Адмирал рассказывал, что он более чем когда нибудь творит всевозможные безумства.
Молодые супруги были удивлены, когда в одно прекрасное утро им доложили о визите Угарина. Князь был в отличнейшем расположении духа. Он объявил, что приехал пригласить свою очаровательную кузину на большую охоту, устраиваемую в его новгородском имении. В ней должно принять участие очень большое общество, и он надеялся, что Магнус позволит своей жене присоединиться к нему.
– Я научу вас стрелять, Тамара Николаевна, и буду беречь вас как зеницу ока, – весело сказал он. – По этому случаю позвольте мне в качестве близкого родственника предложить вам ружье для первого охотничьего дебюта.
С этими словами он открыл принесенный с собой ящик и вынул оттуда маленькое ружье с великолепной инкрустацией и с инициалами Тамары.
Молодая женщина взяла ружье и стала рассматривать его, между тем как Магнус с улыбкой объявил, что баронесса вольна поступать, как ей будет угодно.
– Благодарю вас, кузен, за ваш великолепный подарок. Я с удовольствием принимаю это чудное оружие, – сказала она, пожимая ему руку. – Но я должна отклонить ваше предложение, так как, на мой взгляд, охота – одно из самых жестоких развлечений. У меня переворачивается сердце, когда я слышу об уничтожении невинных и беззащитных животных, и я не понимаю удовольствия беспощадно преследовать и истреблять их без всякой нужды. Грустно уже и то, что мы питаемся мясом животных и режем их для удовлетворения нашего аппетита. Так как в данную минуту иначе нельзя обойтись, то я и не восстаю против этого. Но к чему же избиение для одного только удовольствия?
– Позвольте заметить вам, дорогая кузина, что вы страшно заблуждаетесь. Разве можно так трагически смотреть на смерть какого то зайца или бекаса? Что же касается самой охоты, то это благородное развлечение, развивающее ловкость и мужество, и им занимались во все времена не только мужчины, но и женщины, принадлежащие к самому избранному кругу.
– По моему мнению, охота – это остаток варварства, кровожадная привычка, которую мало помалу уничтожит цивилизация, как она уже уничтожила гладиаторские бои, обычай мучить и убивать военнопленных и бросание виновных на растерзание диким зверям – одним словом, все прекрасные обычаи, составляющие некогда рыцарскую забаву. Наконец, человек сделался жестоким под влиянием войн – явления довольно обыкновенного в наш век. Сердце его не возмущается, когда режут какое нибудь животное, потому что он привык хладнокровно убивать себе подобного! Что же касается мужества, то я не думаю, чтобы оно было необходимо для того, чтобы убить несчастного зайца или бекаса. Женщине же смертоносное оружие вовсе не идет. Какой недостаток женского инстинкта и деликатности чувств – убивать ради удовольствия слабое и беззащитное существо, спокойно смотреть на страдания и агонию животного и даже видеть иногда, как собаки разрывают его на части! Я не была бы в состоянии вынести укоряющего взгляда бедного умирающего животного! Мне все казалось бы, что оно с упреком спрашивает своего безжалостного убийцу: «Зачем? По какому праву ты отнимаешь у меня жизнь?». И, конечно, хотя Господь и позволяет нам пользоваться животными, Он не одобрит того, что мы заставляем их страдать ради своего удовольствия. Нет, нет, кузен, я не поеду на охоту! Если бы я могла, удержала бы всех от этой отвратительной мании к уничтожению!
– Ну, кузина, против такого жестокого обвинения станут громко протестовать все охотники. Они смотрят на охоту, как на самый аристократический спорт, – заметил Угарин.
– Я вовсе не имею претензии заставить их изменить свое мнение. Многие индийские вожди гордятся многочисленностью скальпов у своего пояса. Отчего же и господам охотникам не гордиться количеством убитых лосей или лисиц? Только я не считаю себя обязанной разделять такое мнение. Я понимаю еще, если дело идет о борьбе с хищным животным – медведем или тигром, например: тут, по крайней мере, необходимо личное мужество.
С задумчивым и недовольным видом князь простился с Лилиенштернами. Но каково же было удивление Магнуса и его жены, когда, несколько дней спустя, он снова явился к ним.
– Какими судьбами? Мы думали, что ты на охоте, – сказал барон.
– Охота не состоялась, к великому неудовольствию Екатерины, – флегматично ответил князь. – Я страдаю ревматизмом и боюсь простудиться. Кроме того, я вовсе не расположен причинять неприятность зайцам, лисицам, бекасам и разрушать их семейное счастье.
Тамара быстро подняла голову, и очаровательная улыбка осветила ее лицо.
– Дорогой кузен, позвольте поблагодарить вас за ваш ревматизм, так кстати помешавший бесполезному истреблению большого количества бедных животных, – сказала она, протягивая ему руки.
Арсений Борисович прижал их к своим губам.
– Я в восторге от вашего похвального слова моему ревматизму. Признаюсь, я предпочитаю вашу благодарность благодарности зайцев, хотя они и должны считать себя глубоко обязанными мне, – сказал он смеясь. – А я могу сообщить вам новость, Тамара Николаевна: Наталия Зарубина выходит замуж!
– Наконец то! За кого?
– За адъютанта Поленова. Вчера я присутствовал на их обручении. Она имела сияющий вид и объявила мне, что на днях будет у вас.
– Слава Богу! Теперь, по крайней мере, ее бедная бабушка немного успокоится.
Тамара не хотела высказывать князю свое мнение о Наташе Зарубиной, своей старой подруге по пансиону. Она значительно охладела к ней с тех пор, как повязка спала с глаз и она трезво взглянула на жизнь. Тем не менее молодая женщина радушно принимала Наташу, старательно поддерживавшую эти отношения, так как знакомство накоротке с богатой подругой, по ее мнению, должно было иметь большое значение в глазах общества.
Что особенно возмущало Тамару – это вечная погоня за мужем, практикуемая Зарубиной в отношении каждого мужчины, оказывавшего ей хоть малейшее внимание.
И действительно, Наташей овладела одна мысль, одно желание – во что бы то ни стало устроиться и занять положение замужней женщины, которое дало бы ей такую же свободу действий, какой пользовались Катя и Надя. Но бедная Зарубина не имела успеха. Несмотря на все старания, неутомимое посещение всех балов и праздников, роскошные наряды и солидное приданое, она до сих пор никак не могла найти себе мужа. По какой то злой насмешке судьбы мужчины под самым носом Наташи выбирали себе жен, всегда обходя ее. Она все более и более раздражалась, но не думала отказываться от своей мысли во что бы то ни стало выйти замуж. Она даже не была разборчива в выборе предмета своей любви. Ее сердце вздыхало по самым разнообразным героям. В их числе находились и светские люди, и их управляющие, и купцы, и какой то брат болгарин, пока они были в моде, но… даже братушка уклонился от чести обладания ее длинной худой особой, насмешливо прозванной молодежью «столбом, указывающим на приданое». Тамаре, при ее гордости и деликатности чувств, подобное поведение казалось отвратительным. В глубине души она удивлялась Поленову, блестящему молодому человеку, принятому в лучших домах, что он избрал Зарубину, которую знал уже несколько лет, но на которую никогда не обращал ни малейшего внимания. Как говорил Угарин, Наташа скоро навестила баронессу и сообщила ей о своей свадьбе, назначенной через три недели. Она умоляла молодую женщину быть ее посаженной матерью.
Тамара пробовала было отказаться, но подруга так настаивала на своей просьбе, что она поневоле должна была согласиться. Остроумная и наблюдательная молодая женщина в душе забавлялась страстной экзальтацией Наташи, только и говорившей об их любви, взаимной нежности и планах на будущее. Она спрашивала себя, разыгрывает ли ее подруга комедию или действительно заблуждается на счет чувств своего жениха?
В день свадьбы Тамара с раннего утра приехала к подруге, так как обещала присутствовать при ее туалете. Ее приняла бабушка Зарубиной, добрая и простая женщина, которую молодая баронесса любила и глубоко уважала. Невеста еще не начинала одеваться. Около нее хлопотали две горничные. Одна обувала, другая готовила подвенечное платье, лежавшее на диване. Наташа бросилась на шею баронессе и, крепко поцеловав ее, принялась, не умолкая, болтать с видом наивной пансионерки. Затем явился парикмахер, и все долго обсуждали прическу невесты.
За этой болтовней Тамара и не заметила, как четверть часа тому назад ушла из комнаты пожилая дама, вызванная зачем то горничной. Вдруг появилась та же девушка и доложила баронессе, что Ольга Петровна просит немедленно пожаловать к ней в кабинет. Бледная и расстроенная Зарубина сидела в кресле. Губы и руки ее дрожали.
– Боже мой! Вы нездоровы, Ольга Петровна, или что нибудь случилось? – спросила с участием молодая женщина.
– Да, случилось нечто совершенно непредвиденное, и я хочу попросить вашего совета, Тамара Николаевна, – сказала Зарубина прерывающимся от волнения голосом. – Ко мне явился Поленов и объявил, что он не поедет в церковь, если я не вручу ему до начала церемонии все приданое сполна. Я просто не знаю, что мне делать? Бумаги лежат в банке, и если мне не удастся сейчас же вынуть их оттуда, произойдет такой скандал в свете, что даже боюсь об этом и подумать. Если же мне удастся удовлетворить этого человека, то меня мучает мысль, что моя внучка будет с ним несчастна. Его поступок доказывает, что он не любит Наташу.
Зарубина закрыла лицо руками, и несколько слезинок скатились по ее морщинистым щекам.
Внезапная краска залила лицо Тамары.
– Откажите, Ольга Петровна, и выгоните вон этого бессовестного разбойника, позволившего себе явиться к вам с требованием: «Кошелек или скандал!» – решительно сказала она. – Надо открыто объяснить приглашенным мотивы, вынудившие вас прервать всякие сношения с женихом за несколько часов до бракосочетания. Таким образом, этот негодяй будет так хорошо охарактеризован, что перед ним закроют все двери.
– Говорите тише, дитя мое! Он в гостиной, а я знаю, что Наташа не захочет разойтись с ним.
– Как не захочет? Разве возможно венчаться после такого позора и унижения? Пойдемте сию минуту к ней и расскажем все. Я убеждена, что она пожелает сама бросить свой отказ в лицо этому бесчестному человеку!
– Пойдите, Тамара Николаевна, и попробуйте уговорить ее отказаться от этого недостойного жениха. Я не в состоянии этого сделать.
Молодая женщина быстро вернулась в спальню. Видя, что парикмахер окончил свою работу, она выслала из комнаты горничных и, сжав руку крайне удивленной Наташи, твердо сказала ей:
– Я должна сообщить тебе об очень важном и неприятном деле. Надеюсь, ты будешь мужественной в этот решительный момент, так как дело идет о твоей чести.
– Пощади!.. Ты меня пугаешь!.. Дело идет о моем женихе?
– Именно. Этот милейший господин отказывается ехать в церковь, если ему не будет немедленно же выдано 60 000 рублей, что составляет все твое приданое. Такая цена слишком высока для подобного негодяя, и я думаю, ты сама знаешь, как тебе надо поступить, чтобы сохранить собственное достоинство.
Наташа слушала подругу с раскрасневшимся лицом и широко открытыми глазами. Вдруг, обхватив обеими руками голову, она принялась кричать пронзительным, прерывающимся от слез голосом:
– Бабушка!.. Бабушка!..
В комнату вошла Зарубина и, дрожа от волнения, в изнеможении опустилась в кресло. Наташа подбежала к ней и бросилась на колени.
– Отдай ему, бабушка, не срами меня! – бормотала она, ломая руки. – Во имя всего святого, заклинаю тебя, не делай меня несчастной! Я не перенесу такого удара!
Как пораженная громом, смотрела Тамара на эту лишенную самолюбия девушку, со слезами умолявшую, чтобы заплатили негодяю за то, что он женится на ней.
Гордость молодой женщины возмутилась, и она едва сдерживалась. Схватив руку Наташи, она сказала дрожащим голосом:
– Стыдись говорить такие вещи! Неужели у тебя нет ни капли чувства собственного достоинства и уважения к самой себе и к бабушке, что ты хочешь уступить такому циничному требованию? Разве ты не чувствуешь, с каким презрением относится к тебе этот человек? Не говорит ли он прямо, что ему нужны одни твои деньги? И после такого страшного оскорбления ты хочешь выйти за него замуж и жить с ним, зная, что он с неудовольствием будет переносить твое общество? Опомнись!.. Вытри недостойные слезы и отплати ему оскорблением за оскорбление!
– Да, дорогая моя, он не даст тебе счастья! – пробормотала бабушка.
Но Наташа ничего не хотела слушать. Обезумев от мысли потерять мужа, найденного с таким трудом, она повторяла:
– Заплати ему, бабушка!.. Отдай ему то, чего он требует! Если свадьба не состоится, надо мной станут смеяться!.. Кроме того, мое подвенечное платье и мое приданое – все пропадет!
– Но ты можешь найти себе другого мужа, – робко заметила пожилая дама.
При этих словах с Наташей сделался нервный припадок. С рыданиями и конвульсивными взрывами смеха она каталась по ковру, повторяя как безумная:
– Нет, нет, мне не надо других… Я хочу его одного!
При виде такой сцены бедная бабушка в отчаянии встала.
– Успокойся! Прошу тебя, ради Бога, успокойся! Свадьба состоится. Я сейчас же еду в банк и сделаю все возможное, чтобы получить капитал. Маша! Дуня! Подайте мне шляпу и шубу и велите поскорей запрягать.
Тамара поддержала и проводила в соседнюю комнату Зарубину.
– Не волнуйтесь так, Ольга Петровна. Это совершенно бесполезно. Лучше скажите мне, в каком банке лежат ваши деньги.
Зарубина назвала.
– Какой счастливый случай! Директор этого банка – друг Магнуса. Я напишу ему записочку, в которой попрошу, чтобы он приказал как можно скорее выдать вам бумаги. Это очень милый и добрый человек. Он мигом устроит вам все дело. Чтобы не терять даром времени, возьмите мою карету, а мне позвольте воспользоваться вашей, если понадобится.
– Благодарю вас, Тамара Николаевна! Да благословит вас Господь за вашу энергию и присутствие духа.
Проводив Зарубину, Тамара вернулась в спальню, чтобы взять свою накидку, перчатки и веер. Она решила немедленно уехать отсюда. Ни за что на свете не согласилась бы она теперь быть посаженной матерью этой малодушной девушки. Пожать же руку бесстыдному спекулянту и выказывать притворную дружбу этой отвратительной парочке было выше ее сил. Наташа сидела на полу, и ее поддерживали две горничные, дававшие ей нюхать флакон с солями. Лицо ее было испещрено красными пятнами, и из опухших глаз текли крупные слезы.
Молодая женщина с минуту смотрела на нее с ужасом и отвращением. Она не чувствовала ни малейшей жалости к этому презренному созданию, предпочитавшему скорее смешать себя с грязью, чем лишиться мужа. Не отвечая ни слова, не обращая даже внимания на то, что говорила ей Наташа, она взяла свои вещи и вышла из комнаты. Чтоб попасть в прихожую, ей нужно было пройти через гостиную, где дожидался Поленов. Скрестив на груди руки, с выражением дерзкой уверенности на самодовольном лице, адъютант, одетый в полную парадную форму, большими шагами ходил по комнате.
«А! Уже готов к продаже!» – подумала Тамара, проходя через комнату, как будто она была пуста.