Раннее утро. Стою на крыльце, на черных от осенней сырости досках. Холодно, зябко голым ногам, обутым лишь в худые, домашние тапки. В правое ухо надрывно лает наш пес Тихон – вздрагиваю всем телом от каждого его зычного: «Ав-ав!». Опять за ночь снегу навалило. Зима не ждет – берет свое, наступает. Снег, зима, какая разница теперь?! Ком в горле, трясусь всем телом, как тонкий осиновый лист на ветру, то ли от холода, то ли от ужаса. Закрою глаза, забуду, все забуду, вспомню о том, о чем захочу…
В первый класс, в первый раз. Бегу домой после уроков, скидываю в коридоре туфли, швыряю в угол тяжеленный портфель. Мама с младшей сестренкой Женькой уже встречают, выглядывают из комнаты. «А у нас пополнение!» - со счастливой улыбкой сообщает мне мама.
Новоселка уже бежит ко мне – пестрая, дерзкая, слегка пушистая, маленький, острый хвостик трубой, подвижные, яркие глазки – изумрудные бусинки, вьется вокруг моих ног, цепляет меня своими лапками и кусает за большой палец на ноге. Я в восторге! Женька с радостным улюлюканьем носится вокруг, пытаясь схватить это яркое чудо природы за хвост.
- Трехцветная, черепаховая, такие кошки счастье в дом приносят, - со значением говорит мама, - а ведь чуть не удрала от нас, хулиганка, пока домой несли, страсть какая шустрая!
- Как назовем, мам?! – кричит Женька.
- Это пусть папа придумывает, он у нас с фантазией, - смеется мама.
Переполненная нежностью к маленькой, черно-рыже-белой красавице, бережно беру ее на руки. Киса изящно выгибает спинку, выпячивая кверху пушистое брюшко, и бойко тянет ко мне белые лапки-одуванчики с мягкими, розовыми подушечками. Озорные зеленые глаза, красиво обрамленные черной шерсткой на белой мордочке, с любопытством изучают мое лицо.
Бежим с Женькой в комнату. Вижу - папа, диван, телевизор – все на своих местах.
- Пап, придумай, ну, - трясу я его за плечо.
Папа косит глаза сначала на меня, потом на кошку:
- Пятка. Пусть будет просто Пятка.
Мы с Женькой в смех.
- Почему Пятка? – сквозь хохот спрашиваю я.
- Потому что пятнистая, - невозмутимо телевизору отвечает папа.
- Пята, Пятка, Пятулинка – красавица! – как заклинание повторяю я, кружась по комнате с маленькой крошкой на руках. Прижимаю теплый комочек к груди, наполняясь по самые уши счастьем…
За окном стоял поздний весенний вечер. Дома было тихо, все давно спали, лишь в углу моей комнаты слышалось легкое шебуршание. Я слезла с кровати и тихонечко подошла к большой коробке, стоявшей в углу.
- Что, Пята, вам тоже не спится? – прошептала я, заглянув в коробку.
Пятка тихонько муркнула, увидав меня, и продолжила методично вылизывать трех пушистых разноцветных котят. Эти разбойники никак не могли угомониться – мутузили друг друга от души, нет-нет, да и Пяте прилетало то по ушам, а то и по морде. Терпеливая мама на это лишь трясла головой и продолжала старательно вылизывать маленькие вредные хвостики, животики и ушки.
- Совсем большая стала, - тихонько пробормотала я, поглаживая Пяту по голове, - девять лет ты уже с нами, роднулька моя…
Пятка замурлыкала. Я вернулась на кровать, накрылась одеялом по самые уши и уже хотела закрыть глаза, как вдруг почувствовала, что на меня кто-то запрыгнул. Обернулась – а там Пята, да еще и с котенком в зубах.
- Ну ты смешная! - заулыбалась я.
Пята тем временем перетащила на кровать всех своих спиногрызов и устроилась лежа на боку рядом с ними и со мной.
- Не бросила их, всех принесла, - почесывая кошку за ушком, шептала я.
- А он, он бросил меня, представляешь? Сказал, что ему такая, как я не нужна. Что я даже целоваться не умею…
Пята внимательно смотрела на меня своими большими, чистыми, зелеными глазами, не переставая мурчать.
- Может мне подойти к нему, поговорить?
Пятка резко впила когти мне в бок и прекратила свое размеренное: «Мрр-мрр».
- Ай! - от неожиданности вскликнула я, - Согласна, глупости говорю, девушке надо гордость иметь.
Пята слегка зажмурила глаза, как будто одобряюще улыбнулась мне, и вновь замурчала, перебирая лапками одеяло на моей груди. Котята сладко посапывали и причмокивали во сне, прижимаясь к маме и лакомясь их любимым, материнским молоком.
Тихое, умиротворяющее тепло наполнило мою душу и приятной негой разлилось по всему телу. Мне стало легко и спокойно, как будто спала мутная пелена с моего сердца, так долго не дававшая ему ровно биться.
- Мам, привет! Я дома! – прокричала я с порога, громко захлопнув входную дверь.
Мама выбежала из кухни, поцеловала меня в щечку и обняла:
- Как доехала? Выспалась в поезде?
- Да не особо, там кроме меня еще целый вагон студентов был, а им вообще не до сна было – пивко, гитара, веселые разговоры, - заулыбалась я, вспоминая прошедшую ночь. Тут мой взгляд упал на холодильник.
- Мам, а почему Пята на холодильнике сидит? Как-то странно, никогда не замечала за ней такой привычки.
Мама вдруг перестала улыбаться и тяжело вздохнула:
- Заболела Пята. Думаю, что сильно. Наверно не хочет, чтобы ее задевали, вот и сидит там.
Я быстро взобралась на табуретку возле холодильника. Пятка спала, свернувшись аккуратным клубочком.
- Эй, красавица, просыпайся! – потрепала я ее за бочок.
Пята медленно открыла глаза. Потухшие и усталые, но по-прежнему добрые и прекрасные, они с грустью смотрели на меня.
- Пята, ты чего это вздумала болеть? – испуганно проговорила я, гладя ее по лапке.
- У нее опухоль, - тихо произнесла мама.
Я отключилась от происходящего. Сквозь шум своих мыслей слышала лишь отдельные слова…Мало шансов…Старость…Не перенесет…
Пята попыталась встать, но не смогла - ее качало во все стороны. Только сейчас я заметила, что левая часть головы была сильно опухшей.
- Я лечу ее, даю таблетки, питье, - продолжала мама, - но мне кажется, что все бесполезно…
Весь день я провела возле Пяты. Она в основном спала, лишь изредка просыпалась и тихонько мурчала, когда я ее гладила.
Вечером, перед сном, я пожелала ей спокойной ночи и ушла к себе в комнату, надеясь на то, что завтра все будет по-другому, что завтра ей станет лучше.
Утро следующего дня, несмотря на позднюю осень, выдалось очень солнечным. Я сладко потянулась, соскочила с кровати и побежала на кухню. Мама уже готовила завтрак. Взглянув на холодильник, я с удивлением заметила, что Пяты там нет.
- Мам, а где Пята?
- Да ей сегодня с утра стало получше, она даже слезла с холодильника и поела, а потом попросилась на улицу погулять, - ответила мама, накладывая мне кашу.
Мне стало как-то тревожно на душе.
- Мам, мне почему-то кажется, что она не вернется…
- Давай не придумывай, погуляет, проветрится и прибежит, - попыталась успокоить меня мама.
Но Пята так и не пришла ни в этот, ни на следующий день. Я ходила по двору, по улице, звала ее, но все мои попытки были напрасны. Так прошло три дня.
Утром четвертого дня мне нужно было уезжать. Надежда не оставляла мое сердце, я продолжала верить, что Пята вернется, ведь она не могла так просто уйти, не попрощавшись со мной…
Раннее утро. Стою на крыльце, на черных от осенней сырости досках. Пята лежит прямо передо мной на боку, передними лапками к входной двери. Она будто спит, только как-то слишком спокойно и недвижно. Надрывно лает Тихон, бедняга, наверно, он хочет разбудить ее. Медленно тянусь к ней рукой. Жуткий, леденящий холод через кончики пальцев прямо в сердце. «Пята, проснись, пожалуйста! – шепчу я, - Нельзя тебе тут лежать, сыро ведь, холодно, глупая, ты же болеешь!» Бегу на веранду, хватаю плед, пеленаю жесткое закостеневшее тело. Верить не хочу. Мой ласковый, мой теплый комочек счастья и радости, ты все же вернулась…Вернулась, чтобы проститься…А я? Что я? Теперь я просто посижу и поплачу над тобой, над просто Пятой, а может просто над частью моей жизни и души, ушедшей вместе с тобой.