тоже время от автобусной остановки тянулись вереницы возвращающихся с работы отцов и мужей; все статные, в красивой морской форме чёрного цвета, с белоснежными подворотничками, с золотыми знаками отличия на погонах, рукавах и золотыми кокардами-крабами на фуражках. Их с нетерпением ждали дома: дети, играющие во дворах и жёны, уже приготовившие ужин и сидящие по двое, по трое на лавочках перед подъездом.
А один раз в месяц это ожидание было особенно приятным - в руке каждый нёс картонную коробку , перевязанную тоненьким шпагатом. В коробке был торт, непременно бисквитный с кремовыми розочками и листиками. 24 числа каждого месяца отцы получали получку- ни аванс, ни зарплату, а именно получку, это был праздник и его ждали с нетерпением: дети торт, а жёны денег, чтобы рассчитаться с долгами, заплатить за квартиру, отложить на покупку новых вещей и влезть в новые долги, надеясь на их отдачу в следующее 24-ое число.
Зоя старалась долгов не делать, жила как говорится «по одёжке протягивая ножки». Хозяйкой она получилась со временем хорошей и в свои сорок с лишним лет вполне справлялась со всеми денежными проблемами: и сама одевалась прилично, и Мариночку старалась приодеть по моде ( скоро школу заканчивает -большая!), и сынок, Мишенька, всегда отличался аккуратным видом среди мальчиков в классе. У её детей всегда было всё необходимое. Михал Михалыча большого, как его теперь называли в семье, тем более всегда обихаживала, наглаживала. Он по-прежнему отличался галантными манерами, вызывал восторженные взгляды женщин. Зоя его любила, любила преданно до самоотречения и ей казалось, что с годами их нежные отношения только крепнут. Семья для неё была самым главным и важным в жизни.
Все соседи в доме смотрели на Назаровых с восхищением и некоторой завистью. Только Назаровы всегда вместе вчетвером каждое воскресенье ходили гулять в Кузьминский парк никого не приглашая с собой, только они часто по вечерам вчетвером играли в волейбол или чинно шли смотреть новый фильм в клуб "Строитель". Назаров вёл Зою под руку, а с обеих сторон дети,Миша и Марина, держались за мать и отца. Они являли пример самой настоящей дружной, идеальной семьи.
Соседка из квартиры №2, Зина Трофимова, частенько сетовала Антонине, что вот де бывают же счастливые семьи: ведь Назаров не играет с мужиками в домино, всё свободное время с семьёй проводит, а главное не пьёт совсем. А её Сергей частенько закладывает даже в будни и руки стал распускать.
---Да, они действительно как образцово-показательная семья! И Зоя Сергевна такая всегда ухоженная, а я вот стараюсь, стараюсь, но пока постираешь, пока бельё вываришь, пока полы помоешь- на себя и времени не остаётся, -поддерживала разговор Антонина, вытряхивая половик или вынося мусорное ведро.
---Да, и Фрида тоже восхищается: только Зоя Сергевна проводит Михаила на работу, а детей в школу и тут же бигуди накрутит, так целый день и делает всё в них. А когда все вернуться, она уже как конфетка! А ведь старше нас с тобой лет на пять, не меньше.
Их, Назаровых, примерную жизнь потихоньку обсуждали, но не со злобой, а скорее с досадой, что такое встречается редко.
Летом, когда дочь закончила школу, Назаровы проводили её в Ленинград к дяде - единственному уцелевшему после войны двоюродному брату Зои Сергеевны. Он только один из некогда многочисленной её родни выжил и то благодаря тому, что воевал. Остальные погибли в оккупированном Пушкине. Марина поехала с намерением поступать в Медицинскую педиатрическую Академию, с детства мечтала лечить маленьких деток. Зоя Сергеевна переживала отпуская от себя дочку, но потом смирилась. Мишенька пошёл в шестой класс. В семье всё по-прежнему было хорошо.
Прошуршала осень листьями, пролилась мелкими нудными дождями. Наступила зима морозная, снежная. 1955 год встретили радостно. Как обычно отмечали целую ночь по очереди заходя из квартиры в квартиру, угощали друг друга пирогами желая мирного неба над головой, поздравляя с Новым годом и с новым счастьем. Назаровы в таких поздравлениях обычно не участвовали, праздновали сугубо своей семьёй. Все это знали и не докучали.
Весна выдалась бурная, снегу хоть и нападало много за долгую зиму, но к концу марта больших сугробов почти не осталось.
---Тонь, ты слышала про Назаровых?- Зина вопросительно посмотрела на Антонину, развешивая очередную белоснежную простыню на длинной верёвке натянутой между двумя столбиками для сушки белья. Антонина отрицательно покачала головой, она не особенно любила сплетничать про соседей, хотя их жизнь и не была ей безразлична. Но весь дом жил одной огромной коммунальной квартирой и что-либо утаить было просто невозможно. Она только-только подошла с большим тазом мокрого белья и тоже начала развешивать его на соседней верёвке.
--- Маринка -то их обратно что ли вернулась?- не унималась Зина.
--- Не поступила значит, жалко девчонку, -вздохнула Антонина разглаживая и выравнивая только что повешенный пододеяльник.
---Да нет, Тоня!- Зинаида перешла на шёпот,- с пузом вроде вернулась, нагуляла она там ... вот что. Фрида говорила, что Зоя Сергевна чернее тучи и молчит, молчит.
---Вот беда- то какая, такая молоденькая...
Эту неожиданную новость постепенно узнал весь дом, но никто особо ни судил и ни рядил о случившемся у Назаровых. Только сама Зоя Сергеевна ещё больше замкнулась, она ни с кем и так особо не делилась, не разговаривала про свои семейные дела, а теперь и вовсе: поздоровается и быстренько пройдёт мимо, спокойная как прежде и приветливая, всегда в ровном настроении. Что на душе - никого не касается.
Вскоре Марина уехала обратно в Ленинград и они теперь втроём ходили гулять, в кино и играли в волейбол по воскресеньям, как будто ничего и не произошло. Как обычно, Михал Михалыч вёл за руку Мишеньку, хотя тому уже шёл четырнадцатый год, рядом опираясь на его руку шла немного грустная, но по -прежнему миловидная Зоя Сергеевна.
В середине апреля стали поговаривать, что Зоя Сергеевна лежит в больнице, вроде бы с переломом руки. Толком ничего не знали, Фрида помогала Михал Михалычу с готовкой, Миша хоть и был не маленький, но пока ещё требовал контроля и заботы. Соседи особого любопытства не проявляли поскольку Назаровы всегда жили несколько особняком и подробности их жизни были известны только внешние.
В самом конце мая Зою Сергеевну выписали из больницы. Был полдень, ярко светило ласковое майское солнце, они шли от автобусной остановки, Михал Михалыч бережно поддерживал жену под руку. Свободная рука её была в гипсе и на лице виднелись небольшие шрамы, которые она тщательно прикрывала платком. Была она очень исхудавшая и какая-то серая, потухшая, совершенно не похожая на ту довольную жизнью, счастливую Зою, которую все знали много лет и которой втихаря завидовали. Немножко посудачили те, кто наблюдал это возвращение, рассказали тем, кто не видел, на этом казалось бы всё и закончилось.
Но работали мужчины в одном Управлении, хоть и в разных отделах, и у каждого была жена, да ещё кроме Фриды, там же работала делопроизводителем молоденькая девушка Наташа Карпова из соседнего дома. Она-то и рассказала, что приходил следователь, разговаривал с Михаилом Михайловичем, с ней и другими сотрудниками, и постепенно стали просачиваться слухи о том, что Зоя Сергеевна стала жертвой измены мужа. Якобы ей позвонила женщина и назначила встречу на станции метро «Таганская», представилась как любовница Михал Михалыча, в подтверждение передала ей письма от него, сказала, что связь их длится уже давно и у них растёт сын, которому пошёл десятый год.
Зоя ничего выяснять не собиралась. Женщина победоносно удалилась, а Зоя подошла к краю платформы и бросилась под поезд. К счастью, машинист вовремя её увидел и успел затормозить, кабина электровоза с передней защитной полосой протащила её тело по рельсам. Вызвали милицию, приехала Скорая. В общем-то она отделалась легко, как считали подоспевшие врачи Скорой помощи и лечившие её потом хирурги института им. Склифосовского, но душевную травму не могут вылечить даже самые опытные хирурги, нельзя на душу наложить швы или гипс, душевные раны часто остаются навсегда.
Она совсем замкнулась в себе, только- только пережила проблемы с Мариной, а тут такой удар в самое сердце! Зое казалось, что все соседи только и говорят о ней, о её позоре, о её несчастье. Жалеют или осуждают неважно, но судачат: она почти не выходила на улицу, продукты приносил муж, все домашние дела на кухне она старалась делать, когда Фрида была на работе. Иногда только поздно вечером они втроём как прежде выходили погулять. Да, конечно, все жалели Зою Сергеевну, поражались двуличию самого Назарова, жестокости той женщины -разлучницы. Но толком никто ничего так и не знал. Поэтому помочь Зое ни утешая, ни сочувствуя так и не могли, не решались, она просто ни с кем не общалась.
---Время лечит, всё пройдёт, - иногда только делились между собой соседки,- Зою Сергевну жаль, хоть бы поплакалась кому.
Так прошло лето, а в начале сентября, когда Миша пришёл из школы, он увидел мать, она висела на толстой бельевой верёвке привязанной к люстре в дальней комнате. Её маленькое худенькое тело в ситцевом халатике немного раскачивалось от дуновения ветра. В раскрытом окне виднелись роскошные заросли золотых шаров, они ещё не отцвели и их жёлтые головки солнечным облаком покрывали весь палисадник.