Мечтал Сергей, как о высшем счастье, ; заболеть чем-нибудь, что позволило бы «лепиле» (так называли зеки самозваных фельдшеров и недоучившихся медиков) дня на три выписать освобождение от работы, а еще лучше ; уложить на койку при санпункте. Все знали ; дорога с той койки одна: в «деревянный бушлат». Но было все равно отчаявшемуся мученику, за жизнь он уже не цеплялся.
Как-то Сергею сказал такой же доходяга: можно вызвать понос, если выпьешь воды с мылом. Сергей проглотил обмылок ; результат никакой.
Вот, как описывал впоследствии Сергей Щеглов это страшное время: «Было у нас, норильских заключенных, три самых страшных врага. И первый самый страшный враг ; стужа. Мороз, да еще с ветром. А одежонка никудышная: бушлат ; семьдесят семь дырок, такая же телогрейка под ним, ватная шапчонка замызганная, рукавицы брезентовые на морозе как железо, не гнутся (а уж что под них на пальцы натянуто, какое рванье, лишь бы потеплее, ; это уж у каждого что отыщется).
Сапоги тоже быстро износились, их в каптерке заменили так называемыми бурками «ЧТЗ» ; Челябинский тракторный завод.
И одного из этих трех врагов хватало, чтобы сломить человека».
К зиме Сергея вместе с десятками других зеков отправили на стройку завода взрывчатых веществ ; Кислородный или Оксиликвитный ; на краю горы Рудной. Там заканчивалось возведение лагпункта из нескольких бараков. В них и разместили первых «новоселов».
Из последних сил бывший студент долбил скалу ломом и кайлом, вывозил тачкой осколки камней в отвал. Таскал цементный раствор и шлакобетонные блоки, из которых возводились стены здания. Приловчился и сам укладывать их в прочные ряды. Но вскоре и это оказалось не по силам, пурга и ледяной ветер сбивали ослабевшего парня с ног. Из подсобников перевели доходягу в таялыцики песка. Смерзшиеся глыбы привозили откуда-то самосвалами и разгружали возле уже построенной части первого этажа, отапливаемой несколькими бочками с углем.
Задача Сергея и еще одного доходяги ; втащить в помещение смерзшиеся глыбы, воткнуть между ними шланг с паром и отваливать лопатой оттаявший песок. Придут подсобники каменщиков с носилками ; набросай в них тяжелую черную массу. Время отдохнуть есть, и главное, не на морозе, не на ветру.
А над песчаной таялкой, на втором этаже была комната, где сидели прораб и нормировщик ; армянин Оганьян. Прослышал он, что внизу есть грамотный парень Щеглов и перевел его с согласия прораба на свободное место табельщика ; отмечать в ведомостях количество рабочих на стройке завода.
Сурен Торосович Оганьян тоже был политзаключенный. Про него Сергею рассказали: у него пятнадцать лет срока, статья 58-я. До ареста был членом партии, работал в ЦК комсомола Армении. После убийства Кирова его обвинили в троцкизме. В Норильске тянет лямку с тридцать седьмого.
Начальник оксиликвитного завода Яхонтов, узнав, что под боком работает студент, перевел его в заводскую лабораторию, где несколько инженеров изучали свойства нового взрывчатого вещества, которое предстояло изготовлять на заводе.
Взрывчатка на основе тротила нужна была фронту. Необходимо было срочно подготовить производство местной взрывчатки. В Норильске предложили оксиликвит ; взрывчатое вещество на основе тундрового мха и жидкого кислорода.
Планировалось пустить завод в июне сорок третьего года. Одновременно строилась неподалеку обогатительная фабрика для извлечения из руды цветных металлов: никеля, меди, кобальта платины, золота. Они были необходимы для оборонной промышленности.
Бывшему студенту поручили обязанности лаборанта-взрывника. Так судьба и добрые люди спасли беднягу от неминуемой гибели.
Пока завод достраивался и монтировалось оборудование, лаборатория и кабинет начальника размещались поблизости в двухэтажном блочном здании, где жили вольнонаемные работники рудника «Угольный ручей».
В лаборатории Щеглов, инженер из заключенных и две лаборантки-комсомолки проводили опыты, анализы новой взрывчатки под руководством начальника лаборатории тоже заключенного инженера-химика Юрия Натановича Зинюка. Было ему лет сорок, участник гражданской войны, бывший руководитель нескольких важных строек первой и второй пятилеток. Осудили его на пятнадцать лет за причастность к троцкизму.
Исследование и производство взрывчатки на базе жидкого кислорода и местного сырья для патронов было крайне опасным, но творчески интересным.
Сергей Щеглов вспоминал: «Я несколько раз обгорал от преждевременно взорвавшегося патрона. Многие друзья мои по исследованию и производству оксиликвита тоже получили серьезные травмы. Были и погибшие».
С большим уважением вспоминает Сергей Львович директора кислородного завода Яхонтова. Вот описание первой встречи с ним: «Алексей Дмитриевич приглашает присесть; пристраиваюсь на краешек дивана, снимаю шапку, жду вопросов. Вопросы следуют необычные: не «статья-срок», а доверительные и, как мне кажется, даже сочувственные: за что сижу, откуда родом, где учился? Словом, такого разговора с человеком в военной форме за полтора с лишним года заключения у меня не было. Я почувствовал не формальный, а человеческий интерес к себе».
Наиболее дружеские и деловые отношения у Щеглова сложились с коллегой по лаборатории инженером Тарасом Ивановичем Трубой. Свою необычную фамилию он произносил всегда с ударением на первом слоге. Срок отбывал по пятьдесят восьмой, был лет на семь старше Щеглова. Остроумный, добродушный, с неизменным юмором, он был еще и большим умельцем, руки у него были, что называется золотые. Никто лучше него не мог опилить и оплавить стеклянную трубочку, выточить и пригнать пробку колбы, добиться герметичности соединений приборов. И все под песенку, все под прибаутку! А какая аккуратность в записях, в чертежах! Линию проведет карандашом или рейсфедером тушью ; не отличишь от типографской. Цифры в ряды выставит ; залюбуешься, чертеж сделает ; глаз не отвести. Был он еще и живописец, неплохо рисовал акварелью. Научил Сергея натягивать ватман на рамку, отмывать краски.
Завод достроили и пустили в июне 1943-го. Началось использование его продукции при добыче медно-никелевой руды на уступах рудника «Угольный ручей». Эффект был впечатляющий. Вольнонаемные работники получили правительственные награды. Заключенным Зинюку, Трубе, Шекуну, Щеглову и нескольким рабочим завода приказом наркома Берии за добросовестный и высокопроизводительный труд снизили срок заключения каждому на три месяца. Это было дороже всяких наград.
У Щеглова срок кончался через три года ; 23 июня 1946-го. Но большинство заключенных по пятьдесят восьмой не освобождали, оставляли в лагере «до особого распоряжения». Не было уверенности и у Сергея, что его выпустят. Однако 23 марта 1946 года освобождение свершилось. Выдали справку об освобождении и листок паспорта на год. Но покинуть Норильск не дозволялось. Заставили подписать договор с комбинатом на три года.