Катя недавно встретила фразу Сергея Скотникова «Бояться ошибиться - это уже ошибка». Почему она обратила на нее внимание? Дело в том, что Катя решила затронуть очень щекотливую сегодня тему о еврейской школе. Так вот, Катя по жизни ничего не боялась, хоть иногда попадала впросак. И сейчас она бояться не будет. Она всегда считала, что нет плохих и хороших национальностей, а есть хорошие и плохие люди. И неважно, евреи это или русские, калмыки, узбеки… Но если плохой человек попадает на руководящую должность, жди беды! Вы, наверно, помните, уважаемые читатели, что учительская карьера Кати начиналась с 1990 года с немецкой школы. На самом деле, ее все называли еврейской, потому что в ней директор, секретарь и завучи были евреями, большинство учителей тоже. Ну и дети соответственно. Сразу скажу, что в этой школе было много учителей-евреев хороших специалистов.
Но начнет Катя совсем с другого. Если кто-то читал ее рассказы с самого начала, помнит, что Кате в 1965 году в рабочем поселке понравился молодой человек на фотографии на памятнике, где мама написала ему: «Рояль закрыт и не звучит мое любимое, тобой забытое весеннее танго». Так вот, этот молодой человек был евреем с фамилией Рынкевич. Интересна история этой семьи. Кате ее рассказала мама ее подруги, которая сама жила в Петербурге во время революции, а потом, спасаясь от голода, приехали они семьей в этот поселок. Катю тогда подруга попросила пожить у них 2 недели на время ее отсутствия (боялась оставлять маму одну). Какие же это были сказочные вечера!!! Ужинали и начинались воспоминания о том далеком времени. Никогда потом Катя не проводила время интереснее! Например, она рассказывала, как они ходили в Мариинку в белых медицинских халатах, которые им выдавали на работе. Украшали их, как могли (вышивка, кантик, брошечка), и к искусству!
Так вот, парень с фотографии прошел войну «от звонка до звонка», был трижды ранен, последнее ранение привело его к смерти в 1946 году. Юноше было 26 лет.
Его отец до революции закончил университет и уехал в Японию знакомиться с культурой этого народа. Как сейчас просто это представить – сел в самолет и через несколько часов там. Тогда это было долгое путешествие. В Японии он прожил 5 лет, изучил японский язык. Потом перебрался в Китай и прожил там 3 года. Вернувшись в Петербург, женился на девушке из богатой семьи, дворянке, которая закончила Смольный институт благородных девиц. В годы гражданской войны семья перебралась в рабочий поселок в Подмосковье. Глава семьи работал начальником железнодорожной станции, а его жена заведующей детским садом. В 1937 году ему и его другу пришли повестки явиться утром в органы НКВД. Собрались они вместе и стали решать, что делать. Друг его предложил забрать жен и детей и этой же ночью уйти. А наивный Рынкевич сказал, что он ни в чем не виноват, там разберутся и отпустят. Друг срочно собрал свою семью (жена и двое детей), какие-то вещи (что там можно было унести на себе?). Они ночью лесом прошли 15 км и в поезд сели на другой станции. Уехали в Сибирь и никто их там не искал. Все остались живы. А Рынкевича арестовали и расстреляли как «японского шпиона». Его жена осталась одна с сыном, которого она потеряет в 1946 году.
Катя видела эту женщину. Она с подругой навестила ее в больнице. Женщине было тогда 86 лет, но следы былой красоты остались, сидела в кровати - аккуратная прическа, свежая блузка. Женщина умирала. Больница располагалась в бывшем доме местного фабриканта. Палата больной женщины находилась в большом зале со стрельчатыми окнами. Вдруг она говорит: «Девочки! Я смотрю на эти окна и представляю себя молодой и красивой на балу. Я в декольте и бриллиантах и со мной танцует блестящий офицер!» Через день она умерла. Вот такая печальная судьба еврейской семьи.
Другом Катиного мужа был еврей - высокий, интересный мужчина 45-ти лет, блестящий журналист, умница, с чувством юмора, порядочный человек. Катя была в их доме, видела его жену, красавицу и хорошую хозяйку. У него была фамилия Иванов. Он иногда сам так и представлялся: «Будем знакомы, еврей Иванов!» (пресловутый 5 пункт). Потом он серьезно заболел – рак легких, а Вася его навещал. Кате тоже хотелось его увидеть. Но он сказал ее мужу: «Не стоит хорошенькой женщине любоваться на эту развалину». А Вася подтвердил, что выглядит он теперь ужасно. Катя так с ним и не простилась.
В доме, где жила Катя, на втором этаже жила еврейская семья. Глава семьи был рабочим (говорят, что так не бывает – было), его жена работала медсестрой. В доме была всегда почти стерильная чистота, и хозяйка прекрасно умела готовить. Их сын закончил институт, работал, не был женат. Внешне был немного увалень, такие обычно девушкам не нравятся. Но очень хорошим парнем был Ромка! В Катиной квартире умерла соседка, и комнату родственники сдали молодой девушке из Обнинска, студентке. Хорошенькая была, но с гонором, мечтала выйти замуж за москвича. И Катя ее с Ромкой познакомила. И сразу все пошло не так. Люба могла опоздать на свидание и ничего не объяснять. Могла вообще не приехать в нужный день из дома. Катя ей тогда сказала, что, если ей Рома не нравится, пусть так ему и скажет, а не морочит парню голову. А если он ее устраивает, пусть ведет себя прилично. Когда-нибудь ему все это надоест и он исчезнет. Так вскоре и случилось. Катя не приехала в субботу из дома, как обещала. А Ромка все бегал и спрашивал – не случилось ли что в дороге. Не случилось. И вдруг Ромка исчез – не приходил и не звонил. Любочка испугалась и попросила Катю их помирить. Катя сказала: «Вряд ли это теперь получится». Но пошла к Роме и сказала: «У Любы сломался телевизор, не сможешь починить?» Ромка пришел, телевизор починил, сказал: «До свидания» и…. ушел. Это был поступок НАСТОЯЩЕГО МУЖЧИНЫ! Вскоре он женился и уехал из этого дома. А Любочка осталась одна.
У Кати сейчас есть знакомая-еврейка – прекрасная женщина, добрая, отзывчивая, готовая тебя выслушать и помочь. Когда Катя лежала в больнице после операции, именно она ее навещала, кроме родственников. Почему Катя не может назвать ее подругой? Просто она на 14 лет старше и Кате неудобно так ее называть.
А теперь, дорогие мои читатели, о грустном…
«Лицемеры — это такой сорт людей, которые делают вид, что гладят тебя, в то время как вытирают о тебя свои грязные руки». Джулиана Вильсон.
Итак, Катя устраивается на работу в немецкую (еврейскую) школу. Первое, с чем она сталкивается, это всеобщая доброжелательность - все тебе рады и готовы помочь, улыбки-улыбки. Знала бы Катенька, что за ними скрывается. Катя попросила директора посмотреть какой-нибудь урок (опыта-то никакого не было). «Конечно-конечно, Мария Абрамовна Вам не откажет», - сказала директор. Катя увидела, как начать урок и как его закончить и только, потому что учитель сразу дала задание детям написать рассказ по картинке на весь урок. Катя видела, что это было полной неожиданностью для детей.
Первый же обычный разговор о себе с учителем биологии привел к печальным результатам. На следующий день о нем знала вся школа, только в несколько искаженном варианте. Катя сразу поняла – ничего о себе, даже самое безобидное.
Дальше еще интереснее. В классе у Кати оказался ребенок с мамой секретарем директора и высокопоставленным папой. И этот ребенок не приходит на урок, появляется через 10 минут, стоит в дверях с игрушечным автоматом в руках и начинает «стрелять» - автомат трещит, огоньки мигают. Ребенок убегает, так продолжается 3 раза с периодичностью в 10 минут. Урок сорван. Катя идет на перемене в приемную директора к маме этого мальчика и говорит о недостойном поведении ее сына. При этом разговоре никто из посторонних не присутствует. На следующей большой перемене Катя идет в столовую. К ней подходят 4 учительницы, которые на повышенных тонах начинают ей выговаривать, какое она имела право расстроить бедную женщину на рабочем месте и довести ее до слез. При этом наличие большого количества детей и учителей в столовой их ничуть не смущает. О поведении мальчика, сорвавшем урок, ни слова.
Через несколько дней Катя понимает, как «недостойно» она себя вела. В коридоре стояла высокопоставленная секретарша, ее сыночек и учительница немецкого языка, которая придыханием говорила маме, какой у нее необыкновенный ребенок: умный, талантливый, скромный, усердный и далее по списку. Дифирамбы пелись не менее 10 минут. Вот так надо говорить о ребенке «высоких» родителей!
В 1990 году у Кати умер отец, три дня ее не было, а когда она пришла в школу, к ней подошли две учительницы и стали выговаривать ей за то, что она не так что-то сделала, опять же на повышенных тонах. То, что она приехала с похорон в расчет не принималось. Никто даже не выразил сочувствия.
Вскоре Катя столкнулась с еще одним неприятным фактом. Ее часто посылали на всякие городские мероприятия – совещания, конференции, открытые уроки, никто из учителей на них ездить не хотел. Однажды Катя попала на урок труда, узнала, как надо шить фартук. А директор с улыбкой ей сказала, что она что-то перепутала.
Были, конечно, и нормальные учителя. К ней как-то подошла учительница физики (русская) и сказала, что в школе есть хорошие люди, прекрасные учителя, которым можно доверять, и она назвала их. Она добавила - это хорошо, что Катя так поздно пришла в школу, у нее накоплен богатый жизненный опыт, который ей поможет в общении с детьми. Среди этих учителей был назван историк. Катя, конечно, была с ним знакома – молодой, лет 30-ти, знающий учитель с университетским образованием, который очень любил свою семью – жену и двоих сыновей. Нагрузка у него была 30 часов в неделю – ему надо было зарабатывать деньги на семью. Но он имел неосторожность поставить полугодовую тройку еврейскому ребенку, кстати, заслуженную.
На следующий учебный год Кате должны были дать еще и 7 класс, тогда нагрузка бы составила 16 часов (почти ставка). Но, придя в школу в августе, Катя узнала, что ее 5 класс директор отдала литератору (еврейке). Почему часы истории отдали литератору – не понятно. А Кате она предложила забрать недостающие часы у историка. Катя понимала, что ее подставляют, но пойти на такой шаг она не могла. Как бы она смотрела в глаза мужчине, который ей помогал во всем, был прекрасным учителем и человеком. Катя отказалась и сразу впала в немилость. На историка стали давить по-другому – через его сына, который учился в этой же школе. Учитель не выдержал и ушел, пошел работать в строительную фирму. Ребенка своего, конечно, из школы он забрал. Так дети потеряли прекрасного учителя.
В школе процветала самая неприкрытая лесть в адрес директора и завучей, которая доходила до неприличия. Дифирамбы пелись с таким раболепством, что Кате было не по себе. Учительница биологии говорила завучу, которая ведала расписанием: «Как хорошо, что у меня есть «окно», можно отдохнуть». А сама сидела в учительской и не знала, чем себя в это время занять, ее кабинет был занят. Понятно, что "окна" бывают почти у всех учителей, но вот зачем за это благодарить завуча - непонятно?
Директору во время праздников приносили подарки, которые классным руководителям дарили дети. Если не дарили, то покупали на свои деньги. «Гуманитарную помощь» тоже отдавали начальству, ненужные остатки зарубежного барахла скидывали учителям. Премии выдавались только «своим» учителям и вовсе не за заслуги.
Говорят, что «рыба тухнет с головы». Катя имела возможность в этом убедиться.
Мстительность директора не знала границ. Когда Катя уже ушла из этой школы, стали преследовать ее ребенка: перевели в слабую немецкую группу, хотя мальчик учился на пятерки, заставляли убирать кабинет каждую неделю, вызывали «на ковер» родителей за забытую дома тетрадь, много всего было…
Самое интересное, что когда Катя добилась множества регалий уже в другой школе, эта директриса не постеснялась ей позвонить и предложить перейти обратно в ее школу. Как такое можно было сделать, Катя не представляла? Просто у директора не осталось нормальных историков. Что имеем не храним, потерявши плачем!
Как вам, дорогие читатели, вот такая немецко-еврейская школа?