Санкт-Петербург1714 год
Константинополь, 14 век
Князь Федор Переславский, служащий квартирмейстерской службы на должности штабного писаря, был странный человек с необычной судьбой, древний воин, побывавший в боях, разведках, поединках. С женой, княгиней Еленой разладились отношения. Придя вечером со службы домой, он почувствовал запах конского пота. Насторожился. Но на коновязи никакого коня не было, никакой шинели или накидки не виднелось. Федор убрал руку с рукояти шпаги и спокойно прошел домой. В спальне спала усталая Елена в растрепанном виде. Постель также была в беспорядке. Федор опять надел треуголку и осторожно вышел. Во дворе спросил дворника:
- Уважаемый, а к нам кто-нибудь в гости заезжал?
И дал гривенник. Дворник оживился.
- А как же? Приезжал, совсем недавно уехал. Гвардейский офицер, на гнедом коне. Молодой, такой, красивый. С большими усами. Но барин, дайте еще пятак, скажу по секрету. По-моему там у них любовь была.
После пятака Федор грустно пошел по набережной. На дуэль вызвать этого Перепелкина, что ли? Так ведь найдется другой подпоручик к услугам красивой дамы. Федору кровь была не нужна. Насмотрелся и пролил.
Уйти бы куда-нибудь. Или на корабле уплыть. Он всю светлую ночь бродил по городу, вспоминая прошлую жизнь. Почему-то ему вспомнилось его древнее путешествие. Из прошлой жизни.
Это был Константинополь, конец 14 века.
Будучи при дворе Базилевсов, князь Федор был вызван в большой дворец. Его встретил на малом троне базилевс Мануил Палеолог. Он вглядывался в лицо Федора:
- Мне говорили, что ты Стефан, очень похож на своего погибшего отца, который жил еще во времена Македонской династии. Для меня, Стефан, очень важно описание новых земель с целью торговли с ними, а там, глядишь и с более дальними целями. Подписание торговых соглашений. Мне очень хвалили тебя. Задание получишь у логофета Агафона Премудрого. Корабль он тебе покажет. Корабль хорош.Ты свободен, иди к Агафону прямо сейчас.)
Его в Ромее (то есть Византийской империии, хотя они ее так не называли) звали Стефанос Линдрос Устилиан, он когда-то был патрицием древнего рода. Потом стал кузнецом, потом князем Федором Переславским. Видимо в Ромее понадобился его мореходный опыт, для того его сюда и прислали с каким-то поручением.
То было плавание по Индийскому океану по поручению Византийского Базилевса. Корабль у них был скорее финикийского, чем греческого типа, двухмачтовик. Сделан был из ливанского кедра, крепок, хорошо держал волну. Команда была сильная, из опытных греческих моряков. Подобрали время своей прогулки так, что дул попутный ветер, хорошо наполняя паруса, обратно думали вернуться при обратных ветрах.
Яркое синее небо, сливающееся с горизонтом. Легкая зыбь по океану, на которую наши опытные моряки не обращали внимание. Самое смешное, если приходила большая волна и начинали раскачиваться гамаки в кубрике. А во время обеда миска с едой вдруг по столу переезжала к соседу. Но тот невозмутимо возвращал ее хозяину. В целом это было начало счастливого путешествия. А ведь бывают несчастливые. Но всегда все хорошо начинается.
Но со временем на корабле появились незапланированные пассажиры. Кормчий Фотий вдруг приобрел парочку орангутангов, которых надеялся выгодно продать. На Цейлоне к ним подошли двое черных, цыганского типа людей, сказали, что те обезьяны совершенно ручные звери, дружелюбного поведения. Люди были профессиональные охотники, сингалезы, добывали живых зверей, продавали в основном китайцам.
Можем продать еще и клетку для них, но она на самом деле не понадобится. Они очень хорошо дружат с людьми. Спросили за них недорого. Если их не обижать, то совершенно мирные и дружелюбные звери. Этих орангов привезли на корабль. То был самец, которого прозвали сразу Базилевс и его подруга, которую окрестили Матрона. Они уселись в отведенный им угол на носу корабля. Вся команда столпилась поглазеть. Орангутанги выглядели спокойно. Полулежа на приготовленной рисовой соломе, пузатый оранг искал в голове у подруги.Оба вели себя с ленивым любопытством. Любопытно поглядывали на новых людей.
Они были покрыты рыжей бородой, которая придавала им вид простоватый. Матрона была такой же мохнатой и пузатой. Сингалезы предупредили, что разлучать их ни в коем случае нельзя. Кормить можно всем, чем угодно. Лучше фруктами, коих и запаслись.
Отплыли быстро, поскольку попутный ветер было нельзя упускать. Новые пассажиры сразу превратились в любимцев команды. Действительно, были ручные и вели себя дружелюбно. Научились здороваться с людьми за руку, что проделывали крайне охотно. В основном копались друг у друга в шерсти, очень ласково. Их подкармливали, как членов команды, еще дополнительно давали фрукты. Аппетит у пассажиров был отменный. Частенько Матрона отнимала у Базилеса банан и съедала. Иногда Базилевс, перехватываясь руками, мгновенно взбирался по снастям на верхушку мачты. Сила у этого пузана была невероятная. Куда-то смотрел. А однажды, когда он сидел на палубе в своем закутке у него как-то в руках оказалась кочерга от печки кока. Тот с любопытством на нее глядел, затем взял и согнул дугой. Все так и ахнули. А Базилевс с таким же простым дружелюбием глядел на людей. А Матрона так же глядела на Базилевса. Разгибать кочергу пришлось всей команде.
Но были и потери. В Коломбо на берегу скрылись трое матросов. Как назло, отвечавшие за кухню. В том числе корабельный кок. Бегать и выискивать их в этом скопище народу было бесполезно и Устилиан принял решение усилить команду новым коком из местных.
Кок нашелся быстро. Звали Раджив. Черноватый бенгалец, согласился на небольшую плату, сразу прошел на кухню. Критически оглядел заготовленную солонину, принялся распоряжаться. Сказал, что команда большая и ему понадобится помощник. И вообще, если они собираются плыть так далеко, то нужны еще припасы.
А посему, новый кок с тремя моряками отправились на рынок. Вернувшись, сгрузили мешки с рисом (басмати, таинственно объявил кок). Рис был длиннозерный, хорош. Были мешочки с какими-то ароматными специями, были горшки с застывшим топленым маслом. Устилиан забеспокоился, что это масло на жаре быстро испортится, но новый кок запротестовал. Сказал, что это священное масло Ги, которое никогда не портится. Были целые круги сыра Панир, многие овощи и фрукты, что заодно годились для наших обезьян.
Потом кок привел помощника. Это была весьма миловидная миниатюрная девушка, про которую кок сказал, что она его дальняя родственница, хорошо помогает по хозяйству, поведение скромное. Женщина на борту? Но она была очень красива, скромно поклонилась, сложа руки в индийском приветствии намасте и сразу скрылась на кухне. А кок, Раджив, тихо сказал, что от такого приобретения никто не пожалеет. Девушку звали Дана. Ее ждали родственники (и может быть жених) в Гонконге. Платить ей ничего не надо, только кормить.
Они с уже Радживом вовсю колдовали на кухне. По морскому именуется камбуз. Он сразу заблестел чистотой. Печка разгорелась так, что Устилиан забеспокоился, как бы не спалили корабль. Но было все нормально. Варился рис. Затем Раджив что-то делал с приправами и добавками, загадочно улыбаясь улыбкой Кришны, Дана на подхвате носилась без устали.
Плавание продолжалось. Корабль шел ходко, ветер был по прежнему попутный, лавировать не требовалось, паруса были хорошо надуты, наши обезьяны вовсю лазили по снастям, в чем им почти не препятствовали, весла были сложены вдоль бортов и не требовались. Впереди был китайский Гонконг, где надо было передать важные грамоты, да и продать кое-какой товар (в том числе и наших обезьяньих пассажиров). Корабль покачивало на небольшой волне. Под килем была толща океана. Прозрачная, зеленоватая, как бы стеклянная. Иногда мягкая и ласковая, иногда мощная, подобно удару пушечного залпа. А вдали синий океан сливался с синим небом.
Когда Устилиан залезал на фок-мачту для наблюдений и ориентировки, он мысленно спорил с Птолемеем. Земля не плоская. Чувствовалось, что великий ученый был сухопутный человек. Да и сам Устилиан во время плаваний по Мраморному морю или Балтике не испытывал такого ощущения. А в океане с мачты было видно, что земля круглая. Это было видно. Устилиан тоже это описывал в своих наблюдениях, соотносясь с передвижением планет и звезд (впоследствии копии его заметок попадутся на глаза Николаю Копернику, который весьма серьезно к ним отнесется).
Спокойно доплыть не вышло. Возле Андаманских островов за ними пошло небольшое быстроходное судно на полных парусах, наполненное людьми. Никаких флагов и вымпелов. Паруса грязные, вообще выглядели весьма неряшливо. Это были пираты. К Устилиану приблизился помощник Фотий.
- Господин капитан, вон там на воде темная полоса, воду рябит, кажись ветер. Если туда поспеем, паруса наполним, можем уйти.
В руках команды стало появляться оружие. Арбалеты, абордажные сабли, короткие пики с крючьями, топоры.
Но в Устилиане проснулся древний воин. Он спокойно сказал:
- Приспустить паруса. Приостановимся. Пушку к бою.
На борту было две средние пушки, носовая и кормовая. На приспущенных парусах корабль замедлял ход. Кажется, пиратам это показалось сдачей. Я сейчас вам покажу капитуляцию.
Матросы подтащили к кормовой пушке бочонок пороху, подкатили ядра. По указке Устилиана располагали пушку поудобнее. Затем, передав руль Фотию, он занялся пушкой сам. Засыпал порох, закатил ядро, запыжил, отмерил фитиль, вставил его в запальное отверстие, потребовал зажечь запальник. А пираты приближались к почти неподвижному кораблю. Было видно, как они, желтолицые и косоглазые, столпились на палубе, потрясая клинками и абордажными крючьями.
Да, мы рискуем оказаться выброшенными за борт. Выброшенные, как мусор. На съедение акулам и барракудам. Вместе с моряками суетился Раджив, на лице его виден был ужас. Он тоже понимал, что пираты не пощадят ни людей, ни обезьян. А в наш борт воткнулось несколько арбалетных стрел, появились дырки в парусах.
Мелочи. Пушка была полностью готова, Устилиан, пользуясь неподвижностью судна, ее спокойно наводил. Пока рано.
Пусть подойдут. На войне всегда война терпения и нервов.
Рано. Выстрел должен быть надежен. Теперь пора!
Устилиан поднес дымящийся запальник к пушке. Загорелся, зашипел пороховой фитиль.
Выстрел всех оглушил. Пушка плюнула пламенем, выбросила клуб дыма, откатилась назад. Люди закрыли уши, обезьяны сидели в своем закутке, обнявшись и прижавшись друг к другу.
Попадание! Ядро отлично ударило в корпус пиратского суденышка. Опомнившись, наши моряки подтащили следующий заряд, но Устилиан их остановил.
- Не нужно. Сами поглядите.
На пиратском корабле упали паруса, он остановился. По палубе забегали люди. Корабль начал заметно крениться набок, видимо беря забортную воду. Сейчас он затонет вместе с пиратами, которых никто не будет спасать.
Устилиан громко и четко скомандовал:
- Поднять паруса! Полный вперед! Прочистить орудие.
Паруса, вновь поднятые, надулись ветром, наш корабль мощно, как-то рывком пошел вперед.
Настоящим героем дня стал не Устилиан, которого все поздравляли с удачным выстрелом, а Раджив.
В честь победы над пиратами Раджив устроил настоящий пир. Конечно, царствовал рис. Но что из него Раджив вытворял! Рис был прозрачный, оранжевый, отдавал всеми пряностями Индии, не слишком острый, а именно пряный. Настоящий деликатес. Для любителей солонины Раджив приготовил другие блюда, любезно угощая матросов.
Устилиан видел, как под изображением Кришны стояли их котлы с обедом или ужином, а Раджив и Дана стояли на коленях, сложив руки в намасте, бормоча или напевая что-то задумчивое и мелодичное. Это была Пуджа, молитва.
Из риса Раджив вытворял чудеса. Кроме того, было много других, сырных и овощных блюд. Команда объедалась. А тот старался. Дана вовсю помогала.
Под вопросы Устилиана, он не скрывая, объяснял: мы всю еду посвящаем богу Кришне. Потому она такая питательная и вкусная. Тогда ее можно есть. А так, тут простые продукты, недорогие, только много специй. Оттого она не слишком острая, но как раз пряная. Впрочем, по желанию хозяев он может делать и острую.
Поев, от команды на Раджива посыпались вопросы: что это было, как называется?. Довольный Раджив отвечал:
- Это Масала Бхват (ну, пряный рис), рис, довольно острый.Это уже Пулао. А здесь супы, по-вашему. В основном из нашего гороха. Дал таркари, тут Сваришь дал. Потом будут овощные Матар алу таркари, не пожалеешь. Бенгали таркари! Алу кофта! Панир Масала! Такой сыр пряный. Я еще Севьян не готовил. Только осторожнее с приправами. Хорошее чатни должно быть таким острым, что его нельзя было есть, и таким сладким, что нельзя было оторваться. Будут сладости. Не пожалеешь.
Его позвала Дана и он убежал в камбуз. Они принесли очередную смену блюд. Блюда были в основном неизвестны морякам, поэтому были вопросы. Увлеченный успехом, Раджив охотно отвечал.
- А здесь Панир. Наш лучший сыр, его Дана уже на корабле доделала, затем красиво обжарила в шариках и кубиках. С Чавалом очень хорошо подойдет. А для вахты я испеку и принесу Чапати и Пури. Это пряные блины такие. Все равно, тесто остается. Жаль, овощей и молока маловато. А так, я бы приготовил еще Панир или Матар алху цукари. Но приготовлю Тали хи панир и Урад-дал качори. Севьян. А на сладости Буфри, Суджи ка халава, другие.
Были и сладости, необычные, пряные. Раджив и Дана старались от души.
А Дана вообще была украшением корабля. Благодаря грозному приказу Устилиана к ней никто не смел притронуться, но поглядывали. У нее было смуглое выразительное личико. Большие черные глаза и брови так и играли. Она грациозно ходила, покачивая бедрами, сверкая глазами, будто танцевала. Что-то напевала. Иногда моряки покрикивали:
- Дана, пройдись еще раз.
Дана благодарно улыбалась, проходилась еще раз, даже покружившись по пути, все ахали. Очень хороша, черная бенгалка.
А затем было вот что. Ветер стих, паруса повисли, корабль остановился. Дана вышла из камбуза уставшая и потная. Вытерла пот с лица, моряки как обычно на нее уставились. А Дана вдруг сбросила свое сари, осталась обнаженной. Гибкая, красивая. Потом потянулась и прыгнула через борт в океан. Все ахнули и бросились к борту. А она быстро плывя, обогнала корабль и помахала рукой. Феофан закричал:
- Трап на борт! Спасать пассажирку!
Некоторые моряки стали раздеваться для спасения утопающей. Но она и не думала тонуть. Купалась, переворачивалась, дразнила. Вышел Устилиан, грозно приказал:
- Дана, на палубу!
Та опять превратилась в покорную индуску, влезла по спущенной веревочной лестнице, склонилась перед Устилианом. Устилиан показал на море. Там периодически появлялся плавник. Акула!
- Хочешь, чтобы тебя съели? Одевайся.
- А я по Гангу плавала и по Сарасвати, - ответила мокрая Дана, торопливо одеваясь в свое сари, - а там и акулы заплывают и крокодилы водятся, надо знать как их правильно вовремя по носу стукнуть.
Как-то к Устилиану, который стоял на палубе, подошел Раджив. Он на корабле уже пользовался весьма большим авторитетом.
- Господин капитан, простите меня, но я хочу сказать.
- Говори, Раджив.
- Вы посмотрите на Дану. Неужели не видите, как она на Вас глядит? А как по ночам тоскует. Почему Вы не хотите ее взять? Она бы хоть сейчас пришла. Она так давно хочет. Это любовь, и ничего тут не изменишь. Она понимает и я понимаю, что в Гонконге мы должны ее отдать родственникам, но сейчас она тоскует по тебе. Пожалей девушку. Дай ей немного счастья. Она к тебе придет.
Ночью она пришла. В своем лучшем сари, которое сразу сняла. Уверенно и нежно легла на ложе, потом начались чудеса. Ничего особенного, просто Устилиан отвык от женского общества, а Дана знала Камасутру. Обращалась с ним осторожно, ласково и умело. Ее с детства так учили. Но любовь была.
Сильная любовь и в последующие дни. Ее тело было смуглое, очень гибкое, изящное, грациозное. Оно будто играло и танцевало. И ее глаза. Устилиан держал за грудь, а она его нежно ласкала и целовала. Даже во время отдыха, ее тело чуть подрагивало и как-то приподнималось. Индийское чудо.
Но с обезьянами произошло вот что. Матрона стала лежать. Взгляд стал тусклый, а чаще глаза были закрыты. Иногда стонала, как человек. Базилевс что-то ворчал, гладил, обмахивал. Встревоженный Устилиан щупал ее пульс по древнему методу (тремя пальцами), трогал лоб. Пульс был ненормально учащенным, лоб горячим.
Она больна. Передалась какая-то болезнь от людей, к чему оранги были непривыкшие. Устилиан достал из своей аптечки нужные травы и порошки, сделал смесь, принес к Матроне, влил в рот. Она с отвращением выплюнула. Базилевс угрожающе зарычал. Затем Матрона отвернулась, а Базилевс продолжил ее гладить по спине и голове.
Было жаль. Она вся как-то обвисла, вскоре умерла. Ее матросы бросили за борт. Базилевс теперь молча сидел у борта, смотрел вдаль, взявшись за голову. Взгляд был неподвижен. К еде он не прикасался. В глазах была тоска. Смертная. Он так сидел много дней, затем уже на подходе к Гонконгу, умер. На том самом бортовом месте, откуда сбросили за борт Матрону. Оттуда же он и сам полетел, руками бесцеремонных матросов. Было грустно. Давняя история.
Наконец, за островом Хайнань показался Гонконг. Все чаще попадались в море джонки, причудливые китайские суда, с такими же причудливыми парусами, затем показался сам Гонконг. Это было скопление мелких домиков, среди которых выделялись пагоды и дворец Богдыхана.
Тогда город представлял скопище деревянных домиков на островах. Меж ними виднелись пагоды с учудливо закрученными крышами. Причалить к берегу было невозможно. Все было уставлено лодками. Но к кораблю устремились многочисленные лодки с криками, доставить куда надо. Пришлось воспользоваться их услугами. На корабле за старшего остался Фотий, Устилиан с помощником воспользовались услугами местного лодочника, а кроме того, на другую лодку сошли Раджив и Дана и еще два моряка. Там ее ожидали родственники в индийских одеждах. Дана была закутана в свой темный платок, ни на кого не глядела и шла навстречу новой судьбе.
Лодочник доставил их на берег, подогнал местного рикшу, обещал подождать. Лодка была палубная, с причудливым китайским парусом. Из под палубы выглядывали любопытные китайчата.
На вопрос Устилиана, что они тут делают, хозяин ответил, что своего дома у них нет, живут только в лодке. Как и многие, им подобные. На пристани была теснота. На вопрос, что, если будет буря, китаец серьезно ответил, что такое бывало. Называется тайфун. Море превращается в кипящий котел. Целые деревни срываются ветром. Крыши или ворота летают как бумажки. Скотину поднимает в воздух. Сколько лодок погибло, сколько деток!
Чтобы причалить, пришлось расталкивать подобные лодки, впрочем, те расступались. Далее, была толпа рикш с их тележками. Далее, базар с толпой народа, громкими китайскими криками и ароматными запахами. Поскольку холодильников не было (как и не было подвалов, ледников, с запасами льда), люди каждый день ходили на базар. Немного помогало сохранять продукты обилие пряностей, но похоже, что на базаре скапливалось полгорода. Туда направился Раджив с Фофаном и еще двумя моряками.
На входе во дворец местного богдыхана их встретили стражники с невозмутимыми китайскими лицами. Выяснив цель прихода, с поклонами проводили в покои. Там восседал сам Богдыхан. Хотя, по мнению Устилиана, просто мандарин. Неважно. Расселись по низким столам, разложили привезенные грамоты. Пришли ученые чиновники во главе с буаюнем, все перевели. В принципе, китайцев содержание грамот устраивало. Проход по проливам, торговля с налогами, прочее. Чиновники сделали копии, все было подписано.
Потом богдыхан устроил пир. Было много хорошего китайского пива и местной рисовой водки. Подали суп с акульими плавниками, где плавали водоросли, аппетитный и ароматный, затем, на второе, кусочки свинины поверх рисовой соломки, щедро покрытый соусом из пряных, острых и сладких овощей и фруктов, в которых угадывались ананасы, морковь, апельсины, еще что-то китайское. Блюда и напитки менялись щедро. Служанки семенили ногами и действовали бесшумно и быстро.
Много чудесного китайского чая с кремовыми пастилками с ореховым вкусом, другими необычными сладостями. Неторопливые разговоры.
Затем молчаливые чиновники в цветных халатах принесли нужные документы и Устилиан откланялся.
На улице его поджидал рикша, отгоняя конкурентов. Помог Устилиану забраться в повозку, ухватил за оглобли, впрягся и резвой рысью побежал в порт, лавируя в толпе народа на кривых и горбатых улицах среди деревянных неказистых домиков.
В порту долго раскланивался, передал Устилиана давешнему лодочнику, у которого из-под палубы поглядывали любопытные жена и маленькие китайчата.
Миссия была выполнена. А Раджив с помогающими моряками прибыли с большими запасами продуктов. Раджив показывал и хвастался:
- Рис, конечно не басмати, но хорош. А в этом мешке горошек. Можно делать Чанна масала или Гили кичри. А Гуджарати урад-дал! Сколько овощей! Будет Матар алу таркари, Палак байнган аур чанна. Кхати митхи сабжи! Не пожалеешь. А чем тебя там кормили?
Устилиан рассказал. Раджив недовольно отмахнулся:
- Обычная гоуандсундская или обычная южно-котайская кухня. Подумаешь, перец приготовить. Хорошо, что жареных тараканов не дали. Свинячину в шикарном соусе под сладким острым маринадом под перцем и специями, говоришь? А вкусно было?
Мешки с рисом и горохом были расставлены в кладовой. Пучки зелени в виде веников развешаны повсюду, мешочки с приправами стояли по полкам, молоко в кадках стояло открытым и квасилось, ожидая своего часа.
А невдалеке остановилась на якоре довольно крупная джонка, откуда пошла шлюпка (ялик), явно направляясь к нашему кораблю. Приблизившись, попросились на борт. Сбросили трап. Взошел один китаец, грозно прикрикнув на остальных, чтобы ждали. Он был одет в нарядный халат, невысок, но коренаст, какой-то природной мощью. Лицо, обычное широкое китайское, ничего не выражало. Вслед втащили бочонок китайской рисовой водки. Ею и воспользовались. В честь китайского капитана организовали стол на палубе, поскольку внутри было душновато, Раджив суетился по кухне, готовя очередные яства. Гость был явно доволен приемом, когда наелся и выпил, начал говорить.
- Мы шли тем же курсом, что и вы. Когда были сзади, слышали гром вашей пушки. Понятно, на вас напали моллукские пираты, а вы их потопили. Туда им и дорога. Я нехороший человек. Сам нападал на купеческие джонки, но никогда не бросал людей за борт, иногда изменников и врагов вешал на реях. Вы, как капитан, меня поймете. Но ваш корабль, несмотря на финикийский купеческий вид, шел сильно и уверенно, ловя любой попутный ветер, мы стразу отставали.
А кроме того, от вас были такие запахи! Я же старый морской волк, все чую. Вначале мы почуяли запах вашего пороха. Но потом, особенно по вечерам, когда мы приближались к вам и слышали радостные крики команды, были запахи вашей кухни. Такие пряности! Я сказал себе, что когда-нибудь вас догоню и просто напрошусь в гости. Мне это удалось только здесь, в Гонконге.
Они еще выпили с этим пиратом, потом расстались.
Затем был обратный путь. Дождались попутного ветра. Взяли груз замечательного китайского хлопка, группу пассажиров, богатых китайцев до Калькутты. Наш корабль, маневрируя, с трудом выбрался из этой системы островов, переполненную лодками и джонками, наконец на открытой воде развернули паруса и под восхищенные взгляды местных моряков уверенно и быстро пошел.
Даже сажень отойдешь от берега, и вас охватывает вода. Корабль легко покачивается, чувствуется мягкая ласковость под ногами, под дном от моря плотный запах морской воды с водорослями, иногда видны морские пенные барашки. Тогда покачивает. Или рыбы, иногда дельфины, которые любят прыгать и играть. А летучие рыбы в большом количестве залетают на палубу, их собирают и используют в пищу. Но лучше всего забрасываются снасти за корму и ловятся тунцы. Чтобы вытащить такого зверя, собиралось полкоманды, без сачков справиться с ним невозможно.
А если поднимаются волны, то иногда они напоминают прозрачные стеклянные горы.
Устилиан стоял у борта. К нему сзади тихо подошел Раджив.
- Мой господин, не скучай по Дане. У нее своя карма, у тебя своя, у меня своя. Посмотри на молоко в кадках. У него тоже своя карма. Будет из него ги, топленое масло, панир, сыр, дахи. А бобовые, что мы закупили! Будет свадшит дал или самбар или кичри. А Дану ожидал жених, она будет счастлива. Когда доплывем до Коломбо, я тебя познакомлю с сингалезкой Фанг. Она помоложе Даны, как хороша! Куколка.
Новые пассажиры оживленно толпились на палубе, оглядывая необычный для них корабль, его парусную оснастку.
Радживу теперь помогал по кухне Фофан, не вполне справлялся. Вспоминалась Дана.
Трюм был полностью забит хлопком.
Внимание Устилиана привлекла молоденькая китаянка. Она часто стояла у борта, вглядываясь в синюю даль. В нарядном пестром халате. Волосы убраны в строгую прическу, с воткнутым гребнем, моряки на нее поглядывали, чего Устилиан не одобрял. Он как-то подошел к этой азиатской красотке, стоявшей на палубе.
- Скажи, красавица, ты с кем? Куда плывешь?
Та подняла на него ясные невозмутимые черные раскосые глаза.
- Ни с кем, я одна. У меня никого нет, когда родственники умерли во время болезней, мне обещали жениха в Калькутте. В Гонгконге только рыбацакая деревня, приют для путешественников. А так я была в даосском монастыре, потом у разных даосов. Они меня многому научили.
Лукаво и ласково взглянула на Устилиана.
- Меня зовут Тинг, это значит изящная. А тебя зовут Устилиан, я знаю. Ты красивый. Я к тебе приду.
Она пришла ночью.
У Устилиана горел корабельный масляный светильник, он возился со своими бумагами. Тинг осторожно вошла, вгляделась в лицо и глаза Устилиана. Затем рассмеялась.
- Даже ночью тебе покоя нет. Дай, я тебя успокою.
Она скинула свой халат, осталась голая. У нее была небольшая грудь, крепкие ноги. Тинг подошла вплотную к Устилиану.
- Ты думаешь, я неопытная девочка? Я даосов науку прошла. Меня даосы учили искусству любви. Сейчас я его тебе покажу.
Она сладко его ласкала, с ног до головы, затем были более интимные ласки, затем любовь, спокойная, но чувственная. Тинг любила искренне.
Потом, усталая, лежала, разбросав черные густые волосы, говорила:
- Как ваш повар вкусно готовит! Какие запахи! А я знаю гуандунскую кухню, здесь видела рисовую муку в мешках, если позволите, приготовлю лапшу с пряностями, там еще есть солонина, она может пропасть. Я прожарю, залью острым соусом из ананасов, апельсинов, моркови и яблок, все это имеется.
С того времени, Тинг, переодевшись в серенький короткий халатик, принялась усердно помогать по кухне. Раджив и Фофан были только рады. Посуда заблестела, как и полы и стенки, Тинг сделала лепешки из рисовой муки и стала быстро из них нарезать лапшу. Руки так и мелькали. На нее любовались. Выбрала самый большой котел, чтобы хватило для команды и пассажиров. Печь горела вовсю. Лапша готовилась, соус также. Тинг передвигалась, семеня мелкими шажками, босыми крепкими ногами, что со стороны могло выглядеть смешно, но у китаек считалось хорошими манерами.
Однажды Устилиана привлекло внимание скопление моряков на камбузе. В центре внимания была Тинг, которая мыла огурец. Она, оборачиваясь на зрителей, терла овощ и лукаво смеясь, покачивая бедрами, стонала:
- Огуресь, огуресь.
Затем вцеплялась в него, извивалась и кричала:
- Огуресь!
Моряки стояли, как остолбенелые, но потом довольно улыбались. Устилиан сказал:
- Тинг, не надо.
Моряки разошлись, Тинг склонилась в поклоне, продолжала мыть огурцы вполне пристойно.
Однако, как-то переминаясь босыми ногами, она сказала Устилиану:
- Вот здесь палуба нагревается.
Устилиан попробовал доски палубы рукой, они были ненормально горячими. Подозвал Феофана, сообщил ему. Тот прошелся босиком по палубе. Горячая.
Насладиться ужином не слишком удалось.
В Моллукском проливе видели местных пиратов, повернули против них свои пушки, те не посмелились приблизиться. То-то же, помнят науку. А один китайский пассажир вышел с кривым кинжалом за поясом (впрочем, в реальном бою толку никакого бы не было).
Не все так просто. Когда проходили Андаманские острова, из-под очередного острова вышла хищная джонка. Снова, неряшливый вид корабля, толпа вооруженных людей на палубе. Феофан, стоявший у руля, закричал:
- Пираты!
А джонка шла наискось вдогон. Федор:
- Поставить все паруса!
Моряки побежали по снастям и мачтам. Пассажиры попрятались в каютах (пассажирки с визгом), кроме Тинг, которая бесстрашно осталась на корме с принесенными лепешками для кормовых моряков.
Но пират был весьма быстроходен. Шел мощно и уверенно. На его палубе собирался китайский и малайский народ, вооруженный разносортным оружием. Устилиан скомандовал:
- Пушку к бою.
На корму подтащили еще и носовую пушку.
Пираты были очень близки. От них полетели стрелы. Некоторые застревали в борту, некоторые оставляли дыры в парусах. Били сильно. Люди присели за бортик. Феофан крикнул:
- Капитан, смотрите!
Впереди на поверхности моря была темная полоса. Небольшая зыбь, волна. Там ветер! Надо туда. Устилиан распорядился:
- Полный вперед. Мы подпустим пиратов поближе, своими парусами закроем для них ветер, они приостановятся, пушки к бою.
Так и вышло.
Пушки заряжались, пираты приближались, сильно стреляя из арбалетов и из чего, что можно.
Но когда вошли в место морской ряби, наши паруса надулись и стали как белые доски. Действительно, когда мы закрыли своими парусами ветер, у пиратской джонки опали паруса и она остановилась. Пушки не понадобились. Наш корабль хорошо пошел вперед по попутному ветру. Но были потери.
Потеря одна, это была Тинг.
Она лежала на палубе, и в груди у нее торчала арбалетная стрела. В руках держала свои лепешки. Над мертвой Тинг склонились китайцы и греки-моряки. Каждый читал свою молитву. А она лежала спокойно, умиротворенно. Своим лицом как-бы успокаивая всех. Затем, ей из парусины сшили мешок, положили в ноги пушечное ядро и опустили в море. Прощай, Тинг, изящная маленькая китаянка с приветливым лицом, плывшая навстречу судьбе.
А вечером все ели ее рисовую лапшу под сладко-острым соусом. Память о гуандунской кухне. И о Тинг.
Палуба нагревалась. Феофан подходил к Устилиану и встревоженно об этом говорил. Они трогали палубу и внюхивались. Попахивало дымком. Кажется, пожар в трюме. Могло быть самовоспламенение хлопка, такое на жаре бывает. Дело усугубляла китайская селитра, которую Устилиан вез для приготовления греческого огня базилевсов. Она при нагревании выделяла много кислорода, что было опасно. Если приоткроешь люк, будет вспышка. Деревянный корабль сразу всполыхнет, как факел.
А палуба грелась. Устилиан собрал совет. Были Феофан, помощники. Устилиан откровенно рассказал о своих подозрениях.
- Пассажирам ни звука. Хуже всего, если начнется паника. Тогда мы погибнем раньше, чем наш корабль. А до ближайших островов совсем близко. Ставить все паруса!
Боцман засвистел, моряки привычно полезли на мачты. Корабль накренился, так что пассажирки привизгнули, пошел вперед, насколько позволял ветер. Устилиан у себя в каюте хорошенько зарядил пистолет, вложил за пояс, взял сумку с зарядами, когда вошел Феофан.
- Капитан, мы до острова не дойдем. Начинаем гореть. Надо делать плоты.
- Феофан, вот большой мешок документов, отдай Агафону, скажи, что если что случится с мешком, то Агафон полетит за борт, а там с ним тоже что-нибудь случится.
Устилиан задумался. Затем в месте с Феофаном они вышли на палубу. Да, медлить уже нельзя. Погибнем вместе с кораблем. Чертов хлопок!
- Корабль горит! Тушить уже поздно. Ломать борта и перегородки, строить плоты!
Работа закипела. Люди сосредоточились, застучали топоры, пассажиры недоуменно глядели, с чего бы это ломают корабль. Но морякам было строжайше запрещено Устилианом вступать с ними в разговоры, о чем он объявил, похлопывая по рукояти пистолета. Наконец, меж досок палубы и щелей люков откровенно пошел дымок. Даже китайские дамы насторожились и просили ускорить постройку плотов.
Мужчины-пассажиры засучили рукава, подвернули халаты и принялись помогать морякам. Но паники не было. Может влиял пистолет за поясом Устилиана, к которому он добавил абордажный меч. Погрузка. Сперва пошли пассажиры, женщины с детьми, потом мужчины. И вдруг один из греков-моряков, Горгий, рванулся к плоту, расталкивая всех. Устилиан его остановил:
- Ты что, Горгий, мы же обязаны доставить наших пассажиров, там же и дети есть.
- А я не обязан гореть в этом аду!
Это было уже опасно.
- Горгий, посмотри в воду. Видишь сколько ее. Потушим этот пожар и все будет хорошо.
Он приобнял Горгия за плечо и они подошли к борту. Только бы не началась паника. Она подобна вспыхнувшему пожару, нужна только спичка.
Опасная спичка появилась. Это Горгий. А дальше страх, подобный огню в соломе. Он охватит всех. Мужчины будут сбрасывать женщин, топтать детей. Женщины поднимут страшный визг. Затем пойдут в дело ножи и топоры.
- Горгий, ну погляди же, сколько в океане воды!
Тот удивленно взглянул за борт. А Устилиан присел, борцовским приемом с захватом ноги бросил Горгия за борт.
Затем достал пистолет, взвел курок, дождался, когда Горгий вынырнул и застрелил его.
То ли грохот выстрела и клуб дыма, то ли непроницаемый вид Устилиана, который прочищал и перезаряжал пистолет, как-то утихомирил людей и они стали без бунтов и истерик грузиться на плоты. Устилиан спустился последним.
Плоты получились на славу. Были устроены мачты, соорудили паруса, укороченные весла с корабля были также не лишние. Китайские дамы даже раскрывали зонтики, поворачивая вбок, чтобы помогать парусам. Отплыли. Плоты держались кучно.
Сзади вспыхнул костер. Это был их корабль. Горел ярко, сильно, быстро превращаясь в тонущую кучу угля. Но люди были своевременно спасены.
Устилиан молился Господу Богу и Николе Угоднику о хорошей погоде. Постоянно сверялся с компасом, отмечался на карте и судовом журнале, делал нужные заметки для будущего доклада Базилевсу. Оружие далеко от себя не отпускал. К нему часто приходили знатные китаянки, жаловались на отсутствие бытовых удобств. Какие удобства? Надо выжить. У нас на плотах маловато питьевой воды. Правда, моряки забрали все бочонки с вином. Может, поэтому пассажирки повеселели и стали смеяться.
И привыкнув, справляли удобства за борт.
Но немного недоплыв до ближайших островов, увидели крупную китайскую джонку. Те явно изменили курс, шли наперерез. Подошли, сбросили веревочные лестницы. Помогли забраться дамам в их широких китайских халатах, приняли детей, которые доверчиво прижимались к морякам, вещи. Мужчины быстро забрались сами.
Капитан джонки был типичный китаец, приземистый невысокий, широколицый, узкоглазый.
- Господин, мы видели, как горит ваш корабль, поэтому изменили курс и постарались вам помочь. Вас подожгли пираты?
Устилиан постарался объяснить, что случилось, но китайскому капитану хватило трех слов для понимания.
- Ясно. Моряк моряка видит из далека. Хлопок опасно возить в сухую погоду в наших морях. А если накроют муссонные ливни, будет еще хуже. Вы наверное не видели, как огромная волна идет на берег, как она сносит целые деревни, как ветер ломает пальмовые рощи. Вот и думай, господин капитан, куда плыть и что везти.
На корабле оказалось весьма много людей, для нежданных пассажиров на верхней палубе растянули тент, под которым те и разместились.
А Устилиан, расположась в каюте капитана джонки, продолжал чертить карты и делать описания. Капитан любезно что-то подсказывал или поправлял. Подобного материала у Устилиана уже накопилось много. Он понимал, что это будет стоить дороже потерянного корабля. И он доставит это в Константинополь, несмотря ни на что.
Счастливого плавания и достижений!
Сентябрь 2016г.