Квартира № 7
---Толик, вставай, нечего разлёживаться,- голос мамы звучал строго и Толик сразу почувствовал, что мама сегодня очень сердита и лучше с ней не спорить. Надо слушаться и не капризничать Он нехотя спустил ноги со своей кроватки. Сетку недавно убрали, потому что решили, что Толик уже большой и падать ночью во сне не будет, а сетка эта только для маленьких, совсем несмышлёнышей, которые не понимают, где у кровати край и так ворочаются во сне, что просто-напросто падают по ночам на пол. Правда, Толик считал, что он-то никогда бы и не упал вот так просто от нечего делать. Но мама с папой, очевидно, так совсем не думали и сетка эта белая из каких-то верёвочек, сколько себя помнил Толик, оберегала его ночью и днём от всяких неожиданностей. Но самое главное, эта сетка, наверное, оберегала мамин сон, потому что никакая мама не может спать спокойно, если её ребёнок может вот так неожиданно ночью взять и бухнуться на пол.
И вот теперь наконец-то свобода! Толик спит как все нормальные люди и сам, когда только захочет может взять и слезть с кровати и просить никого не надо ни маму, ни папу, ни старшую сестру Ирину.
---Господи, да ты ещё и не встал, ну, Толенька, давай поживей! У нас нет времени так возиться!
Нет мама не сердитая, просто она чем-то очень -очень расстроена. И Толе надо вести себя хорошо, даже, наверное, придётся съесть всё, что мама даст на завтрак. Ну, а если это самая мерзкая манная каша? Да, ещё с вареньем можно, а если без, то придётся терпеть и есть; а если это творог? ну лучше бы его не было... но что там ещё гадкое осталось? Всё-всё буду кушать и ничего не скажу, ничем маму не буду огорчать. Какая она сегодня грустная!
Толик стянул с себя свою любимую байковую рубашку и быстренько, как ему казалось, начал одеваться. Вот только чулки никак не пристёгивались к застёжкам на резинках: мама увидела , подошла и помогла Толику. Потом одела ему любимый матросский костюмчик. Так, вот теперь всё.
Квартира была коммунальная. Толик, мама, папа и Ирина жили в отдельной своей комнате, которая была большая, но почему-то очень заставлена мебелью, хотя вроде бы ничего лишнего в ней и не было: мамина с папой кровать, диван для Ирины, стол, буфет, и письменный стол. Ирина уже ходила в пятый класс и ей полагалось где-то делать уроки. Мама сказала, что на обеденном столе это совсем неудобно, так как, во-первых, обеденный стол нужен, чтобы на нём гладить, шить на швейной машинке и обедать, когда все дома. Во-вторых, нужны особые ящички, где должны храниться всякие Ирины вещи: тетради, ручки, карандаши, книги и, самое главное, табель, где выставляют Ирине отметки. А ещё её Похвальные грамоты, их у Ирины было уже четыре: за первый, второй, третий и четвёртый класс. Ирина была круглая отличница и мама всегда Толику ставила Ирину в пример. Верхний ящик был папин, он был с замочком и папа запирал его на ключ. Ключ он держал у себя. В этом ящичке папа хранил все документы и ещё самое главное богатство - свои ордена и медали, которые папа получил за войну. Папа у Толика был подводник. Самый нижний ящик был Толин и там он тоже хранил своё богатство: краски, карандаши, альбом для рисования и ещё тетрадку с бумажными машинками и паровозиками, которые ему рисовала Ирина. Ирина очень хорошо умела рисовать.
Вообще-то Толик редко сидел за этим столом, обычно ему больше нравилось сидеть под ним, там была как-будто его собственная маленькая подводная лодка, свет был неяркий, доходящий сюда от настольной лампы, которая сверху стояла на письменном столе. Эту лампу папа привёз со своей подводной лодки как память. А мама шутя называла её «папин трофей».
Комната была большая, но мама говорила, что ей ужасно тесно и так жить просто невозможно. Ей хотелось купить ещё какие-то очень важные вещи - шкаф, например, но ставит его было негде. Да и правда, зачем им шкаф? Ведь в коридоре стоял высокий шкаф с двумя дверцами и двумя ящиками внизу под ними. Этот шкаф всем в коридоре мешал, особенно соседям. В квартире кроме Толика, мамы, папы и Ирины жила ещё семья. Их было очень много и все они были уже взрослые, занимали целых две комнаты. Кухня была общая, как и коридор.
Толик пошёл умываться. На кухне соседка Мария Петровна очень толстая и с чёрными усами готовила что-то на плите. Противно пахло каким-то жаренным вонючим жиром или ещё какой-то не менее гнусной дрянью. Толика затошнило, но он и виду не подал. Маму сегодня нельзя расстраивать, это он понял сразу.
---Мария Петровна, я же вам объяснила, что у нас произошло, нам некогда, мы опаздываем,- мама старалась говорить спокойно, но у неё плохо получалось, - я же вас попросила не занимать все конфорки, мне надо покормить ребёнка, а я даже чай не могу вскипятить.
---Вам вечно некогда,- а у меня только и дел, помнить о ваших проблемах, чай не в отдельной квартире живёте, ишь барыня!
Мария Петровна пошевелила усами, фыркнула, но одну конфорку всё же освободила. Мама поставила чайник, затем стала умывать Толика. Умывальник был тут же в кухне около плиты. Толик привстал на цыпочки, чтобы меньше воды попадало за рукава и на живот. Вода была ледяная и неприятно обжигала лицо и руки, но мама сегодня долго его не мучила -видно они и впрямь куда-то торопились.
---Мама, а куда мы торопимся?- спросил Толик и мыльная вода попала в открывшийся его рот.
---Господи,Толик, ну ты-то хоть не захлебнись. Мы поедем в одно место, а потом к бабушке.
--- А в какое место, как оно называется?- Толик наконец-то почувствовал мягкое тёплое полотенце на замёрзших руках.
---Ну, как тебе объяснить... так нужно и всё, там и папа будет и бабушка, и ещё тётя Клава, ну все,- мама старалась побыстрей уйти с этой общей кухни. Толик обрадовался, он очень любил тётю Клаву потому, что она всегда дарила ему конфеты.
---Одно место, одно место...кладбище это место называется! Тоже мне церемонии. Парню пятый год, а она «одно место»! А ещё других воспитывать лезут, ты своих воспитай сначала,... одно место, тьфу!- проворчав ещё что-то себе в усы, Мария Петровна вышла первая из кухни, гордо неся перед собой огромную сковородку с чем-то жирно-жаренным и вонючим.
Мария Петровна была последние два дня особенно зла на соседку Антонину, в субботу в школе было родительское собрание и эта Тонька видите ли - председатель родительского комитете, глиста тощая, зараза! рассказала всем, что Иван Афанасьевич посылает их младшего сына Юрку за четвертинкой. А её какое дело, Юрке уже четырнадцать исполнилось, и он ни с кем -нибудь, а дома с отцом иногда выпьет самую малость. Ну и что ? Большой уже. А она : «спаиваете, он ребёнок, я вам говорила, вы не понимаете!». А что тут понимать? Наш сын, а под забором у нас никто не валяется.
---Ишь фря, интеллигентская, губы накрасит и лезет куда не надо!- шепотом пробурчала Мария Петровна.
Мама открыв рот хотела что-то сказать, но дверь в комнату соседей захлопнулась и Толик обрадовался, что пахнуть стало меньше и ему уже почти не тошнит, но всё равно он очень обиделся за маму и расплакался, он терпеть не мог эту толстую Марию Петровну с её усами, которая всё время ворчит на маму и командует, как-будто раз она толстая, так и командовать можно. Стали завтракать. Толик придвинул тарелку и обомлел - простокваша! Вот, как же он о ней-то забыл? Это же самая -самая гадость, самое мученье, а он настроил себя на все муки мученические : и на манную кашу без варенья, и на творог, а про неё забыл! Как же он забыл- то, что есть ещё и она! Простоквашу Толик ненавидел больше всего на свете, мама давала её часто, говорила, что детям это очень полезно и нужно обязательно съедать до конца, чтобы всё было нормально и у Толика не болел животик. И Толик терпел эту пытку каждый раз, но плакал и умолял маму, говорил, что не может видеть эту мерзкую, белую, кислую квашу. Так было всегда, но сегодня Толик молча, давясь съел всё до последней капли, да ещё и с хлебом. Вместе с остатками простокваши глотая и собственные слёзы. Ну раз решил не огорчать маму, придётся терпеть.
---Вот умничка, Толинька, - хоть ты меня сегодня не расстраиваешь, сказала мама.
--- А Ира, она почему с нами не поедет?
---Почему не поедет? Поедет, она пошла в школу только чтобы отнести записочку учительнице от меня, чтобы её отпустили. Сейчас придёт и поедем. Приходится всем нам ехать, куда же я вас дену?- мама вздохнула и начала одеваться. Толик отодвинул пустую тарелку с геройским чувством содеянного и принялся за чай со своей любимой булочкой с корицей. Был понедельник, а в субботу мама обычно пекла булочки или пирог. В воскресенье булочек было ещё много и их есть ни так хотелось, вот в понедельник уже оставалось совсем немного, только для Толика и для Иры и поэтому они были особенно вкусные. Мама включила радио.
---Ну слушай свою любимую «Угадайку» пока я соберусь. Боже мой, уже десять часов, где же Ира?
" Угадайка, угадайка -интересная игра.
Собирайтеся, ребята, слушать радио пора!
Разложили мы тетрадки, краски разные берём
И ответы на загадки нарисуем и пришлём"
Из репродуктора лилась знакомая мелодия. Настроение у Толика сразу исправилось...
---Здравствуйте, дедушка!
---Здравствуй, Галочка, а где Боря?- такой знакомый родной голос радиодедушки. Какие они счастливые эти Галочка и Боря! У них есть дедушка, а вот у Толика с Ирой ни одного дедушки нет. А ведь дедушка это так здорово, он всё время занимается с Галочкой и Борей, читает с ними, загадывает загадки, объясняет всё им. Просто замечательно! Ну да ладно, хоть бабушка одна у нас с Ириной да есть, - подумал Толик,- вот сегодня после «одного места» , как оно называется- «кладбище» что ли, поедем к ней. Она живёт в самом центре Москвы в большом доме, там даже лифт есть, просто так к ней не попадёшь! Не то, что у нас -первый этаж.
---Мама, а что такое кладбище, это праздник? ,- Толик дожёвывал булку,- ты надела самое своё праздничное платье?
---Нет, Толинька, это совсем не праздник. И забудь об этом, это неважно для тебя. А платье... другого просто нет, а оно хоть и праздничное, как ты говоришь, но всё-таки не яркое, а строгое.
Мама у Толика очень красивая, она была не толстая , а совсем наоборот худенькая и высокая, и усов чёрных у неё не было. Волосы у мамы были красивого пепельного цвета и короткая стрижка очень ей шла. А в этом серо-голубом платье она была как фея из сказки, да ещё около плеча на платье были вышиты цветы, они были вышиты серебряными нитками и как будто огромные снежинки у снегурочки искрились у мамы на плече и спускались ниже до самого пояса. Жалко, зачем она закрыла эту красоту каким-то чёрным шарфом? И вообще непонятно, почему же мама сегодня очень грустная?
Два раза позвонил звонок. «Это к нам,-догадался Толик,- а один раз это к соседям Майоровым.»
---Ну вот, Ириша пришла, можно ехать,- опять тяжело вздохнув мама пошла открывать дверь. Вошла запыхавшаяся сестра, мама, не дав ей даже раздеться , быстренько одела Толику пальто и ботинки, оделась сама, на ходу уже застёгивая пуговицы тёмного плаща. Они вышли из дома, Толик держался с одной стороны за мамину руку, а с другой за Иринину.
Аксёновы жили в Москве недавно, всего каких-нибудь полтора года. Леонид Алексеевич был профессиональным военным, ещё до войны он кончил в Ленинграде Высшее военно- морское инженерное училище, распределили его на Черноморский флот в город Севастополь, там они жили до войны, там родилась дочка Ирина. Когда только -только начали обживаться, началась война. Все четыре года бороздила заминированные морские просторы Чёрного моря его родная Щука, а с ней и Леонид Аксёнов. Много раз меняли корабли и подлодки базы: то Новороссийск, то Поти, то Туапсе, то Батуми, то опять Севастополь и всегда на берегу его ждали Тоня с маленькой Иришкой, Тоня никуда не эвакуировалась, а решила, как многие жёны подводников, быть рядом со своим суженным. Следуя с одной базы на другую, из одного города в другой и неся все тяготы военного времени с маленькими детьми, голодные, в чужих домах, вечно обязанные приютившим их на время хозяевам. Каждый раз эти боевые верные подруги ждали из похода на берегу своих мужей. Многие так и не дождались. Но Антонине повезло -Леонид остался жив.
И вот наконец окончилась эта страшная война. И опять порт приписки - Севастополь, ласковое крымское солнце и мирная новая жизнь. Всё надо начинать сначала. Счастье было уже в том, что просто остались все живы и Леонид, и Антонина и маленькая Иришка. Помыкавшись по частным квартирам, всё-таки получили свои две комнаты - светлые, большие и как было радостно, когда в 1947 году родился сын Толик. Стали понемногу обживаться, ведь Тоня и Леонид были ещё молодые и впереди у них долгая-долгая жизнь мирная и счастливая.
В 1949 году Леонида неожиданно вызвали в Москву, назначили служить в Главное Техническое Управление ВМФ.
В Москву Тоня ехать не хотела, плакала, когда узнала о переводе мужа. Только- только жизнь наладилась, а тут опять всё сначала: чужой город, чужие люди, да и жить негде, ничего определённого не обещают, опять придётся скитаться по углам. А с двумя маленькими детьми это совсем непросто. Решили, что Леонид пока поживёт один в Москве, а когда ему дадут хоть какую-нибудь жилплощадь, то и Тоня с детьми переедет. Так врозь и прожили почти целый год, но потом соседка, видя грустные глаза Антонины, спросила: "Что в Москву-то к мужу не едешь? Так ведь можно всю жизнь ждать квартиры. А он молодой, красивый, без жены разве положено так долго быть? Смотри, мужа так можно и потерять, если будешь тут в Севастополе за стены держаться."
И тогда Антонина в который раз собрала нехитрый скарб: лоханку, сундук и настольную лампу с подлодки, взяла детей в охапку и поехала к мужу в Москву. Год они прожили около Белорусского вокзала у матери Леонида в девятиметровой комнате, узкой как пенал, где жили две старухи: свекровь и её парализованная сестра. Квартира была очень большая, но и соседей было предостаточно, покоя для детей не было, Толик начал заикаться, ещё не научившись как следует говорить. Там, на Белорусской Ирина пошла в первый класс.
На самой окраине Москвы в посёлке Текстильщики, строились дома для офицеров моряков и армейских. В одном из таких домов им и выделили комнату в восемнадцать квадратных метров. Антонина радовалась этой комнате как девочка, пока не познакомилась вплотную с соседями. Майоровы занимали две комнаты: сам Иван Афанасьевич Майоров , капитан 3 ранга в отставке, его жена Мария Петровна, её мать и двое сыновей призывник Славик и подросток Юрка. На маленькой кухне повернуться было негде, тут же готовили, мылись. Майоровы курили и почти ежедневно выпивали, ругались и никак не хотели считаться с присутствием другой семьи, семьи Аксёновых. Так жили многие в то время, коммунальная квартира и есть коммунальная. А с соседями - кому как повезёт.
У Леонида Аксёнова были ещё братья и сестра, старший брат Михаил неожиданно умер прямо в вагоне поезда, возвращаясь из санатория домой в Москву. У него случился обширнейший инфаркт миокарда и пришедшая встречать его из отпуска на вокзал жена, встретила уже прибывшее в закрытом гробу тело. На похороны из Николаева прибыл средний брат, из Оренбурга - младший. Приехали жившие в Москве сестра Клавдия с мужем и дочерью, Леонид с семьёй , жена Михаила с дочерью и зятем и сама Мария Андреевна - их мать, свекровь и бабушка. Похороны происходили на Ваганьковском кладбище и вся большая семья, включая самого маленького Толика, собралась проводить самого старшего из братьев в последний путь. Толик ничего толком так и не понял, его очень поразило присутствие солдат, как на параде и громкий салют из нескольких залпов: почести отдаваемые брату отца, генерал -майору, орденоносцу и герою Гражданской, Финской и Отечественной войн. Всё было торжественно и интересно, и «кладбище» казалось ему ни таким уж и грустным местом. Потом вся семья пошла по просьбе бабушки сфотографироваться, потому что это было впервые, когда все они собрались вместе после войны. Толик к этому времени порядком устал и чтобы он не капризничал, папа посадил его к себе на колени и ещё ему дали подержать огромного плюшевого мишку. И эта семейная фотография с Толиком, обнимающим мишку, осталась на всю оставшуюся жизнь каждого из запечатленных на ней. Больше в таком большом и полном составе семья не собиралась.
А в Текстильщиках Аксёновы прожили ещё десять лет.