Он дважды бежал из концлагеря

Инна Коротаева
     11 апреля отмечается Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. День этот приурочен к годовщине знаменитого восстания в Бухенвальде. Живых участников тех событий, узников других концлагерей осталось уже мало. Об одном из них – наш рассказ.

     Многие ярославцы помнят еще фотогалерею лучших людей завода. Не один из них в прежние времена становился героем публикаций «Северного». А вот с Дмитрием Ефимовичем Гарновским мне довелось познакомиться лишь недавно.

     Сначала наш разговор, пожалуй, напоминал беседу краеведов. Мелькали знакомые фамилии, старые названия улиц. Оказалось, например, что Дмитрий Гарновский – довольно близкий родственник знаменитого семейства Градусовых. А отец Дмитрия – Ефим Гарновский – был человеком причудливой судьбы. Вместе с братом Дмитрием служил в знаменитом ярославском Фанагорийском полку. После революции оба перешли на сторону красных. Ефим стал первым начальником милиции Ярославля, а его брат Дмитрий – первым губернским военным комиссаром. Всплывали события ярославского мятежа, возникали имена Свердлова, Закгейма, баржа смерти… Июньские дни пощадили братьев, и Ефим еще успел заняться организацией совхозов, лесничеств, пока судьба не привела его в Сталинград, где семья и потеряла его в начале войны. Во «враги народа» был определен и за это расстрелян брат Дмитрий.

     Потом мы перешли к судьбе самого Дмитрия Ефимовича. Особенно выбирать будущий путь ему было сложновато, поступил в одно из организованных тогда в Сталинграде профессиональных училищ на обучение специальности судоремонтника. Перед самой войной Дмитрий проходил практику на баркасе «Пожарский», который таскал баржу на городской переправе. С начала войны учеба перешла в работу – подростки сразу стали чуть не главными специалистами. Но однажды, придя на смену, Дмитрий баркаса своего не нашел.

     - Нет его, попала бомба. Утонул баркас.

     Бомбежки, голод, жизнь в землянках. Семья Гарновских (мать Дмитрия, он сам, его сестра) оказалась в полностью разрушенной и захваченной немцами части Сталинграда. В 1942 году они попали в облаву и были отправлены в тяжелое путешествие – их погнали «на работы» в Германию. Сначала шли пешком, потом погрузились в вагоны и как удачу приняли известие: маршрут состава изменен, он следует в Австрию. Там их разделили по разным концлагерям. Мать и сестру отправили на авиационный завод, Дмитрия - на резиновую фабрику. Подростков использовали на подземных работах.

     Эта перемена, конечно, давала шанс выжить. К тому же австрийцы сочувственно относились к подросткам. Дмитрий Ефимович с благодарностью вспоминает одного мастера, который оставлял ему под рольгангом свертки с бутербродами. И все же жить в концлагере было трудно, и не от хорошей жизни ребята решились на побег. Из шестерых молодых беглецов только один немного знал немецкий язык. Конечно, их поймали почти сразу же. Одно только сообразил сделать Дмитрий – назвал номер не своего лагеря, а место, куда направили мать и сестру. Здесь оказалось немного легче, сестра, знавшая немецкий, работала уборщицей, могла немножко облегчить существование семьи.

     Но до узников уже доходили слухи о приближающемся конце войны, и не было больше сил жить в неволе. Снова побег. На этот раз их поймали у озера Балатон в Венгрии. Но это уже были наши передовые части! На сборном пункте беглецов проверили, решили, что по возрасту Дмитрий годен к военной службе, и пошел вчерашний узник по другим дорогам – от Австрии в Румынию, Болгарию. Так до 1950 года, когда был демобилизован сержантом пулеметного отделения мотоциклетной части.

     А мать и сестра после освобождения из концлагеря были поначалу направлены в Казахстан, лишь потом сумели перебраться поближе к родным местам – в Курбу. Туда и приехал после демобилизации Дмитрий. Он еще в армии заметил в себе неожиданные черты – сами собой вдруг ложились стихи в память. Ни с того ни с сего стал целыми главами заучивать «Евгения Онегина». «Василий Теркин» как будто давно уже жил в нем. К тому же и голос вдруг прорезался. Время было уже спокойнее, и как хотелось возместить трудные дни неволи неизрасходованным весельем юности. На солдатских концертах услышал он первые аплодисменты. Потом уже, поступив на моторный завод, так увлекся самодеятельностью, что даже задумался, а не стать ли артистом? Но сам себя и одернул – у тебя светлая голова и золотые руки, твое дело – техника.

     Перейдя на завод топливной аппаратуры, сразу же показал себя отличным наладчиком. На фотографии на той самой Доске почета – он уже лучший наладчик завода. Смеясь, напомнил, что двадцать лет его портрет с почетных досок не снимали. Семь наград получил, в том числе орден Красного Знамени, дважды был лауреатом ВДНХ за рацпредложения. А среди документов хранится удостоверение – несовершеннолетний узник концлагеря…

     Северный край, 12 апреля 2011